воскликнула:
– Вот она, пресловутая мужская смелость! Я битый час пытаюсь его развеселить, а он не нашел ничего лучшего, нежели трусливо сбежать.
– Ральдина, ты к нему несправедлива, – отозвалась ее печальная подруга. – Хорнблай потерял руку, был в плену. Ему нужно прийти в себя, смириться с потерей и все осмыслить. А ты беспрестанно на него давишь своим неудержным весельем. Что же ему оставалось делать?
Ральдина возмущенно фыркнула:
– Айрин, не будь занудой. Прошло уже полгода, а мой брат все еще никак не может прийти в себя. А все потому, что все с ним возятся, постоянно его жалеют и ходят вокруг него на цыпочках.
– Я бы подумала, что ты стала черствой, – отозвалась Айрин, – если бы своими глазами не видела, как ты плакала четыре дня кряду, когда Хорнблая привезли домой.
– Это кто плакал четыре дня?! – возмутилась было Ральдина, но тут же успокоилась. – Ну да, плакала, и, может быть, даже и четыре дня кряду. Но ведь жизнь продолжается. И именно это я и пытаюсь растолковать своему упрямо страдающему братцу. А он даже не хочет меня слушать. Ну ничего, приедем – я ему устрою. Кстати, а долго ли нам еще ехать?
– Нет, – ответила Айрин, – мы почти приехали. Скоро тракт повернет направо, а мы поедем прямо, проедем через Лялькин лес и попадем в Гросбери… – Айрин неожиданно запнулась и побледнела: – То есть в то, что от него осталось, а осталось немного…
На глазах девушки выступили слезы, и она отвернулась. Веселое выражение сошло с лица Ральдины, она придвинулась ближе к подруге и крепко ее обняла.
– Айрин, ну хотя бы ты не плачь, – попросила она жалобно. – А то я тоже заплачу, а ты же знаешь, когда я плачу, у меня опухают глаза, я становлюсь страшная и почти ничего не вижу.
Айрин посмотрела на виноватое лицо подруги и сквозь слезы заставила себя улыбнуться. Ральдина права, жизнь продолжается.
Сбежав от пытавшейся его развеселить младшей сестры, Хорнблай осадил своего гнедого рядом с саврасым жеребцом отца. Старый граф Лондейл посмотрел на сына и понимающе улыбнулся:
– Что, не выдержал?
– Выдержишь тут, – буркнул Хорнблай, досадливо скривившись. – Ральдину словно подменили, болтает без умолку. Заранее сочувствую ее будущему мужу.
Граф рассмеялся:
– А я ему, наоборот, завидую. С нашей Ральдиной ему никогда не будет скучно.
– Ага, – поддакнул Хорнблай, – и покоя ему с ней тоже не будет.
– Что такое покой, сын? – философски заметил граф. – Всего лишь иллюзия. Сегодня он есть, а завтра уже война.
– А вы думаете, отец, что новая война не за горами? – оживился Хорнблай.
– Все может быть, – посерьезнел старый граф. – Обстановка сейчас сложная, и мы можем быть спокойны только за свои восточные границы. Союз с орками восстановлен, и древняя дружба приносит новые плоды. Но со всех других сторон нас окружают если и не враги, то и не друзья. С запада играет мускулами Эдвитания. А в этом королевстве рождаются не только прекрасные женщины вроде твоей матери, но и храбрые, горячие рыцари, полные желания отомстить нам за поражения своих отцов. А с юга многочисленные королевства эльфов и гномов, которые хоть и соблюдали нейтралитет в последней войне, тем не менее держат нас под прицелом. И все еще не оставили надежды отхватить свой кусок от старого Глинглока и перекрыть нам дорогу в южные моря. Ну и, конечно, север, где исходят ненавистью герцог Эландриэль и король Торбин. Мы им не проиграли, но и не победили. Перворожденные сохранили ядро своих армий и сохранили в неприкосновенности свои земли. Со временем боль от нанесенного нами удара пройдет, а обида останется. И тогда они попробуют вернуться.
– Мы должны быть готовы к этому, – нахмурился Хорнблай, – чтобы остановить врагов еще на границах. Ведь повторного опустошения наших земель нам уже не выдержать.
