хрен. Кажется, он вышел из крематория вместе со всеми, а может, и нет! Зато я заметил, что он не пошел в микроавтобус, который повез людей на поминки, а устроился в тени на скамейке и стал следить за тем, как ты маялась там, в машине, поджидая этого чудика с Пизанской башней на хилой груди.
– Эйфелевой.
– Пизанской.
– Эйфелевой!
– Ну, значит, у него сколиоз! Когда америкоз появился с горшком в руках и уселся в твою машину, бородатый козел занервничал и стал ловить такси. Чтобы облегчить свою задачу, я велел водителю подсадить его к нам. Бородатый сначала отказался, увидев меня, но времени у него было мало, он сунул водиле сто баксов и велел следовать за красным «Мустангом». Водитель офонарел от таких денег и блестяще справился с задачей – в пробках висеть на хвосте не так уж и сложно. Я сидел впереди, на пассажирском сиденье, и все время поправлял грим, чтобы в зеркало получше рассмотреть бородатую рожу. Но это было трудно: гад специально нацепил темные очки, да и борода наверняка покупная. У кафе он отпустил машину, но я дал водиле денег и попросил еще немного поторчать в моем обществе. Водила оказался не против и снова начал лапать меня за коленки. Бэби, я такого из-за тебя натерпелся! Пока вы торчали в этой кафешке, я чуть невинность не потерял! Пришлось лояльно отнестись к вольностям шоферюги, потому что он мне был еще очень нужен. Я попросил перепарковать машину подальше, чтобы патлатый не мог нас увидеть. Он уселся недалеко от кафе и прикрылся газетой. Я сначала думал, что у него денег с собой нет, чтобы за вами в кафе спуститься, а потом понял – он просто светиться не хотел. Кафешка дорогая, элитная, там в такое время народу всегда мало. В общем, время шло и шло. Я уже из «Москвича» вышел, хотел его за грудки с лавки приподнять и напрямую спросить, что ему от вас нужно. Но тут из кафе вышла ты. Он руку в карман сунул, и очень мне это не понравилось. Я к нему подбежал и попросил сигаретку. Он задергался, но сигарету дал. А я рядом с ним плюхнулся на лавку и начал клеиться! Но патлатый гад со мной знакомиться не хотел, бурчал: «Отвали!» да «отвали!» А потом америкоз с горшком вышел. Мой герой вскочил вдруг, побежал и выстрелил. Тут ты из машины выскочила, я к нему рванул и в спину его толкнул... Второй выстрел снял стружку с деревьев. Остальное ты видела. Бородатый бросился удирать, я за ним. Если бы не моя узкая юбка, он бы не ушел!
– Откуда у тебя пистолет?!
– Ты что, сбрендила, бэби? Ты же сама его в мусор сунула! Или ты думала, что я вынесу его на помойку?! Мой «макарыч» всегда в моей дамской сумочке! – Он помахал старой Катерининой сумкой, о существовании которой она и не помнила. Где он ее откопал?
– Ты хорошо запомнил его?
– Я рад, бэби, что ты стала вменяемой и стала задавать вопросы по существу. Нет, мне будет трудно его узнать. Я свалял дурака и не попытался отодрать у него бороду, сорвать парик, а заодно и темные очки. Вся эта бутафория была плохого качества, но сделала свое дело. Я бы гнилую тыкву не поставил на то, что смогу узнать этого человека. Рост средний, телосложение хлипкое, одежонка стандартная. Вот только...
– Что?!
– Наколку я у него заметил. На среднем пальце правой руки – крест.
– Негусто.
– Густо, бэби, густо. Ты жива, америкоз твой жив, разве это не результат моих героических подвигов? Ты вот говоришь, где я шлялся, а я этого чудика с прахом папаши до аэропорта довозил, все на том же ржавом «Москвиче». Это чтобы с ним ничего не случилось. Жуть, сколько я бабок отвалил водиле за свои неформальные задания! А чудик меня целовал на прощанье в губы, просил телефон и обещал вернуться. Скажи мне спасибо и поцелуй!
