требовала не только осмысления, но и проверки. Развалив свои необъятные телеса в лайковом кресле, Коробейник лишь изредка бросал на Эдика значительные взгляды. Наконец снизошел до успокоительного:
– Не ссы, не кину… Мы ведь нужны друг другу. Правда, Эдичка?
– Так уж и нужны!
– Я за свои слова отвечаю. Сейчас я, ты и Наташка идем к дежурному следователю прокуратуры. Наташка под мою диктовку в твоем присутствии пишет отказуху: мол, будучи в состоянии алкогольного опьянения и поддавшись эмоциям, оговорила тебя, в чем и кается. Была пьяная, пошла ночевать к подруге, поскользнулась на рельсах и едва не попала под поезд. Дело о покушении на убийство автоматически прекращается.
Мельком взглянув в зеркальце заднего вида, Голенков отметил, что на бледном лице Наташи задрожало негодование. Неожиданное соглашательство мужа с любовником не позволяло ей насладиться местью.
– А как же… – несмело начала она, однако Юрий Васильевич осадил ее резкой репликой:
– Мы же обо всем договорились! Тебе лучше что – опять мужа в тюрьму отправить и нищей остаться? Или всем нам из этой ситуации что-то выкрутить?
И – вытряхнул ее из разговора, словно крошку со стола.
– А потом что? – просипел Эдуард Иванович.
– Ты мне показываешь свой персональный Клондайк… То есть не твой, а покойных вьетнамцев. Я, в свою очередь, обещаю оформить узкоглазых как неизвестных. Ты возвращаешься в «Золотой дракон» и работаешь как ни в чем не бывало. А что тебе надо будет делать – потом расскажу…
– А что я должен буду делать?
– Если вьетнамцы клепали свои червонцы из радиолома… Почему бы и нам не попробовать? – с подкупающей прямолинейностью признался правоохранитель. – Вот ты мне в этом и поможешь. Посвящать в ситуацию людей посторонних, сам понимаешь… не хочется. А ты от меня вкруговую зависишь. Кстати, насчет того мужика с радиозавода… Ну, который на микроавтобусе по утрам приезжал. И что – после убийства вьетнамцев он больше не появлялся?
– Нет.
– А Хьен?
– Не знаю. И звонил ей, и домой приезжал, у узкоглазой прислуги справки наводил. Никто ничего не знает, – опустошенно признался Эдик. – Говорят – «не пьиезжала есьце наса Хьен»… Может, во Вьетнам свой свалила?
Описав по площади правильный полукруг, «Линкольн Навигатор» остановился на служебном паркинге. «Министерство юстиции РФ. Городская прокуратура», – значилось на табличке парадного подъезда. Черная «Волга» с минюстовским номером, стоявшая поодаль, повергла Коробейника в уныние.
– Твою мать… – вздохнул он. – И этот московский тихушник тут как тут. И что ему в прокуратуре понадобилось?
Сняв с Голенкова наручники, полковник милиции легонько подтолкнул его к дубовой двери.
– Только без глупостей, – весомо предупредил Юрий Васильевич и, коротко кивнув сержанту-вахтеру, осведомился насчет дежурного следователя.
– На месте, товарищ полковник. Второй этаж, двести девятый кабинет.
– А московский следак на черной «Волге»… У кого он сейчас? – милицейский полковник доверительно понизил голос.
– В архиве работает. Час назад приехал.
– Ну и как? Лютует?
– Да нет, товарищ полковник. Вежливый такой, культурный. Кстати, вон он идет… – шепнул вахтер, взглядом указывая на гипсовую Фемиду, возвышавшуюся над пролетом парадной лестницы.
По ступенькам, крытым ковровой дорожкой, неторопливо спускался невысокий блондин с портфелем в руке. Выглядел он весьма импозантно: резкие волевые морщины, энергичный поворот головы, рельефные тонкие губы… Лишь уродливая бородавка на подбородке немного портила его внешность.
