Почти двадцать один год назад я усыновила Дилана, который был почти моим ровесником. В прошлом году у них с его женой, Шивой, родился ребенок. Они попросили меня присутствовать на родах. Думаю, что даже после всех своих исследований я не понимала вагины так, как поняла ее после этих родов. И если раньше я испытывала перед ними трепет, то сейчас, после рождения моей внучки Колетт, я преклоняюсь перед вагинами.
Я БЫЛА В ТОЙ КОМНАТЕ Посвящается Шиве
Я была там, когда ее вагина открылась. Мы все были там: ее мама, ее муж и я. Там также была медсестра с Украины, и пока ее рука в резиновой перчатке ощупывала вагину, сама она разговаривала с нами как ни в чем не бывало, как будто чинила водопроводный кран. Я была в комнате, когда у нее начались схватки, и она ползала на четвереньках от боли, и невообразимые стоны сочились прямо из ее пор. Я по-прежнему была с ней несколько часов спустя, когда она неожиданно дико закричала, заслоняясь руками от электрического света. Я была там, когда ее вагина из скромной сексуальной норки превратилась в шахту археологических раскопок, священный сосуд, венецианский канал, глубокий колодец с застрявшим в нем ребенком, ждущим вызволения. Я видела цвета ее вагины. Они менялись. От фиолетово-синего до раскаленно-красного и потом серо-розового. Я видела кровавые выделения по краям, бело-желтую жидкость, кал, сгустки, выходящие из всех отверстий, усиливающиеся толчки, видела появившуюся головку ребенка с черными волосиками, видела ее прямо за лобковой костью, — вот такое твердокаменное, впечатавшееся в память воспоминание. А медсестра все продолжала орудовать своей скользкой рукой. Я была там, когда мы с ее мамой, прилагая все силы, держали ее ноги во время потуг, а ее муж считал «Раз, два, три» и просил ее тужиться еще. Потом мы смотрели в нее. И мы не могли отвести взгляда от этого места. Мы все забыли про вагину. Иначе как можно объяснить отсутствие благоговейного трепета, отсутствие стремления познать ее? Я была там, когда доктор вставил в ее вагину зеркало кэрролловской Алисы, и вот ее вагина стала ртом оперной певицы, поющим во весь голос. Сначала появляется маленькая головка, потом высовывается серая ручка, затем выплывает тельце и быстро соскальзывает к нам в руки. Я снова была там, я повернулась и встретилась с ее вагиной. Я стояла и смотрела на нее, распластанную, беззащитную, искалеченную, воспаленную, порванную, кровоточащую прямо на руки доктору, который спокойно зашивал ее. И когда я стояла и смотрела на нее, вагина вдруг превратилась в большое, красное, пульсирующее сердце. Сердце способно на самопожертвование. Вагина тоже. Сердце может простить и излечиться. Оно может поменять форму и впустить нас в себя. Оно может раскрыться и отпустить нас. Так же и вагина. Сердце делает для нас все — терпит боль, пульсирует изо всех сил, умирает, кровоточит, кровоточит еще сильнее, 