– Не дождешься! – Катя прикрыла дрожащее пламя рукой и загадала: если погаснет – жизнь прахом, нет – она выйдет из этой передряги с гордо поднятой головой.
Мат-Мат наконец отдышался, поднялся, и наощупь поплелся в спальню.
– Господи, как тяжела бабская доля! Мне на завтра назначено три свидания, меня пригласили на кастинг в какую-то телепрограмму, меня бабы пилят ненавидящим взглядом, а мужики норовят подсадить в автобус!
Катерина пошла за ним, бережно прикрывая язычок пламени, дающий слабый, дрожащий свет. В спальне Мат-Мат начал с таким ожесточением скидывать себя одежду, будто она его жгла. Оставшись в одних трусах, он сорвал парик, взял с комода какой-то флакончик, безошибочно отыскал ватные диски и стал стирать грим.
– Да ты кокетка, – усмехнулась Катя. – Хвастаешься тем, что пользуешься успехом!
– Ты должна спросить, что нам делать дальше. – Он закончил с гримом и плюхнулся на кровать, поверх атласного покрывала. Его белое тело в темноте казалось еще белее, а шрам на животе приобрел лиловатый оттенок.
– Нам?! – заорала вдруг Катерина так, что у пламени не осталось шансов выжить. Оно наклонилось, забилось, и почти сдалось, но Катерина выходила его какими-то страстными манипуляциями, смысл которых был непонятен ей самой. – Нам?! – шепотом повторила она. – Понимаешь, Мат-Мат, понятие «мы» вряд ли существует! Кто ты такой? Бандит, которого ищет вся московская милиция? Кто такая я? Детдомовская девочка, чудом выжившая в одной передряге и через много лет вляпавшаяся в другую? Не скрою, я очень одинокий и, может, даже озлобленный человек. Но это не значит, что я брошусь тебе на шею, и буду делать все так, как ты захочешь! Спасибо, конечно, что ты спас мне жизнь, но...
– Кэт, а что случилось со светом?
– Авария! – взревела Катерина так, будто это слово было самым страшным ругательством. – Ты что тупой?! Мне действительно интересно знать, откуда ты можешь знать математику! И не смей мне указывать на то, что мне следовало бы у тебя...
И тут вспыхнул свет. Он ослепил, отрезвил и дал надежду на счастливое будущее.
Матвей встал, подошел к Катерине и забрал у нее свечу.
– Не дуй! – заорала Катя и он, так и не дунув на пламя, поставил свечу на комод.
– Пойдем спать, бэби. – Он потянул ее в кровать. – Пойдем! Завтра ты расскажешь мне все-все про тебя, а я тебе все-все про меня. А сейчас нужно спать, потому что утро вечера мудренее, но темнокожие детдомовские девочки не знают об этом, потому что никто и никогда не читал им сказок. Спать!
– Как... спать? А свет? Куда мы денем свет?
– Выключим!
– Ну, нет! Я так рада, что его дали...
– Тогда пойдем покатаемся в лифте. Мне было очень обидно идти пешком на такой высокий этаж.
– Пойдем. Только свечу...
– Оставлю. Мы будем кататься вверх-вниз, а она будет гореть в честь... чего ты там на нее загадала?..
– Все-все я скажу тебе завтра.
Он кивнул и быстренько влез в синий халатик. И надел парик. И накрасил губы.
– Кадык! – засмеялась Катя.
– Что?!
– Переодевшись в женщину, ни один мужик не допрет спрятать кадык! Наша Верка тебя раскусила.
– Дорогая, – сказал Мат-Мат грудным голосом, – «у каждого свои недостатки!» Кажется, так?
Мир сузился до тесной кабинки. Они прокатались в лифте почти до утра. Они целовались, конечно, и Катерина вся перемазалась помадой Мат-Мата.
Когда они вернулись в квартиру, рассвет настойчиво лез во все окна. На комоде горела свеча. Она догорела до основания, и было совсем непонятно, как она может еще гореть.
Глава пятая