Едва взглянув на «инкогнито из Москвы», Эдуард Иванович лязгнул челюстью, на секунду зажмурился, открыл глаза… Над ухом хрустально дзинькнули невидимые колокольчики. Гортань взбухла и начала душить.
Он узнал этого человека.
Грамотный грим и накладные волосы совершенно преобразили облик рецидивиста Сазонова. Однако черты лица его оставались почти неизменными. Голенков не верил своим глазам. Профессиональный аферист, когда-то низведший блистательного капитана Угро до состояния ничтожества, был не в далекой Франции, а рядом, в каких-то нескольких метрах…
Глаза бывшего опера затлели мрачноватым боевым мерцанием. Кулаки инстинктивно сжались.
– Это же… Жулик! – сдавленно прохрипел он.
– Кто жулик? – не понял Коробейник.
Не в силах себя сдержать, Голенков бросился по лестнице и, вытянув руки, схватил «следователя Генпрокуратуры» за волосы. Но тут же, получив слепящий удар под ложечку, распялил рот и выпучил глаза. Следующий удар – кулаком снизу в челюсть – сбил Эдика с ног, и он полетел по лестнице, считая затылком ступеньки. Однако нашел в себе силы быстро подняться. Непонятливо посмотрев на странный предмет, зажатый в руке, он понял, что это короткий светлый парик, сорванный с головы «старшего советника юстиции». Затем перевел взгляд на лестницу.
Коротко стриженная голова мелькнула у подножия Фемиды… Мгновение – и статуя со страшным грохотом обрушилась на ступеньки. Правосудие оказалось не только слепым, но и непрочным: осколки разящей шрапнелью разлетелись по вестибюлю. Голова с завязанными глазами футбольным мячом прокатилась по лестнице.
Голенков инстинктивно зажмурился… Когда он открыл глаза, лестница была пустой. Поняв, что выход из здания перекрыт, Жулик помчался наверх.
Коробейник и мент-вахтер пялились ошарашенно; слух, зрение и сознание никак не могли совместить воедино полученную информацию. Да и сама ситуация не поддавалась немедленному осмыслению. «Инкогнито из Москвы», одно появление которого повергло всю городскую ментуру в состояние шока, на поверку оказался беглым арестантом, чьи портреты украшали городские стенды «Их разыскивает милиция».
– Это… самозванец! – только и сумел выдохнуть Юрий Васильевич, глядя на отбитую голову Фемиды.
Реакция вахтера оказалась куда более адекватной. Ведь портить казенное имущество не позволено никому, даже сотрудникам Генпрокуратуры! Рванув из кобуры пистолет, он бросился наверх.
– Задержать! – гаркнул побледневший Коробейник и, колыхнув животом, устремился следом.
И лишь Наташа никак не отреагировала на происходящее – разоблачение какого-то самозванца было вне сферы ее понимания.
– Что – получил? – злорадно хихикнула она, глядя, как Эдик выплевывает на пол окровавленную половинку зуба. – Так тебе, сукин сын, и надо…
Сукин сын даже не взглянул на жену. Перескакивая через три ступеньки и шурша подошвами по гипсовым осколкам Фемиды, он несся за Жуликом. Пульс дробил виски. Бордовые нимбы разрывались перед глазами.
– Сейчас ты мне, сука, за все ответишь… – скрипнул зубами Эдик и, поскользнувшись, неловко растянулся на лестнице.
На малиновом ворсе ковровой дорожке темнел кожаный прямоугольник – портмоне. Видимо, Жулик случайно оборонил его в бегстве. Голенков не стал знакомиться с его содержимым – сунув бумажник в карман, он помчался наверх.
Встреча, которую он предвкушал почти пять лет, должна была состояться с минуты на минуту…
Глава 17
Добежав до четвертого этажа, Леха остановился. Лестница кончилась. Пути назад не было: двумя пролетами ниже бухали ботинки преследователей. Оставался лишь один выход – вернуться в архив и попытаться забаррикадироваться там. А дальше – будь что будет.
