Лесной чащей.
Зрелыми фруктами.
Клубничным чаем с киви.
Рыбой.
Небесами.
Уксусом и водой.
Легким сладким ликером.
Сыром.
Океаном.
Сексом.
Губкой.
Началом.
Я годами разъезжала с этой пьесой по всей Америке (теперь уже и по миру). Я давно собираюсь создать карту городов, которые я посетила, городов — друзей вагины. За это время я повидала много удивительного. Меня порадовала Оклахома. В Оклахоме сходят с ума по вагинам. Меня поразил Питсбург. В Питсбурге любят вагины. Я была там уже три раза. Когда я приезжаю туда, женщины приходят после спектакля ко мне в гримерку, чтобы рассказать свою историю, предложить какую-нибудь идею, поделиться впечатлениями. Это моя любимая часть гастролей. Мне доводилось слушать совершенно невероятные истории. А рассказывают их так просто, так буднично. Мне постоянно напоминают, как необычна и разнообразна жизнь женщины. Мне также напоминают, насколько женщины одиноки и как их угнетает это одиночество. Так мало людей, с которыми они могут поделиться своими переживаниями, своими сумбурными мыслями. Почему-то их чувства всегда окружены завесой стыдливости. А ведь женщинам безумно важно рассказать свою историю, поделиться ею с другими. От возможности такого диалога зависит, сохранится ли наша женская сущность.
Вспоминаю один вечер после спектакля в Нью-Йорке. Одна молодая вьетнамская женщина поведала мне историю, которая случилась с ней в пять лет. На тот момент она только приехала в Америку и еще не говорила по-английски. Она упала на пожарный гидрант, играя с подружкой, и порвала себе вагину. Так как она не могла толком рассказать, что произошло, то просто спрятала окровавленные трусики под кровать. Мама нашла их и решила, что ее изнасиловали. Маленькая девочка не знала слов «пожарный гидрант» и не сумела объяснить родителям, что произошло на самом деле. Родители обвинили в изнасиловании брата ее лучшей подружки. Девочку срочно отвезли в больницу, и там несколько мужчин стояли вокруг кушетки, разглядывая ее раскрытую, беззащитную вагину. Потом, по дороге домой, она заметила, что папа даже не смотрит в ее сторону. В его глазах она стала использованной, испорченной женщиной. Он так никогда и не смотрел на нее с тех пор.
Или вот, например, история шикарной молодой женщины из Оклахомы. Она подошла ко мне после спектакля вместе со своей мачехой и рассказала, что родилась без вагины, но поняла это, только когда ей было четырнадцать. Они играли с подружкой и сравнивали свои гениталии. Вдруг она обнаружила, что у нее все устроено как-то по-другому, неправильно. Вместе с папой — он всегда был ей роднее и ближе матери — они отправились к гинекологу. После обследования доктор сказал, что у нее на самом деле нет ни влагалища, ни матки. Папа был ужасно расстроен, но пытался скрыть слезы и боль, чтобы не огорчать дочь. По дороге домой он утешал ее, как мог. Сказал: «Не волнуйся, милая. Все будет хорошо. Просто отлично. Мы попросим врачей сделать тебе самую лучшую киску в Америке. И когда у тебя появится муж, он будет знать, что она изготовлена специально для него». Девочка перенесла пластическую операцию и обрела спокойствие и счастье. Прошло еще два спектакля, а на третий она привела своего отца. Меня потрясли их трепетные и теплые отношения.
Потом было выступление в Питсбурге. Одна возбужденная женщина ворвалась ко мне в гримерку и объявила, что обязана как можно скорее пообщаться со мной. Ее настойчивость была до того убедительна, что я позвонила ей сразу по возвращении в Нью-Йорк. Она сказала, что работает массажисткой и хочет поговорить со мной о текстуре вагины. Текстура очень важна! Она сказала, что я ее не уловила. В течение часа она рассказывала о ней так детально, так чувственно и подробно, что в конце беседы я была просто выжата как лимон. Еще она говорила о слове «cunt» (пизда). Я использовала его своей пьесе в негативном, презрительном смысле, а она объяснила, что я не поняла его значения. Она обязана была помочь мне его прочувствовать. Целых полчаса она рассуждала о значении этого слова, и я его переосмыслила. Я написала это для нее.
Я зову ее пиздой. Я возрождаю это слово, «пизда». Мне оно очень нравится. «Пизда». Вслушайтесь. «Пизда». П, п, пи, пи. Пиала, пион, пианино, пир, перед — перед «и»: перед искрой, перед игрой, интрига, истина; потом «з» — звенящее «з», звонкое «з», зеркало, зефир, заря, зов; затем зовущая «д» — дева, дар, дух, дом, даль, диво — да-да-да — сочетание букв «да» дарит, дает, датирует — твердое сильное «д», дрожащее от дикого давления, а потом мягкая, нежная «а» — ангел, аура, аромат, а после «д», «д» и «а» — да, дай, дари, дари мне диво. Пиз-да. «Пизда». Прошепчи, произнеси, прокричи мне «пизда». «Пизда».
Я спросила шестилетнюю девочку:
— Если твою вагину одеть, что бы она носила?
— Красные кеды на платформе и кепку козырьком назад.
— Если бы она могла говорить, что она сказала бы?
— Она повторяла бы слова на буквы «в» и «т»: например, такса, вальс.
— Что напоминает твоя вагина?
— Красивый темный персик. Или бриллиант, который я нашла в тайнике, и теперь он мой.
— Что особенного в твоей вагине?
— Я знаю, что где-то глубоко-глубоко внутри нее находится очень умный мозг.
— Чем пахнет твоя вагина?
— Снежинками.
Я люблю вагины. Я люблю женщин. Я не отделяю одно от другого. Женщины платят мне за власть над ними, за свое возбуждение, за свой оргазм. Однако начинала я не с этого. Совсем не с этого. По профессии я юрист. Но ближе к сорока годам меня охватило желание делать женщин счастливыми. Вокруг столько женщин, так и не реализовавших свой потенциал. Столько женщин, не знающих дороги к собственному сексуальному счастью. Сначала это было для меня просто смутной целью, а потом поглотило меня целиком. И у меня отлично получалось, просто блестяще. Я постепенно становилась профессионалкой. Мне начали платить за мое мастерство. Я словно нащупала свой путь, по сравнению с которым налоговое право казалось скучным, будничным и никому не нужным.
Я повелевала этими женщинами, была их госпожой, я надевала вызывающие наряды: кружево, шелк, кожу, — и использовала разные приспособления: кнуты, наручники, веревки, фаллоимитаторы. В налоговом праве ничего подобного не было: ни кнутов, ни возбуждения, кроме того я ненавидела эти строгие синие костюмы. Хотя сейчас я иногда надеваю их на своей новой работе, они отлично подходят для перевоплощений. Особая атмосфера — это важно. В корпоративном праве не было плеток и нарядов. Не было живительных соков. Не было темной, таинственной любовной игры. Не было набухших сосков. Не было сладких губ, и, что самое главное, не было стонов. По крайней мере, тех самых стонов. Они — ключ ко всему, сейчас я это прекрасно понимаю: именно стоны соблазнили меня, это из-за них доставлять
