тебе лишь бы побегать, да пострелять. А она – мозг!
– Ты её ноги видела? – фыркнул Фокин.
– А зачем мозгу ноги?
Севку озадачило заявление Шубы. И хотя он не считал, что Драма Ивановна «мозг», но согласился, что ноги ей ни к чему. Он стал лояльнее относиться к мисс Пицунде, и хотя по-прежнему не считал её своей секретаршей, нет-нет, да поручал ей иногда всякие мелкие делишки – позвонить, записать, доложить. Он даже стал с ней здороваться по утрам и прощаться по вечерам.
Когда старушенция отдыхает, Севка так и не понял. Ему казалось, что мисс Пицунда живёт за своим столом. При этом выглядела она всегда прекрасно – насколько можно прекрасно выглядеть в семьдесят с лишним лет.
Как-то раз, зайдя к Фокину, Драма Ивановна спросила:
– Вам не кажется, Всеволод Генрихович, что Кристи нужно навестить в больнице?
– Как?! – удивился Фокин. – Разве вы её ещё не навестили?
– Я-то навестила, но мне кажется, что вам тоже бы не мешало. Она ведь, считайте, при исполнении чуть не погибла.
Это «при исполнении» покоробило Севку, но он всё же навестил с апельсинами Кристи.
Секретарша поцеловала его в щёчку, показала перебинтованную рану и заявила, что она больше не секретарша.
– Хочу вернуться в университет, – поделилась своими планами Кристи. – Математика как-то безопаснее и надёжнее, чем кино и клипы.
– Молодец, – похвалил её Фокин. – Науке такие люди нужны. А искусство… это занятие для тех, кто ничего не умеет.
Жизнь вошла в своё русло.
Жёны просили проследить за мужьями, мужья – пошпионить за жёнами. Правда, один раз Севке пришлось искать сбежавшего породистого кота.
Лаврухин регулярно приставал с глупыми просьбами и литрами пил кофе, который виртуозно варила Драма Ивановна.
Но главное… Главное – Шуба на полном серьёзе готовилась к свадьбе.
– Ты уверена, что тебе это надо? – спросил её Севка, когда она позвонила и попросила помочь ей выбрать свадебное платье.
– Нет, – ответила Шуба. – Но сам посуди, у меня машина крутая есть, квартира обалденная есть, валютный счёт в банке есть, а муже нет!
– Выйди замуж в брючном костюме.
– Уж лучше я помру незамужней!
– Но я ничего не понимаю в тряпках! Хочешь, откомандирую с тобой Драму Ивановну?
Шуба обиженно замолчала на том конце трубки. Конечно, ей же не так весело выбирать платье с Драмой, ведь Драме плевать на то, что она собирается замуж.
А впрочем, Севке тоже плевать… Только Шуба об этом не знает.
– А откомандируй! – вдруг согласилась Шурка.
– Мисс Пицунда! – закричал Севка.
– Я вся внимание, – появилась она на пороге. – Чай? Кофе? Какао? Лимонад?
– Поможете выбрать Шубе свадебное платье?
– Почему я? – испугалась Драма Ивановна.
– Ну… вы же в некотором роде женщина.
– А если я скажу, что я – переделанный мужчина?
– Драма Ивановна тоже ничего не понимает в нарядах, – сухо сказал Шубе Севка, и, нервно нажав отбой, обратился к Фокиной: – Это правда?
– Что?
– То, что вы переделанный мужик! – вскочив, заорал Севка.
– Я пошутил. Пошутила. Просто терпеть не могу магазины.
– Фу-у, – вытер рукавом выступившую испарину Фокин. – Ну и шуточки у вас! Так и вспоминается анекдот про мир наоборот.
– Расскажите! Расскажите, пожалуйста! – тут же пристала Фокина.
– «А представьте себе мир наоборот!
– Это как?
– Ну, например, все дышат углекислым газом, а выдыхают кислород, рыбы летают, а собаки плавают, днём все спят, а ночью работают…
– Ага, а на заборе… на заборе…» – Севка замолчал, понимая, что не может вымолвить матерное слово в присутствии Драмы Ивановны. – Идите, – махнул он рукой. – Я забыл анекдот.
– А я знаю, чем написано на заборе слово «мел», – шёпотом сказала Фокина.
– Чем? – имел глупость спросить Севка.
– Тем, что отрезают прежде всего, когда из мужика делают женщину.
– Вон! – заорал Севка, пальцем указывая на дверь. – Вон отсюда!
– Я угадала смысл анекдота? – невозмутимо уточнила Драма Ивановна.
– Вон! Я умоляю вас, уйдите.
– Значит, угадала, – удовлетворённо кивнула Драма Ивановна и гордо вышла из кабинета.
О ЛЮБВИ
– А ты знаешь, как размножаются черепахи?
– Черепахаются.
Чёрт его дёрнул переночевать в офисе.
Это Драма Ивановна заразила его своим фанатизмом, в результате которого выработалась дурная привычка дневать и ночевать на работе.
Кажется, Маргарита Петровна воспользовалась ситуацией и начала сдавать Севкину комнатушку по часам и по суткам, потому что пару раз Фокин обнаружил в своём холостяцком логове длинный чёрный волос и чужую зажигалку.
Накануне вечером Севка составлял отчёт для клиента по результатам слежки за легкомысленной невестой. Он сортировал фотографии и писал, писал, писал как проклятый – куда невеста пошла, с кем встретилась, сколько времени отсутствовала. Мелькнула даже шальная мысль поручить это нудное занятие Драме Ивановне, но это означало окончательно признать мисс Пицунду с её веерами, очками и спицами своей секретаршей, и поэтому Севка не поручил.
Он закончил работу в полтретьего ночи и заснул прямо в кресле, уронив на стол голову.
Проснулся Фокин прикрытый шерстяным одеялом, с подушкой под головой и со снятыми ботинками.
– Драма Ивановна! – крикнул Севка.
– Слушаю! – впрыгнула она в кабинет.
– Зачем вы меня раздели?!
– Я… это… только ботинки. Вредно в обуви спать.
– Вредно трогать меня, когда я сплю!
– Если вы волнуетесь, что у вас носки дырявые, то я их не видела. Я глаза закрыла.
– Уволены! – ударил по столу кулаком Севка.
– Хорошо, – кивнула Драма Ивановна и вышла.
Севка стянул дырявые носки и понюхал. Пахли носки не розами.
И не тюльпанами.
Пахли они мужиком с нормальным потоотделением.
Вряд ли мисс Пицунда, закрыв глаза, зажимала ещё и нос, когда снимала с него ботинки.
Тихонько матерясь под нос, Севка сбегал в туалет, постирал носки и ополоснулся до пояса.
– Вы ещё здесь? – спросил он у мисс Пицунды, возвращаясь в кабинет голый по пояс и с мокрыми носками в руках. – Я же вас уволил!
– Вы меня десять раз на дню увольняете, и что? – откликнулась Драма Ивановна, рыская в Интернете. – Если на вас реагировать, Всеволод Генрихович, никаких нервов не хватит. Лучше дайте ваши носки, я пятки
