чему научиться. Ничего, Хамид, я научу тебя многому. Ты станешь настоящим бойцом, мужчиной. И запомни – только люди, не боящиеся смерти, могут творить чудеса. Поэтому человек должен быть уверен, что ничего плохого с ним не случится, и тогда все будет нормально!
Он похлопал мальчика по плечу и, подмигнув, поднялся на ноги. Затем Абуиси подошел к плите, поставил на огонь кастрюлю с водой, налитой из пятилитровой бутыли, и принялся доставать из холодильника продукты.
– Ну вот, скоро вода закипит, сварим фасоль с бараниной и поедим, – произнес он, доставая нож и беря доску для разделки мяса. – Теперь я буду о тебе заботиться, договорились?
Ребенок доверчиво кивнул, глядя ему в глаза. В один миг оставшись один, он не знал, кому довериться, к кому обратиться за советом, в котором он так сейчас нуждается. Злость на евреев, накапливавшаяся с каждым словом Омара, сделала свое дело.
– Я согласен, – произнес мальчик.
– Молодец, – стуча ножом, одобряюще кивнул собеседник, – я и не сомневался в тебе, ты настоящий мужчина.
Хамид глядел, как Абуиси ловко управляется с острым как бритва ножом, нарезая мясо на кусочки.
В этот момент к дому подъехала машина, остановилась возле ворот. Из автомобиля со стороны пассажира выбрался крепкий молодой человек, осмотрелся по сторонам и, подойдя к задней дверце, открыл ее. Полноватый мужчина в белом костюме и солнцезащитных очках вылез из машины и направился в сторону дома. В руке гость держал кейс черного цвета. Абуиси ждал его. Это был господин Карван – его зарубежный спонсор, плативший немалые деньги за обстрелы Израиля.
Увидев в окне остановившуюся машину, Омар положил нож, которым нарезал баранину. Наскоро вытерев руки, он обратился к Хамиду:
– Видишь, Хамид, ко мне тут гость пожаловал, мне поговорить с ним нужно. Сейчас я тебе кое-что дам, чтобы ты не сидел без дела, – с этими словами он вышел из кухни, вернулся через минуту.
Омар принес бумагу и фломастеры, положил их перед мальчиком.
– Порисуй пока, как наши неверных бьют, – улыбнувшись, как собственному сыну, которого у него никогда не было, сказал хамасовец.
Боевик встретил гостя на пороге. Войдя, Карван заметил ребенка, сидящего за столом с фломастером в руке. Поморщившись, он огляделся и произнес:
– У меня мало времени. Где мы можем поговорить?
– Раз так, пойдем во двор, – пожал плечами хозяин.
Хамид увлеченно рисовал. Он уже набросал установку «Град» – так, как запомнил, по памяти, рядом изобразил хамасовцев с автоматами в руках. Услышав звук кипящей воды, он поднял голову, отвлекшись от рисунка.
«Нужно пойти спросить Омара, что делать дальше», – подумал он.
Выйдя за дверь дома, мальчик подошел к гаражу, сложенному из мощных каменных блоков. Ворота были немного приоткрыты, и доносились голоса находящихся внутри мужчин. Осторожно ступая, ребенок заглянул туда. Он увидел еще одну установку «Град» в зачехленном состоянии, стоявшую на полу. Гость и Абуиси стояли у открытого кейса с долларами, лежащего на капоте машины. Омар пересчитывал деньги, бережно беря каждую пачку руками и расплываясь в улыбке. Какое-то блаженное чувство охватывало все его тело, когда он прикасался к деньгам.
– Мог бы и больше подкинуть, – многозначительно кашлянув, сказал Омар, – без моих установок до Ашдода никто бы не достал. Я один могу стрелять так далеко. А купить установку для меня очень, знаешь ли, дорого, да и проблематично. Считай, себе в убыток работаю, – хитро щурясь, произнес он, безбожно заливая спонсору. Установки и деньги он получал абсолютно бесплатно у Оффенбаха, который еще и платил за обстрелы.
Карван заметил, что и так платит немало, и готов платить за следующие обстрелы:
– Теперь надо обстрелять северную окраину Ашдода. Послезавтра на рассвете, пока израильтяне уверены, что она недосягаема для «Хамас».
