Пожалуйста, убедитесь, если не верите. – Он протянул следователю свою палочку, но тот только качнул головой:
– Спасибо, – вежливо отказался он, – я и так прекрасно вижу. Можете возвращаться назад.
– Если уж вы здесь все осмотрели, – в свою очередь, попросил иллюзионист, – можно я останусь у себя? На улице слишком жарко. Я никуда не буду выходить, – клятвенно пообещал мистер Жозеффи.
– Хорошо, – согласился блюститель закона, – оставайтесь. Но после окончания обыска я попросил бы вас проехать с нами в полицейский участок для более детального выяснения обстоятельств этого дела.
– Как вам будет угодно, – вежливо поклонился иллюзионист, и полицейская процессия покинула помещение.
Вольдемар дождался, пока стражи порядка удалились на достаточное расстояние, тихо повернул ключ в замке и негромко прорычал:
– А ну-ка выходи, курица ты безмозглая…
И как по волшебству, из ящика, который только что был совершенно пустым, бесшумно ступая босыми ногами, вышла белая, как полотно, Изольда.
– Может быть, ты мне расскажешь, – грозно наступал великий факир, – какой дурак тебя надоумил залезть в этот ящик? И как ты вообще здесь оказалась?
Видя, что девушку бьет мелкий озноб, и опасаясь, как бы та не впала в нервную истерику, Вольдемар решил отложить все объяснения на более позднее время. Он подал ассистентке халат, достал из холодильника ей и себе сок и, смягчив голосовой напор, попросил:
– Мне сейчас надо будет на некоторое время отправиться с полицейскими. Сколько я пробуду в участке – я не знаю. Дверь ты закроешь и никому, слышишь, никому не станешь открывать. Будь это хоть сам папа римский, поняла? – Девушка мелко-мелко затрясла головой, барабаня зубами о стеклянный край стакана. – Отдохни пока, успокойся, приведи себя в порядок. Поговорим, когда я вернусь. – С этими словами он встал, вышел из трейлера и, убедившись, что Изольда в точности выполнила его инструкции, запершись изнутри, отправился к изнывающим под солнцем товарищам по труппе.
Глава 28
В ожидании своей участи – неприятной поездки в полицейский участок – Вольдемар Жозеффи был не одинок. По окончании обыска, который, к великому сожалению следователя, так и не дал абсолютно никаких результатов и даже пустяковых зацепок, в машину блюстителей правопорядка, кроме иллюзиониста, были приглашены его друг, дрессировщик Константин Заметалин, и их злейший недруг – сующий нос во все дела, московский журналист Александр Оршанский.
И хоть никто не сказал бы, что городские улицы забиты автомобилями и перегружены, как, скажем, те же московские, тем не менее кавалькада из четырех автомобилей так же медленно следовала по пестрым от туристического многоцветия улицам Лимассола, как и в московский час пик. Причин для такой медленной езды здесь, на этом средиземноморском курорте, было несколько, главная из которых – туристы.
Дело в том, что однажды Кипр решил выпендриться и придумал себе головную боль – левостороннее движение. Может, на ту пору английским производителям автомобилей надо было срочно продать очередную партию своего товара, может, на то была какая иная причина, но так или иначе, а на острове стали ездить по-английски. И, естественно, удобства от такого способа передвижения испытывали только британцы. Ну, еще японцы и, может, туристы еще из двух-трех стран. Отдыхающие из других государств, которых на острове гораздо больше, чем британо-японцев, личными авто старались не пользоваться. Вы представляете эту неуправляемую толпу, которая считает, что постоянно едет по встречной полосе, разглядывает не для них предназначенные дорожные знаки, пропускает мимо сигналы светофора, да еще постоянно путает поворотники? И таких людей приходится сотня на десяток законопослушных местных водителей!
К тому же по меркам любого крупного европейского города Лимассол – это небольшая деревушка, из конца в конец которой на такси можно проехать ну максимум за пятнадцать минут – это если с ветерком, и за двадцать – без. Тратиться на такси здесь невыгодно и по деньгам, да и времени сэкономишь не много. Съездить посмотреть фрески в Пафосе, легендарном месте рождения Афродиты, замки Колосси и Курион, знаменитое соленое озеро – это одно дело. Тут без такси не обойтись. И совсем другое – проехать пару- тройку километров по городу.
