– Это Элла Тягнибеда!
– Да, – тем же тоном и с той же интонацией сказала Ирма. – Да.
– Вы не поняли? Это Элла Тягнибеда! Я почти уверена, что мой детектив лежит возле вашей кровати на тумбочке!
– Да, – последовал всё тот же ответ механической куклы.
– Я жена Глеба Сазонова, который работает у вас воспитателем! – попыталась я зайти с другой стороны.
– Да.
– Я очень хотела бы с вами встретиться!
– Да.
– Я хочу помочь вам! Я смогу это сделать!
– Да.
– Тьфу на вас! – не выдержала я. – Вам плевать на судьбу своего сына?! Никогда не думала, что у женщины с таким бизнесом как у вас, могут быть слабые нервы!
– Сколько? – вдруг спросила Громова всё так же бесцветно и тускло.
– Что – сколько? – опешила я.
– Сколько денег вам надо за Прохора?
Я аж вспотела от её тупости, но тут же сообразила, что Громову, скорее всего, накачали транквилизаторами, чтобы отключить её от действительности.
– Нисколько, – буркнула я. – Я мальчиками не торгую. Вы можете передать трубку своему мужу, если он, конечно, не такой же обдолбанный успокоительными как вы?
– Да, – отчеканил голос «из могилы», и тут же раздался приятный мужской баритон:
– Слушаю вас.
– Я Элла Тягнибеда, – начала я сначала.
– Очень приятно. Слушаю вас, Элла.
– Вы знаете, кто я такая?
– Пару раз видел в женских журналах и по телевизору.
– Слава богу. Я хотела бы с вами встретиться.
– Зачем?
– Мой муж считает себя виновным в том, что произошло с Прохором. Я должна найти мальчишку прежде, чем Глеб наделает глупости и загремит в тюрьму.
– Ерунда какая-то. Как вы его найдёте?
– Это мои проблемы.
– Даже не знаю…
– Я должна с вами встретиться!
– Хорошо, подъезжайте завтра в восемь утра. Меня зовут Никас, я отец Прохора.
– Спасибо.
Он продиктовал адрес. Я записала его на пачке сигарет и с облегчением нажала отбой. Коррумпированный Чусов-лэнд, куда нельзя соваться без оружия, показался мне удивительным и прекрасным местом после этого тяжёлого разговора. Я газанула и с удовольствием помчалась в направлении, которое указывала красно-жёлтая стрелка.
Указатели неожиданно закончились километра за три до земли, облюбованной вице-мэром. Поскольку уже стемнело, а подступы к посёлку не освещались ничем, кроме фар моей машины, я полчаса проплутала по грунтовой дороге, пытаясь найти хоть какое-нибудь жилище. Наконец, яркий ксенон выхватил из темноты какой-то сарай. Я посигналила этому коровнику, он вспыхнул узкими окнами, и из его дверей вывалился дед с берданкой. Не долго думая, дед прицелился в лобовое стекло и заорал:
– Хенде хох!!!
– Гитлер капут! – откликнулась я, поднимая руки и выходя из машины. – Мне бы в Чусов-лэнд на полчасика…
– Вход тыща рублей, машина остаётся здесечки, и не проси даже, дальше на колёсах – ни-ни!
– Что так дорого-то? – возмутилась я, не рискуя опустить руки.
– Дак не на танцы едешь, а к приличным, небось, людям! – Дед ткнул меня в грудь берданкой. Я была уверена, что агрегат заряжен солью, но проверять не хотелось, поэтому я молча достала из сумки две тысячи рублей. Дед схватил деньги как коршун цыплёнка, сунул их в карман телогрейки и строго спросил:
– К кому? – Повесив берданку на плечо, он выудил из запазухи блокнот и приготовился писать.
– А к кому два парня на «Вольво» поехали?
– Я спрашиваю ты к кому?! – рявкнул дед.
– К Чусову. Племянница я его.
– Ох ты, ёкарный бабай, все к Чусову и все племянники, – пробормотал дед, делая запись в блокноте. – Как зовут?
– Чусова?
– Тебя!
– Маша.
– Из тебя Маша, как из меня Таня.
– Света.
– Документ покажь!
Всего за пятьсот рублей он согласился, что я Света без документов.
Пока он писал, я с высоты своего роста попыталась заглянуть в блокнот, но в темноте ничего не увидела. Скорее всего, дед только делает вид, что ведёт учёт, а на самом деле ждёт очередной мзды. Я достала из кошелька сто евро и помахала купюрой перед носом у горе-сторожа.
– Ёкарный бабай, – заворожено пробормотал дед, – Хошь, я тебя Изаурой запишу?
– Себя Изаурой запиши. А мне берданку продай и позволь на машине в посёлок проехать.
– Ёкарный! Бабай! – раскудахтался сторож. – Табельное оружие?! Продать?! Да только через мой генеральский труп! На. – С трагической рожей он протянул мне берданку. – У меня ещё есть. Но к Чусову только пёхом!
Я забрала берданку и села в машину.
– Только пёхом!! – заорал дед и лёг на капот.
– Слышь, Изаура, спрыгни, я очень быстро езжу, – по-человечески попросила я деда, но он прилип к капоту как солдат к амбразуре. Тратиться больше на него не хотелось, у меня и так денег мало осталось. Я газанула и тихонько поехала.
– Дорогу показывай, – приказала я безбилетному пассажиру, высунувшись в окно.
– Прямо! – подчинился приказу дед. – Налево! Опять прямо! Ёкарный бабай, не газуй, Машуня, мягче иди, мягче!..
Дорога к главному дому посёлка, надо сказать, была отвратительная. Низкая «Ауди» скребла днищем колдобины, проваливалась в глубокие рытвины и подпрыгивала на ухабах. Дед подлетал на капоте, загораживая мне вид из окна.
– Говорил, пёхом иди! – орал он. – Нет тут дороги, не построили ещё к дяде твоему автобана!
Машина вдруг куда-то нырнула, провалилась, забуксовала и… заглохла. Я высунулась в окно и обнаружила, что влетела в глубокую яму.
– Приехали, – спрыгнув с капота, сообщил дед. – Тутоси тебе и дядя, и тётя, и дно морское. Пёхом надо было переть!
Я вышла из машины, чтобы оценить ситуацию. Яма была не то, чтобы очень глубокая, но низкая спортивка засела в ней как лодка на мелководье.
– Ёкарный бабай! – выругалась я, с берданкой наперевес обходя «аудюху». – Если бы ты, дед, дорогу мне своей генеральской персоной не загораживал, я бы сюда не влетела. Какого хрена ты на капоте решил покататься?!!
– Тутось до цели рукой подать! Прямо, налево, прямо, налево, два шага назад, чуток наискосок, и – прямо в лапы к дяде своему попадёшь! При, Маша, пёхом, а я пока трактор подгоню, чтобы твою тарантайку