– Это будет сложно. Придется выдвинуться почти к самой границе с Израилем, – усмехнулся Абуиси, – а там сейчас патрули иудейские, да и вертолеты район патрулируют.
– Необязательно, я уже прикинул, – сообщил Карван, – можно просто поднять установку повыше. Есть один заброшенный дом в двадцать два этажа на севере Газы. Вот с него и будешь вести обстрел.
Омар согласился, что это вариант, а затем перешел к следующей теме:
– Да, кстати, у меня есть отличный мальчишка, ты его уже видел. Сколько заплатишь, если он в Иерусалиме подорвет с собой автобус в час пик?
– Семьдесят тысяч долларов, – чуть подумав, назвал сумму Карван.
– Побойся Аллаха! – всплеснул ладонями Абуиси. – Мне же еще нужно будет заплатить его родителям и братьям за смерть мальчика. Знаешь, как они его любят? Меньше пятидесяти тысяч не возьмут. Мне его отец так и сказал. Так что давай сто.
В голове мальчика, слышавшего это, все просто перевернулось. Хамид, стоявший возле приоткрытой двери гаража, был шокирован таким циничным враньем и торгом – ведь его родители погибли. А главным аргументом Омара в агитации за героическую смерть было то, что мальчик – сирота. Никто плакать не будет – так ведь сказал Абуиси при разговоре. А сейчас получается, что не убил его Абуиси только для того, чтобы продать его смерть подороже…
– Хорошо, получишь свои сто, – ответил Карван, – мальчик мне будет нужен через неделю. Успеешь?
– Все сделаем в лучшем виде, – заявил Абуиси.
Он повел гостя к воротам, за которыми того ждала машина. Они остановились, пожимая друг другу руки. Карван еще раз спросил, не выпуская руки хозяина дома:
– Значит, договорились? Не подведи меня.
– Клянусь Аллахом, – воздев руки к небу, торжественно произнес Абуиси.
– Хорошо, я тебе верю, – кивнул Карван, садясь в автомобиль и закрывая за собой двери.
Машина рванула с места, поднимая на дороге клубы пыли.
Омар развернулся и пошел к своему дому. Войдя внутрь, он прошел на кухню. На столе лежал неоконченный рисунок. На плите стояла пригоревшая кастрюля с выкипевшей водой. Хамида нигде не было.
Глава 27
В районе разбомбленного роддома движение не затихало ни на минуту. Руины разбирали пожарные, хамасовцы, родственники тех, кто погиб при обстреле. С утра до заката солнца кипела работа. Люди извлекали из-под обломков трупы, причем некоторым из них погибшие приходились ближайшими родственниками. Если у кого-то и были хотя бы слабые надежды отыскать кого-то живого, то они быстро улетучились – ракеты уничтожили все живое, находящееся в здании роддома. Крики и причитания слышались со всех сторон. Родственники оплакивали своих погибших. Женские вопли разносились вокруг, подхватываемые ветром, они долетали до соседних зданий. Вокруг руин было выставлено оцепление из полиции – боялись мародерства. Большинство трупов уже опознали и увезли, но, поднимая куски бетона, находили все новые и новые жертвы.
У больничного комплекса остановился тот самый ржавый полугрузовичок израильских командос. За тонированными стеклами трудно было определить, кто находится внутри. Но вот из него выбрались Черток, Гоц, замаскированные под арабов, а также Локис. Он сменил свою испачканную одежду на новую, любезно предоставленную ему Кочаряном. Теперь сержант был одет в летние брюки бежевого цвета, кремовую рубашку и светлые туфли. В гардеробе запасливого Тиграна нашлось немало одежды разных размеров.
Суламифь и Леонид были великолепно подготовленными бойцами «Дувдевана», а потому свободно разговаривали по-арабски с минимальным акцентом. Но акцент при разговоре по-араб-ски на Ближнем Востоке и в Северной Африке – вещь обычная, потому как для многих этот язык – не родной, а средство «межнационального общения».
Локис в сопровождении командос направился к ближайшему полицейскому, чтобы попросить разрешения пройти.
– Я поляк, – по-английски начал он, – вы понимаете меня?