Ну и последнее, что сильно задерживало в пути блюстителей правопорядка, – это их полицейские инструкции. Коль уж автомобили выехали кучно, то таким же образом и должны были вернуться назад. Тем более что в каждой машине сидел потенциальный подозреваемый. Поэтому, когда несколько авто проскакивали на светофор, а последняя – не успевала, то остальные останавливались и терпеливо ожидали нерасторопного товарища.
Неудивительно, что от такой «залихватской» езды в согретых солнцем душных автомобилях и дрессировщик, и иллюзионист, и тем более Оршанский, который последние сутки вообще не спал, сначала заклевали носами, а потом и вовсе впали в глубокий богатырский русский сон. Поэтому при появлении в участке трех пошатывающихся, туго соображающих небритых мужчин дежурный офицер сразу бросился готовить для задержанных отдельную камеру-вытрезвитель.
Однако, несмотря на почти изможденный вид туристов, сажать их не стали, а начали тягучий стандартный постыдный процесс, который сопровождал каждую процедуру задержания. Каждый из подозреваемых был допрошен со всей тщательностью и соблюдением буквы закона, причем все показания предусмотрительно записывались на видеокамеру и магнитофон. После чего у наших соотечественников взяли пробы на ДНК, и в конце подвергли совсем уж унизительной процедуре – снятию отпечатков пальцев. Да ладно бы ограничились только тем, что испачкали черной типографской краской обе ладони. Все результаты этого полицейского произвола были немедленно внесены в компьютер, соединенный с международной правоохранительной сеткой. Вот так, ни в чем не разобравшись, не предъявив никакого обвинения, не установив, кто из доставленных в участок – преступник, а кто – свидетель, троих граждан России волею чьей-то прихоти сразу отнесли к разряду потенциально опасных типов.
Наученный горьким опытом, приобретенным на родине, Оршанский, как и его товарищи по несчастью – Заметалин и Вольдемар Жозеффи, благоразумно помалкивали, предпочитая не ссориться с местной Фемидой, понимая, что наслаждение райскими прелестями острова для них временно закончилось и в данное время они находятся далеко не в сказке.
Но что для Александра оказалось самым непредсказуемым, так это то, что после всех этих унизительных процедур допроса, «откатывания» пальчиков, проб на ДНК и прочего иллюзиониста и, главное, дрессировщика, у которого под клеткой егомедведицы был обнаружен тайник – безнаказанно отпустили восвояси. А Оршанского, у которого было, казалось, стопроцентное алиби – попросили еще на некоторое время задержаться. Дрессировщик и иллюзионист вежливо раскланялись со служителями закона, картинно сделали возмущенному журналисту ручкой и отправились восвояси, досыпать на берегу моря под теплыми лучами южного солнца.
– В чем дело? – не сдержавшись, прикрикнул на следователя Александр, хотя прекрасно понимал, что такой кавалерийский наскок мог выйти ему боком. Но терпеть унижения местного прыщика на ровном месте, возомнившего себя по меньшей мере главным борцом с мировым терроризмом… – Какого черта меня не выпускают? Вы хотите предъявить мне обвинения?
– Пока нет, – следователь был вежлив, но выпад Оршанского его явно не развеселил. – Я попросил бы вас принять участие еще в одной процедуре. – Он склонил голову чуть набок и жестом пригласил журналиста проследовать в соседнее помещение.
– В какой еще процедуре? – недовольно прорычал Оршанский, покорно, однако, подчиняясь. Хрен с ними, с этими фараонами, пусть уж поизгаляются до конца. Припугнуть их обращением в российское посольство Александр всегда успеет. Если таковое на Кипре, правда, имелось, в чем Оршанский уверен не был.
– В процедуре опознания, – с этими словами следователь вместе с журналистом вошли в небольшую комнату. – Прошу вас, – он указал на небольшую группку угрюмо стоящих мужчин, – станьте среди них в любом месте.
Александр осмотрелся. Одна стена была имитирована под зеркало. Скорее всего – перегородка, за которой сидел некто, кому предстояло опознавать. Ну, что ж, этого как раз журналист, имея железное алиби, боялся меньше всего. Оршанского покоробило другое, и он, раздражаясь все больше, прямо сказал
