чтобы платить мне. Точнее, сыну моему. Вика, она учительница немецкого… Сам пойми, командир, как на такую зарплату ребенка без отца содержать?
– Бауман, говоришь?
Об уме этого человека в зоне ходили слухи, но только сейчас Хозяин понял, насколько далеки они от истины. Это не слухи. Это истина.
– Бауман, значит… Экономист-технарь. Все знает. Зэк, а если я, начиная с сегодняшнего дня, начну кишки твои разматывать?
Этот разговор продолжался два часа. Пока раздавались крики и грохот, о происходящем внутри бурят за дверью очень хорошо догадывался. Это близко и знакомо. Когда же крики затихли и вместо зычного рева Хозяина в замочную скважину потекло лишь «бу-бу-бу», ефрейтор сник. Как бы этот зэчара не запудрил начальнику мозги, и тот не забыл, что задерживает дембель своего лучшего командира отделения уже на два месяца. «Пройдет проверка, – говорил полковник, – отпущу. И к медали представлю». Поверка прошла, медали нет, есть лишь приказ о демобилизации без присутствия надежд на выписку проездных документов до родного аймака.
«Вот, закончатся учения, – уверял в декабре Хозяин, – и полетишь к своей невесте белой птицей».
Однако если так дела будут идти и дальше, то полетит он не белой птицей, и не к невесте. В аймаке родня понимает – служба. А вот Кульнур в светлое будущее уже не верится. Как не верится в то, что Аймыру демобилизацию затягивают в связи со сложной обстановкой. Думается, остался он под Красноярском с какой-нибудь русской Машкой, а сейчас мозги полощет. Пишет, родная: «Если не приедешь к февралю, выйду за беспалого Мульхия». До начала февраля две недели, а за дверью: бу-бу, бу-бу-бу…
А за окном: ухха-а-а… Злая зима будет. Не к добру, однако.
Глава 2
Проводил полковник Летуна до порога, толкнул в шею, в руки конвоя, а сам за стол. Выложил из ящика чистый лист бумаги, еще один – для черновика.
Чтоб его кедром завалило, этого Литуновского. Еще никто в этой зоне Хозяину условия не ставил. Обычно этим занимался он, и ни разу не выходило, чтобы промашка случалась. А тут – нате, промазал. А что делать?
Кстати, нехорошо будет, если Литуновского зима убьет. Есть в договоре одна гадкая строчка, в которой говорится, что содержать тогда Хозяину сына зэка до самого совершеннолетия. Партнеры-де по бизнесу так решили. «Партнеры»… Проконсультироваться бы с кем относительно законности этого пакта, да не с кем. Не звонить же юристам в Красноярск: «Здрассте, я тут договор с зэком заключил, не подскажете, насколько законный?» Дернул черт на поводу пойти…
Чувствовал полковник, что «развел» его Литуновский по всем правилам лохотворчества. Лапшу на уши повесил, расслабил, график получения миллионов в банке нарисовал… А сейчас сиди и придумывай идиотическую бумажку, чтобы заключенный договор расторгся по инициативе обеих сторон.
Возьмется прокуратура в порядке надзора в связи с вновь появившимися фактами мое дело пересматривать, говорит Литуновский – расторгнем договор. А не возьмется, значит, не убедил. Значит, не расторгнем. Хитрый, подлец. Самое обидное, что нельзя его ни в карцер упечь, ни конвою на растерзание отдать. Случится лихо – и ему, Хозяину, несдобровать.
Собственно, дел-то – пару строчек набросать. Можно и не писать ничего вовсе. Но тогда будет обидно, что за просто так каждый месяц с зарплаты будет слетать цельный четвертак. И куда? Страшно подумать. Получается, что начальник колонии платит «алименты» сыну содержащегося в его зоне зэка. Ужасно представить, что произойдет, если Эмма Константиновна, эта вездесущая стерва, пронюхает, что к чему, да донесет куда следует. Литуновский прав. Тогда Хозяину век свободы не видать. В смысле, пенсии. Гадость какая, честное слово…
Подтянул полковник лист, потряс пером над правым верхним углом, скрепил сердце, и перо, прикоснувшись к белому листу, резко побежало вправо:
«В Генеральную прокуратуру Российской Федерации».
