Дедок-водитель законопослушно сбавил скорость – машина въезжала в городскую черту.
– Это я насчет барышни, якобы от меня беременной, – негромко напомнил Сазонов. – Я ведь тебе уже говорил, что почерк знакомый. Четыре с половиной года назад этот поганый мент уже пытался закрыть меня якобы по «мохнатке». За вьетнамский гадюшник «Сайгон». М-да… Ничему его жизнь не научила. Все та же технология: шантаж по сто тридцать первой, часть «два» пункт «д»… Зато Генпрокуратура в моем лице наконец-то установила личность потерпевшей, – неожиданно завершил он.
«Москвич» неторопливо подъезжал к перекрестку. Впереди, у самого светофора, маячил грязно-белый «Опель» – тот самый.
– Давайте во-он за тем пикапом, – достав из кармана портмоне, Леха протянул водителю несколько купюр. – Быстрее, быстрее, не отставайте.
– Вы что – бандиты?! – Старичок-водитель испуганно таращился на типично уголовную физиономию Пили.
– Бандиты – в белом «Опеле», – холодно разъяснил Жулик и небрежно помахал перед носом водителя сафьяновым удостоверением. – А ваш гражданский долг, уважаемый, – помочь нам в предотвращении очередного преступления. Органы правопорядка всегда были сильны поддержкой честных граждан… Или я не прав?!
Так жизненные пути профессионального афериста и мента-интригана в очередной раз пересеклись под кривым углом. И их старые счеты стали далеко не единственной точкой этого пересечения…
Глава 9
Две пары глаз неотрывно следили за ломкими татуированными пальцами, неуловимо быстро тасовавшими карточную колоду. Карты мелькали с калейдоскопической скоростью, и отследить все движения сдающего было невозможно.
Свет низкого абажура тревожным пятном ложился на ломберный столик. На истертом сукне громоздились кучки мятых кредиток. Над абажуром слоисто клубился сигаретный дым, нехотя выползая в распахнутую форточку.
Игроков было трое: молодой красавчик с бледным лицом и зализанными назад гладкими черными волосами, мордатый крепыш с тяжелой боксерской челюстью и высокий седой старик интеллигентной наружности, в золотых очках, оливковом костюме и табачном, в тон ему, галстуке. Если бы не зоновские татуировки-«гайки», густо испещрявшие его пальцы, этого человека вполне можно было бы принять за дирижера симфонического оркестра или университетского профессора.
– Гена, срежь, – старик учтиво протянул карты бледному красавчику.
Тот, поплевав на пальцы, сдвинул колоду.
– Что стоит кон? – спросил он.
– Как всегда. Минимальная ставка полтинник, – не глядя на Гену, отозвался старик.
Торговля прошла живо, и в последнем круге ставки круто взлетели вверх. Игроки потянулись к сдаче.
Едва взглянув в свои карты, мордатый крепыш кинул их на стол.
– Прикупаю со сносом трех, – пробасил он и потянулся к колоде.
– Стрит, – воодушевленно объявил Гена.
Вкрадчивым скользящим движением старик вскрыл свою сдачу и тут же объявил:
– Каре. Играем дальше? – И, не дождавшись ответа, небрежно сгреб банк себе…
…Шестидесятилетний Иван Михалюк, крученный по жизни рецидивист с восемью судимостями, был известен в городе как Дядя Ваня. В местных бизнес-кругах не было человека, который бы не знал этого имени. Что, впрочем, неудивительно – ведь Дядя Ваня был «смотрящим» по городским рынкам. Высокий уголовный статус полностью соответствовал юридическо-правовым нормам: частная охранная фирма «Находка» (оформленная на подставное лицо), разрешение на оружие и корреспондентский счет в банке. Фирма «крышевала» абсолютно все, что имело хоть какое-то отношение к рынкам: бакалейные киоски и мебельные салоны, платные автостоянки и торговые склады. Михалюк по праву считался одним из влиятельнейших людей города. Однако «смотрящий» вел себя скромно, во всяком случае – никогда не дербанил бизнеснюг почем зря. Да и коммерсы не наглели: тихонько отстегивали фирме процент «за охранные услуги», получая взамен зыбкие обещания «если что, разобраться». Но горе было тем, кто отказывался платить! Злостным неплательщикам сразу же объясняли, почем фунт сладкого, сколько в рубле алтын и вообще – кто хозяин на рынках. Поджоги товаров, нападения неизвестных хулиганов и наезды налоговых служб были далеко не последними аргументами этого объяснения…
Говорили, будто бы на совести Дяди Вани несколько заказных убийств. Впрочем, это были всего лишь слухи… Еще говорили, будто бы во время отсидки на гиблом воронежском «строгаче» Михалюк стал положенцем, то есть кандидатом на вора. Но и эту информацию никто не подтверждал и не опровергал. Ментура начисто игнорировала странную охранную фирму и ее фактического хозяина. Обострять криминогенную ситуацию было не с руки: ведь «смотрящий» всегда мог подписать под себя несколько десятков стойких татуированных солдатиков. В городе с полумиллионным населением и богатыми криминальными традициями это было несложно.
