этого добралась до дома.
Дети у дома не играли в песочнице, а носились друг за другом с игрушечными автоматами.
– Дети! – закричала с лавочки одна из бабуль. – Не играйте в войну! Гробов и так не хватает! А ведь гробы из дерева делаются. А деревья дают кислород!
Ход ее мыслей так поразил Катерину, что она замерла, выходя из машины.
– Доброго здравьичка! – крикнула Кате та же бабушка. – С возвращеньицем! – Катерина кивнула и сделала вывод, что всему двору известно, откуда она вернулась.
Из подъезда вылетел Майкл. Катерина сунула руку в сумочку, нащупала там купюру, но Майкл с такой скоростью сиганул за угол дома, что она даже не успела вынуть деньги. Все знают, откуда она вернулась... Даже Майкл боится или брезгует брать с нее мзду. Все было вокруг, как прежде, да все не так...
Прошмыгнуть незамеченной к лифту Катерине не удалось.
– Вернулась, Катерина Ивановна! Ура, поздравляю! – радостно крикнула Верка из своего «аквариума».
Катя со вздохом остановилась у окошечка, и хотя сил совсем не было, приветливо улыбнулась.
– Спасибо, Вера. Я знаю, что ты для меня сделала...
– Ой, да ничего такого, Катерина Ивановна! Я только следователю этому всю правду рассказала про перчатку ту странную, как она из штанов того хмыря выпала...
– Вер, что это с тобой? – удивить Катерину после трех суток, проведенных в изоляторе, было трудно, но она удивилась. И не столько петушиной раскраске лифтерши – синие пряди в волосах, фиолетовые веки и красные губы, сколько...
– Пирсинг это, – покраснела Верка под толстым слоем румян и поочередно потрогала колечко в носу, клипсу на подбородке, и какую-то висюльку, продетую в бровь. – А ведь все-таки вас отпустили! – победно потрясла Верка пухлым кулачком над головой.
– За недостаточностью улик, – кивнула Катя и без стеснения, с остервенением, почесала одну коленку, потом другую, потом шею и голову. – Господи, да сутки теперь из душа не вылезу! – улыбнулась она. – Отмоюсь добела!
Верка покачала понимающе головой и проявила осведомленность:
– Под подписку о невыезде отпустили?
– Как полагается, – снова кивнула Катя. – Пока идет следствие.
– Это же надо чего удумать! Вы – и убийца! Да мы с Зойкой тут за тебя...
– Спасибо, Вера! Ты не представляешь, как вы мне помогли! – Слезливая благодарность вдруг так одолела Катерину, что она утерла повлажневшие глаза. Господи, ну хоть бы была у нее какая-нибудь задушевная подружка, которой можно бы было выплеснуть все свои горести! Но подружки у нее не было, и почему-то Верка вдруг показалась самым близким человеком.
– Вер, ты представляешь, меня спасли люди, которые меня знали и окружали! Вы с Зойкой, Любаша- уборщица, Верещагин, мой зам... Все рассказали про эту чертову перчатку. Андрей Андреич, директор агентства, дал мне такую характеристику!.. Только хмырь этот, Дима-охранник, или Игорь, испугался, сказал, что знать ничего не знает ни про какую перчатку.
– Вот гад!
– А еще меня спас Лазарь Соломонович, адвокат. Его Андрей Андреич прислал.
– Ну, если Лазарь Соломонович!
– Ты его знаешь?
– Нет, но человек с таким именем должен быть очень хорошим адвокатом! – Верка потрогала висюльку в брови. – Это ж надо удумать, вы – и убийца! Да никто в нашем подъезде не поверил!
– Три человека подтвердили, что видели, как я заходила рано утром в тот дом. В том числе и охранник! Пропуск он не спросил, так как меня ни с кем не перепутаешь. Говорит, что на мне якобы была красная шляпа. Ты видела когда-нибудь, чтобы я носила шляпы?
– Вас и зимой-то шапку не заставишь одеть! Я так тому следаку и сказала! Это кто-то же под вас гуталином вымазался!! Ой, извините...
– Ничего. Сегодня ототрусь мочалкой добела!
– Это что ж, в том доме-то нет никакой консьержки что ли, или лифтерши? Вот от моего глаза бы ничего не утаилось, я бы сразу ту гадину в шляпе раскусила!
– Там консьержка в декрет ушла, представляешь?
– Ой.
– Что?
– Нет, ничего.
– Но там есть камеры наблюдения! Они-то меня и спасли! Адвокат скрупулезно записи рассмотрел, увеличил и...
– Ну?..
– Шляпа лицо скрывала. Фигура, рост, цвет кожи похожи, да... но... шея!
– Что?!
– Кадык был на шее! Мужик это был!
– Ой!
– Вот тебе и «ой». И как это создание в шляпе выходило из дома – никто не видел! И на камерах этого нет! Идиоту понятно, что, переодевшись, он свое дело черное сделал, от шмоток избавился, грим с себя стер и свалил. – Катерина снова почесала шею, руки, плечи, лицо, и даже потерлась боком о прозрачную будку. – Как шелудивая корова, – прокомментировала она. Но Верка ее не услышала, она фиолетово- размалеванными очами бессмысленно уставилась в пространство.
– Вер, а зачем тебе... пирсинг?
– А что? Моему парню нравится!
– Найоби?
– Кать, ты только не пугайся, но тут такое ЧП приключилось...
– Господи, что еще?.. – Сердце екнуло, провалилось, и весь чес прошел без следа.
– Твоя домработница избила моего Наойба. Он теперь в больнице в гипсе лежит.
– Моя – кто?..
– Ну, дама эта, Марина, которую ты наняла, чтоб хозяйство вести!
Катерина набрала в грудь воздух, чтобы заорать, что нет у нее никакого хозяйства, и, следовательно, никакой такой дамы нет, чтобы его вести. Она набрала воздух и вдруг сказала:
– А-а! Ну, да! Черт возьми, Найоби на нее в милицию заявил?
– Что ты, – замахала руками Верка. – Он ее простил и даже похвалил! Он, понимаешь, к тебе поднялся, в дверь позвонил, а она его за грабителя приняла. Дверь открыла и отметелила! Чума, а не баба!
– Слава богу!
– Что?
– Пока, Верка. Я в ванну, мыться добела! – Катерина шагнула к лифту.
Верка вздохнула, по-старушачьи перекрестила Катерину и потрогала колечко в носу.
– Кать!
– Ну? – Наверное, у Верки тоже было негусто с подругами, потому что она вдруг выдала:
– Кать, я, наверное, скоро тоже ... того...
– Что?
– Как консьержка.
– В смысле?
– В декрет!
– Ой!
– Вот те и «ой»! – гордо заявила Верка. – И не спрашивай, кто отец. Не скажу.
– Не спрошу, – засмеялась Катя, хотя еще утром была уверена, что смеяться не сможет уже никогда в жизни.
– Только Зойке не говори! – прокричала вслед Верка.