– Отчего такие перемены?
– Надоел ты, – призналась вдова. – В магазине стыдно смотреть твоей бабе в глаза. Еще объяснения нужны?
– Нет, достаточно. Чаем-то хоть напоишь? Чаем меня все поят, так что за это срам иметь не нужно будет.
– Чай кипятить нужно, а мне недосуг. Водки налью, она всегда в холоде.
Спокойно подойдя к люку погреба, Сонька ловко откинула крышку и спустилась вниз.
– Участковый пришел… – шептала она в сырую темноту, звякая бутылками. – Сейчас выпровожу.
– Со-онь.
Рыжая голова в проеме люка появилась так неожиданно, что Сонька вскрикнула.
– Ну, Со-онь.
– Что ты, как телок, ноешь?! – рассвирепела вдова, прихватывая с полки бутылку первача. – Сиську хочешь? Иди к жене, она уже месяц у тебя недоеная.
Старший лейтенант разочарованно вернулся к столу и стал молчаливо размышлять над тем, что заставляет эту безмужнюю бабу так сопротивляться. На игру не похоже, ее мнимые приличия заканчивались сразу, едва он подтягивал ее к себе за руку. Сейчас же она нервничала и была неприступна. Мужика, что ли, завела? Но тогда он узнал бы об этом первым. В деревне не происходит ничего, чего он не узнавал бы сразу.
– Вот, – глухо проскрипел участковый, выплеснув рюмку в рот, морщась от высокого градуса. Под «вот» он подразумевал лист бумаги, сложенный несколько раз и вынутый из кармана форменной рубашки. – С зоны зэк сбежал.
– Да ты что?
– Правда. Особо опасный преступник, возможно, вооружен. Я потому и зашел, чтобы предупредить, не чужая все-таки.
Захрустев огурцом, старлей стал придумывать, чем можно еще смягчить сердце строптивой вдовушки.
– Разослали по всем деревням, городам и весям, – кивнул он на лист. – Особо опасный, понятно? Я мог мимо разве пройти?
– Спасибо, что предупредил. Теперь, как увижу, сразу сообщу куда следует. А куда, кстати, следует?
Участковый притянул ее к себе решительным жестом, нежно, насколько умел. Она рухнула ему на колени, и ощущения ее были сродни тем, кои получает женщина, усевшись на батарею.
– Мне. Все подозрения – мне. Ты что-то дерганая какая-то… Не мужика ли нашла. Пойдем, проверим спальню?
– Я тебе сейчас проверю. По фуражке вот этим чугунком! – Соскочив с колен надоедливого стража порядка, она решительно приблизилась к сеням и распахнула дверь. – И больше не ходи. Краснеть перед бабой твоей и детьми больше не собираюсь.
– Ну, как скажешь… – двусмысленно протянул он, поставил на стол только что поднесенную к губам полную рюмку и поднялся. – Как скажешь.
На пороге, натягивая фуражку и обдавая ее парами самогона, дружелюбно посоветовал:
– Слышал, Виктор опять какие-то запчасти на машине тебе во двор привозит и выгружает. Смотри, Соня, как бы неприятностей не вышло.
– Пошел, пошел! – От ярости за такой дешевый, немужской шантаж Сонька покраснела. Ей очень хотелось врезать ему меж выступающих лопаток так, чтобы он кубарем слетел с крыльца под морду Прыг- Скока, но вместо этого приветливо бросила:
– Ты, если что, заходи.
Молчаливо пересекая двор, старлей дважды наступил в утиное дерьмо, проматерился вполголоса и вышел в темный переулок.
– Сучка. Ну, сучка, сделаю я тебе хорошо.
– Ушел? – тихо спросил арестант.
Сонька кивнула головой, почему-то застеснялась и сказала:
– Ты вот что, Андрей. Выходи на ночь в дом. Сыро там, холодно…
– У меня твой матрас есть.
– Все равно, не дело это. Выходи, отдохни по-человечески. Выпить хочешь?
И через час, лежа на своей кровати, Сонька яростно рвала зубами край наволочки. Ей очень хотелось, чтобы через полчаса после того, как в доме погаснет свет, из соседней комнаты, освещаемый луной, появился странный гость и сказал: «Можно к тебе?»
Господи, как хорошо бы было…
Но она, пролежав без сна до самого рассвета, так никого и не увидела. Он действительно странный, этот гость.
Вздохнув, Сонька устало вытянулась на кровати, полежала так еще минуту, и только после того, как услышала тихий хлопок закрывающейся крышки погреба, встала с кровати.
Занимался новый день, и, по всем приметам, он не должен отличаться от минувшего ничем.
Глава 9
Бес Витя, как и обещал, приехал в половине одиннадцатого. Его торопливую речь Литуновский услышал над своей головой через полчаса после того, как вернул Соне тарелки и стакан. К своему дикому для любого нормального человека положению он привык давно, и часы в подполе сестры бывшего заключенного после карцера и изматывающей работы казались ему благодатным местом отдыха. Заслуженным, потому как после бегства от конвоя через тайгу, как ему казалось, он хоть что-то, да заслужил.
Однако когда крышка погреба открылась и он услышал взволнованную речь спасителя, он догадался, что дела обстоят не так хорошо, как ему казалось. О том, что участковый Савельев обещал навестить Соню еще – а в его словах о «запчастях», привозимых ее братом, читалось именно это, он знал еще ночью. Женщина передала ему свой разговор с милиционером слово в слово. Конечно, как и Бес, он не догадывался, что именно связывает женщину с этим старшим лейтенантом. Однако сам факт нахождения фотографии Литуновского в руках последнего говорил о том, что точно такие же имеются у любого служителя закона по всей области. Все бы ничего, да только Сонин брат был уверен в том, что милиционер обязательно вернется.
– Начнет искать агрегаты, которые я таскаю из МТС, устроит обыск, полезет, конечно, в подпол, и найдет там, как думаешь, что? Свою медаль и премию за честно исполненный долг.
– Как он устроит обыск? – удивился Литуновский. – Чтобы его произвести, нужно постановление, подписанное следователем. А до следователя нужно мало того, чтобы добраться, но и доказать тому, что обыск – следственное мероприятие по делу, находящемуся в его производстве.
– Да, мы умнеем только тогда, когда оказываемся в зоне, – едко заметил Бес. – На кой ему постановление нужно? И кто здесь знает, как оно выглядит? Скажет: «Сонька! – ну-ка, открой погреб!» И та откроет. Потому что мент здесь – самый умный человек после председателя. Только у председателя такой власти над сельчанами нет, как у Савельева.
Было решено немедленно покидать деревню.
– Ты вот что…
Идея Сонькиного брата была полна идиотизма и наглости. После того, как он загонит свою машину во двор сестры, Литуновский должен был быстро запрыгнуть в бочку. И сидеть там до тех пор, пока его спаситель не доедет до Назарова.
– Я смотрел этот фильм, Витя, – вздохнул Летун. – Но дерьмо – это не цемент. Оно не затвердевает, но я там просто сгорю за несколько часов. За час сгорю. Но перед этим за пять минут задохнусь.
Литуновский, как объявил бывший заключенный, ребенок. Отчаявшийся мужик, который боится каждого шороха. Дерьма в бочке по колено, а люк, у которого беглец будет сидеть, открыт. Неприятно, конечно, но кто сегодня в стране иначе живет? И потом, не навсегда же такая диспозиция.
У каждого блокпоста, организованного «красными», Литуновский будет люк закрывать и уходить вглубь. За те пять минут, пока люди в погонах будут крышку открывать, он не задохнется. И потом, смотреть внутрь