Больше всего на свете Михалюк любил карты, и не было игры, тонкостей которой бы он не знал: от любимого блатными «тэрца» до интеллектуального преферанса, от пролетарского «храпа» до студенческой «тысячи». Но чаще всего он отдавал предпочтение покеру – игре, построенной не на глупом везении, а на тонком понимании психологии противников. Покер был хорош многим. Под видом проигрыша нужному человеку можно было всучить взятку. А можно было и передернуть, чтобы, выиграв у другого нужного человека, поставить его в круговую зависимость от себя.
Чаще всего Дядя Ваня приглашал на покер Гену Зацаренного по кличке Цаца, номинального директора «Находки», и Игоря Мамрина по кличке Зондер, бывшего в охранной фирме эдаким фильтром-обогатителем между базарными бизнесменами и «смотрящим». Зондер был нормальным пацаном – вел себя правильно, не бурел и не зарывался. А вот Цаца, типичный провинциальный мачо с мелкоуголовными задатками, в последнее время слишком о себе возомнил. И эту «шестерку», по мнению Михалюка, давно следовало посадить на жопу…
…Игра, начавшаяся в полночь, длилась уже часов шесть. Сперва Дядя Ваня выиграл кучу денег, потом почти все спустил, затем фарт вновь повернулся к нему лицом.
Перед очередной сдачей карт Михалюк закурил и, подойдя к окну, с треском распахнул раму. Малиновая планка рассвета застенчиво розовела под серым небом. Теплый утренний ветер нес в окно тонкую горечь ночных цветов.
– Светает… – зевнул «смотрящий» и прикрыл рукой рот, в котором тускло поблескивала золотая фикса. – Может, хватит, пацаны, на сегодня?
– Мне вроде как пруха повалила, – негромко возразил Цаца, – давай еще катанем…
В реплике прочитывался нехитрый подтекст: пока банк полон, а пацан хочет рискнуть фартом, то по всем «понятиям» «катку» нельзя прекращать.
– Если Дядя Ваня согласен дальше шпилять, я отваливаю, – объявил Зондер и, закурив, откинулся на спинку стула. – Ты, Цаца, не против?
– Игра, – безучастно сказал «смотрящий», и карты вновь зашелестели по истертому сукну.
К половине седьмого утра Зацаренный проигрался в пух и прах. Однако по-прежнему не хотел отходить от стола. Михалюк знал, что Цаца – человек запойной картежной страсти, эдакий самосвал без тормозов. Выигрывая, он снимал с соперников шерсть до последнего бакса. Проигрывая, свято верил, что при следующей сдаче карт ему непременно повезет и он не только отыграется, но и сорвет куш. Но отыгрывался он далеко не всегда…
Как, например, сейчас.
Когда за окнами окончательно рассвело, в портмоне Зацаренного не осталось ни одной крупной купюры. Сдернув с пальца перстень-печатку с подозрительно массивным бриллиантом, Цаца небрежным жестом бросил его на стол.
– Голдовую гайку с брюликом ставлю. Пятихатка, – мрачно объявил он.
– Сотка, – поморщился Михалюк, едва взглянув на перстень. – Да какой это брюлик? Фианит, стекляшка… «Рыжье»-то хоть честное?
