– Как преступники проникли в дом? Взломали дверь?
– Нет. Следователь сказал, что, скорее всего, они залезли через каминную трубу…
– У дяди, кроме вас, есть наследники?
– Нет. Я единственная наследница Роберта Альбертовича.
– Когда вы приехали в наш город?
– Три дня назад.
– Зачем?
– Я работаю сейчас над новой серией фотографий, тема которых – мой родной город.
– Где вы были, когда дядю убили?
– В гостинице! Я уже говорила, дядя был угрюмым и необщительным человеком. Он не переносил посторонних людей в своем доме, и я никогда у него не останавливалась.
– Ясно, – кивнул Лаврухин, подходя к тумбочке, на которой стоял телефон. – А это что? – Он достал из аппарата маленькую кассету.
– Кассета, – нахмурилась Мила. – Из автоответчика, наверное.
– Вижу, что не колода карт, – проворчал Вася. – Как она тут оказалась? Разве оперативники и следователи здесь не были?
– Были, конечно, – усмехнулась Милавина. – Но работали очень небрежно. Отпечатки с рам сняли, труп осмотрели, меня наскоро расспросили и уехали.
– Да она пустая, наверное! – вступился Севка за оперов. Он взял у Васи кассету, вставил ее в автоответчик и нажал кнопку. Динамик зашипел, щелкнул и вдруг заговорил мужским голосом:
– Возьми трубку, Роберт! Все равно не отстану, ты же знаешь меня! Если Мишка Громов что-то задумал, он своего добьется. Не берешь, значит… Не хочешь со мной разговаривать? Ладно. Только ты на досуге подумай, какие я тебе деньги за эту мазню предлагаю! Подумай!
Послышались короткие гудки, потом длинные.
Милавина схватилась за грудь и села на диван.
– Это Михаил Громов! – потрясенно сказала она. – Он тоже коллекционирует картины и другие предметы искусства. Вам не кажется, что он угрожает дяде?
– Тсс! – приложил палец к губам Лаврухин.
Опять раздался щелчок, шипение и голос Громова резко сказал:
– Роберт, возьми трубку! Слышишь, возьми трубку, я знаю, что ты дома! Предлагаю тебе за то, что мне нужно… – Раздался треск, слова прозвучали невнятно, но Севке послышалось «миллион евро».
– Я поняла, – прошептала Мила. – Я все поняла! Громов хотел купить у дяди картины, но дядя даже не стал разговаривать с ним на эту тему! Тогда что же получается? Громов убил его, а картины украл? Нет, этого не может быть… Михаил Михайлович очень положительный человек, занимается благотворительностью, его в городе все очень любят! И потом, он ведь хотел купить картины и предлагал за них очень приличные деньги!
– Я думаю, что все-таки преступление – дело банды, – вмешался Севка. – Сами подумайте, стал бы человек, решившийся на убийство, оставлять такую улику? Думаю, тут порезвились ребята-«искусствоведы».
– Я должен передать эту кассету следствию, – сухо сказал Лаврухин, доставая из аппарата улику.
– Это мое! – выхватил Севка кассету. – Если твои коллеги не умеют работать, это их проблемы!
Ругнувшись под нос, Вася направился к выходу, давая понять, что тут ему больше делать нечего.
Фокин сел на диван и схватил Милавину за руку. Он хотел сказать, что найдет картины и убийцу найдет, но вдруг ляпнул:
– Что вы делаете сегодня вечером?
– Я?! – поразилась Мила.
– Вы. Я бы даже сказал – ты, – совсем обнаглел Фокин.
– Сегодня вечером я горюю по дяде. – В глазах у Милы вспыхнули искорки веселой насмешки.
– Я, конечно, не арабский шейх, но давай погорюем вместе в каком-нибудь ресторанчике.
Шансов не было никаких. Но не попробовать Севка не мог. Ни за что в жизни он бы себе не простил, если бы не попробовал.
Когда еще сердце протелеграфирует голове, что это любовь всей его жизни?..
– Давай, – вдруг согласилась Милавина и трогательно, немного смущенно улыбнулась.
Севке показалось, что гостиная закачалась, как палуба в шторм. Его швырнуло к ее маленькому, розовому ушку, и он нашептал туда название ресторана и время свидания. И поцеловал – едва коснувшись губами. Так, чтобы она не поняла, что это поцелуй.
– До вечера, – резко встала она.
– До самого чудесного вечера в моей жизни. – Фокин хотел поцеловать ей руку, но Мила упорхнула, даже не проводив его до двери.
Севка вылетел из дома, словно на крыльях.
Лаврухин сидел в машине и нервно курил.
– Кобель, – сказал он, увидев светящегося от счастья Севку.
Фокин сел за руль и завел движок.
– Кобелина, – повысил голос Вася.
Фокин, улыбаясь, вырулил на дорогу.
– Кобелище! – не унимался Лаврухин. – Что, пытался стрелку пострадавшей забить?
– Завидуешь? – еще шире улыбнулся Фокин.
– Чему?! Свиданию с этой селедкой? Это ты завидуй, что у меня дома пироги, жена и кошка с котятами.
Севка не стал возражать, справедливо решив, что у каждого свое представление о счастье.
– Ты в курсе, что мне нужны сведения о Михаиле Громове? – спросил он. – Ты должен пробить его адрес, номер машины, год рождения, семейное положение, ну, и все остальное, что на него есть в полицейской базе.
– Я в курсе, что ты будешь следить за ним. Ведь будешь, ищейка драная, хотя подозреваешь в преступлении совсем других! – буркнул Лаврухин.
– Мы, – поправил Фокин. – Мы будем следить за Громовым. Или я скажу Танюхе, что ты флиртуешь с продавщицей в буфете.
– Сволочь ты.
– Гад ползучий!
– Носки не забудь мне вернуть.
– Верну через месяц, когда они будут стоять.
Севка отвез Васю в полицию и дал ему три часа на все про все – и на неотложные дела участкового, и на свое задание.
Нужно было думать о деле и только о деле, но он мечтал лишь о предстоящем свидании.
Что надеть?!
Нужно ли еще раз побриться или легкая щетина сделает его более мужественным?
А парфюм? Что это за зверь такой, где его берут, как выбирают и каким образом пользуются?!
И в конце концов – почему она согласилась поужинать с ним в ресторане?
Значит ли это… что…
У Севки сознание мутилось и подгибались колени при мысли, что после ужина он снимет номер в «Золотом петушке» и пригласит туда Милу.
Саму Милавину, которая входит в двадцатку самых высокооплачиваемых моделей в мире!
За что ему такое счастье?
В этих раздумьях Севка приехал в офис, выпил подряд три чашки кофе и позвонил Шубе.
– Ты?! – обрадовалась она. – Хорошо, что позвонил, у меня к тебе есть разговор.
– Какой?
– Я выхожу замуж через три дня.
– Так скоро? По-моему, свадьбу играют через три месяца после подачи заявления.