Посмотрел, оценил высоту обращения и покрылся потом. Летун язык за зубами держать будет, не вопрос. Другое дело, не наделает ли дел нотариус или главбух? Стоит подобной информации просочиться в УИН… Опять страшно подумать. Вызовет Сам в Красноярск и порвет на части. Такого позора на Управление еще не ложилось. Чтобы Хозяин с зэком, да договор о деловом сотрудничестве… Где голова была, когда нотариуса сюда вез, где? Там, среди шишек.
«На основании имеющихся у меня сведений считаю необходимым сообщить полученные мною новые свидетельства и доказательства по делу по факту убийства…»
Хозяин скосил взгляд на бумажку, лежащую рядом, и перо вновь побежало.
«… по факту убийства Звонарева, Скольникова и Конопуло в городе Старосибирске, в ноябре 2002 года. За совершение данного преступления в ИТК—7/1 в условиях специального режима отбывает наказание Литуновский Андрей Алексеевич. По имеющимся у меня сведениям, убийство троих упомянутых лиц совершил не он…»
Не верится полковнику, что он это пишет. Сон дурной, не иначе. А надо. Надо писать. Как сказал Литуновский, за все нужно платить. За глупость – вдвойне.
«…Подтверждением этому могут служить показания некоего Каргуша Леонида Олеговича, проживающего в г. Старосибирске по адресу…»…
Хозяин, играя желваками, переписал с той же бумажки, с которой переписывал фамилии, адрес, и аккуратно положил перо на лист.
Сейчас начнется проблема.
Заварив чая покрепче, полковник еще раз оценил обстановку. Несомненно, письмо дойдет не только до Генпрокуратуры, но и до УИН. Как, в свою очередь, оценят поступок начальника колонии в последней инстанции? Похвалят за справедливость и принципиальность? Скорее вздрючат за таинственность и проделки за спиной. В УИН очень не любят таинственных полковников, занимающихся частной адвокатской практикой. С другой стороны, не отпишись он в Москву, на Большую Дмитровку, нотариус отпишется в УИН. И тогда начальника «дачи», известного своей строгостью и высоким чувством долга, не вздрючат, а выдрючат, потому что в УИН очень не любят таинственных полковников, занимающихся частной адвокатской практикой и коммерческой деятельностью. А таинственных полковников, занимающихся частной адвокатской практикой и коммерческой деятельностью, имеющих в партнерах по бизнесу действующих заключенных, там просто ставят к стене.
Ярость и агрессия прошли, Хозяин поставил кружку с чаем на полированную столешницу так мягко, что не послышалось ни звука. Нужно писать. В конце концов, он не палач (он так и скажет, если что), и его долг не только охранять заключенных от свободы и свободу от них, но и вникать в души, чувствовать, осязать. Он так и скажет, случись беда.
«Каргуш Л.О., со слов осужденного Литуновского А.А., имеет прямое отношение к расследованию убийства, имевшего место 24 ноября 2002 г. в г. Старосибирске. На предварительном следствии Литуновский А.А. не раз настаивал на привлечении Каргуша Л.О. в качестве свидетеля, однако понимания в этом вопросе в лице следователя прокуратуры г. Старосибирска Лихолетова не нашел.
Со слов Литуновского, Звонарев, Скольников и Конопуло являлись активными членами межрегионального организованного преступного сообщества, занимающегося похищениями людей с последующим получением за них выкупа. В начале 1997 г. упомянутые лица были причастны к похищению депутата городского совета Старосибирска Щербатых, чей труп впоследствии был обнаружен на берегу реки Обь, в трех километрах от города. Звонарев, Скольников и Конопуло, не получив от жены Щербатых суммы в размере пятисот тысяч долларов, а также узнав, что последняя обратилась с официальным заявлением в УБОП г. Старосибирска, Щербатых убили и труп спрятали. Такова была официальная версия случившегося…»
А два часа назад на этом же самом месте Хозяин выставил перед Литуновским палец, заставив его замолчать, долго молчал, глядя ему в глаза, и, додумав свою мысль до конца, выдавил:
– Послушайте, Литуновский, откуда вы все это знаете?
– Вы не изучали мое дело? – пошевелил увечными губами зэк. – Жаль. В противном случае вы бы знали, что я перед службой в банке целый год трудился журналистом старосибирской «Вечерки».
Журналист, значит, подумалось тогда Хозяину. Неудивительно, что он оказался здесь. Пройдохи из