Старый граф оглянулся на сына и улыбнулся:
– Ты возмужал. Раньше ты бы воскликнул что-нибудь глупое, что-то вроде «Пусть только сунутся, мы им зададим хорошую трепку!». Сейчас же мне нравится твоя рассудительность.
Хорнблай покраснел, похвала отца была ему приятна, и в то же время она его смутила, и он поспешил сменить тему:
– Отец, что мы будем делать в Гросбери?
Граф помрачнел.
– Проверим, как обстоят дела. И постараемся найти останки барона и его сыновей, дабы с почестью их похоронить.
– А дальше?
– А дальше решать уже будет Айрин. Она единственная выжившая из рода Гросбери. Это ее земли, ей и решать.
Извилистая дорога, отделившись от северного тракта, прорезала лес и вывела к небольшому, но очень живописному озеру. На высоком скалистом холме у самого берега возвышался потемневший от времени замок Гросбери. Чуть ниже должна была располагаться большая многолюдная деревня. Но ее не было. И лишь черное пепелище напоминало об ее существовании.
Карета остановилась, спешившиеся уланы поспешили проверить замок и пепелища. Айрин, до боли закусив губу, смотрела на обгоревшую землю и не решалась выйти. Ральдина крепко сжимала ее руку, молчаливо сопереживая ее горю. Граф Лондейл, окинув внимательным взглядом разоренное имение, нахмурил седые брови и, громогласно прочистив горло, спешился. Хорнблай спешился вслед за ним, сделав это несколько неловко и сердитым окриком отогнав улана, поспешившего было ему на помощь. Подойдя к карете, Хорнблай открыл дверцу и, посмотрев в потемневшие глаза Айрин, выдавил из себя подобие улыбки.
– Баронесса, прошу вас.
Лицо Айрин еще больше побледнело, но она нашла в себе силы и вышла из кареты.
Деревня была сожжена дотла. Однако замок уцелел. Его разграбили подчистую, вывезя даже двери и окна, но сжечь почему-то не удосужились. Айрин, пройдясь по грязным, изгаженным коридорам, вошла в большой зал и застыла. В оконных проемах, некогда украшенных разноцветными витражами, свободно гулял ветер. От мебели не осталось и следа. На потемневших каменных стенах отчетливо выделялись светлые пятна, оставшиеся от висевших гобеленов. А деревянный пол был изгваздан землей, нечистотами и в некоторых местах изломан.
Не обращая внимания на грязь, Айрин прошлась по залу.
Вот здесь стоял большой дубовый стол, где вся семья собиралась вечерами. Делились новостями, подшучивали друг над другом, обсуждали семейные дела. Вот здесь стояло кресло отца. Оно было старым, очень массивным и невероятно уютным. Когда Айрин с братьями были еще маленькими, они любили сидеть в этом кресле в отсутствие отца и даже дрались за это право. А вот здесь стоял вычурный стул с высокой резной спинкой, любимое место Ласло. Айрин с Изгардом всегда подшучивали над старшим братом из-за его непонятной привязанности к этому деревянному чудовищу. Впрочем, любимый стул Изгарда был ничуть не лучше. Он сделал его собственными руками, и у этого стула было шесть ножек вместо четырех. Но Изгард очень гордился своим творением и сидел только на нем. А вот здесь, рядом с отцовским креслом, стоял очень изящный и в то же время строгих очертаний стул с мягким сиденьем и жесткой спинкой. Это было место мамы. После ее смерти стул предложили Айрин, но она отказалась. И рядом с отцовским креслом все эти годы всегда стоял пустой мамин стул, напоминая им о согревавшей их некогда безграничной любви.
Ничего не осталось. Ничего, кроме холодных каменных стен, и никого, кроме Айрин, внезапно снова почувствовавшей себя маленькой. Маленькой и ужасно одинокой.
Гоблинский банкир, даже пребывая в гневе, никогда не будет бить посуду и крушить мебель. Портить подобным образом свое имущество – удел аристократов и беспечных простолюдинов. Но это отнюдь не означает, что гнев банкира по своему накалу может уступать их гневу.
Голос почтенного Паоло Иманали грохотал подобно обезумевшему грому, обрушивая на младшего сына целые каскады гнева и негодования:
– Сопляк! Мальчишка! Ты что о себе возомнил, паршивец?! Кто ты такой, чтобы так изгаляться над
