ли вам Руди, но я душеприказчик его отца.
— Я говорил ей. — Руди достал фирменную салфетку того кафе, где они встречались утром, с написанным на ней кодом и положил ее на середину стола. — Мне необходимо понять, что все это значит.
— Не волнуйтесь, барышня, — мягко сказал Охснер, — все, что вы скажете сегодня здесь, останется строго между нами. Я — швейцарский банкир, правильнее сказать, когда-то был банкиром, но все-таки был.
Официантка в платье с узким лифом и широкой юбкой подошла принять заказ.
— Рыба тут изумительная, — авторитетно заявил Охснер.
Алекс заглянула в меню. Цены были астрономическими.
— Рекомендую всем попробовать морского окуня. — Акцент Охснера выдавал в нем скорее англичанина из высшего общества, чем швейцарца.
— Может, заказать вина? — поинтересовался он. — Бутылочку «Сент-Сафорин»?
И не дожидаясь, пока все согласятся или откажутся, сделал заказ.
Как только официантка ушла, Охснер повернулся к Алекс и продолжил беседу.
— Как я уже говорил, мы просто хотим знать больше о коде. Что он означает?
Алекс кончиком пальца коснулась салфетки.
— Мне известно только то, что в нем упоминаются номер счета и некоторые имена. Это все.
— Не были бы вы так любезны рассказать нам, для чего все это? — Охснер пробежал глазами написанное на салфетке и пододвинул ее к Алекс.
— Код дает команду компьютеру изменить имя на всех выписках о состоянии счета в конкретный день 1987 года — 19 октября. — Алекс отодвинула салфетку на середину стола. — Хотя не знаю, для чего. Это не имеет никакого смысла.
— Вы обратили внимание на дату? — взволнованно спросил Руди Охснера. — Ровно за четыре дня до смерти отца. Это имеет какое-то отношение к его…
Охснер жестом попросил Руди помолчать, пока официантка разливала вино.
Когда она ушла, Охснер вновь повернулся к Алекс.
— А
Он неспешно вытащил из кармана куртки золотой портсигар. Молча открыл его.
— Наверняка вы строили догадки, зачем кому-то менять имена на информации о состоянии счета?
— Не имею ни малейшего понятия. Я компьютерный аналитик, а не банкир.
— Понятно. — Он сделал большой глоток вина.
Алекс тоже отпила из своего бокала. Вино было прохладным, фруктовым, сладким. Это все, что им нужно? Уже все? Все так просто?
— А вы как думаете, что это значит? — спросил Руди Охснера.
— По правде говоря, не знаю. — Он достал тонкую сигарету с золотистым фильтром. Не спеша прикурил. — Я банкир, а не компьютерный эксперт.
— Но вам было известно о существовании этого счета, — гнул свое Руди. — По телефону вы сказали мне, что…
— Конечно, мне было известно об этом счете. Он принадлежал твоему отцу. А я как его душеприказчик ведал счетами, как и всем остальным его имуществом.
— Но почему мне вы ничего не сообщили? — настаивал Руди. — После смерти мамы я остался единственным наследником. Разве душеприказчик не обязан известить меня обо всем имуществе?
Охснер медленно выпустил дым.
— Единственное, что я обязан тебе сказать, — такой счет действительно открыт в цюрихском банке «Гельвеция».
— Но это счет на мое имя, на имя моего отца, поэтому он должен принадлежать мне, не так ли?
Охснер сделал несколько коротких затяжек, затушил сигарету и сказал:
— Ja-ein.
— Что это значит? — не поняла Алекс.
— Это значит «и да, и нет». — Сплетя пальцы и положив локти на стол, Охснер наклонился к ней. — Этот счет
— Однако он единственный наследник своего отца. — Алекс сделала еще глоток вина. — Все, что принадлежало его отцу, должно принадлежать ему.
— Вам известно, что такое
— Нет. — Алекс покачала головой. — Неизвестно.
Охснер вытянул руки ладонями вверх.
— Это от немецкого
— Вы имеете в виду слово
— Именно. — Охснер сухо улыбнулся. Зубы у него оказались желтыми. — До недавних пор в Швейцарии на абсолютно законных основаниях гражданам других стран можно было иметь сколько угодно опекунских счетов. Цель этих анонимных счетов — защитить имущество клиентов от нежелательного внимания. — Его глаза превратились в щелочки. — Возможно, вы не знаете, но во многих странах считается преступлением, если ты хранишь деньги в иностранных банках, даже честно заработанные деньги.
— И что? — спросила Алекс.
Охснер пристально посмотрел на девушку.
— Судя по вашему акценту, вы американка.
Алекс пожала плечами:
— И что?
— Наверное, вам трудно понять, — он прикурил новую сигарету, — но многие поколения людей в разных странах привыкли доверять швейцарским банкам и хранить в них семейный капитал. Известно немало случаев — даже сегодня, — когда государство строго ограничивает суммы денег, разрешенных к вывозу за рубеж. Особенно это касается стран Латинской Америки, Африки и Азии, но подобное положение существует даже в Европе. Например, так было во Франции в правление Франсуа Миттерана. И конечно, в Германии перед Второй мировой.
Алекс заметила, что Охснер держит сигарету точно так же, как Эрик, когда пародирует Крисье.
— Возможно, вам невдомек, но именно потому, что фашисты в тридцатых годах прошлого века стали накладывать арест на банковские счета евреев, Швейцария приняла закон о тайне вкладов.
— Но это было лишь предлогом, так? — перебил его Руди. — Швейцарские банкиры уже давно пытались продвинуть этот законопроект — ради
— Конечно, швейцарские банкиры были за принятие этого закона, — зло парировал Охснер. — Банковское дело — такой же бизнес, как и любой другой.
— Но зачем наживаться на несчастье других? — возмутился Руди.
— Они
— Не понимаю я этого. — Руди с отвращением покрутил головой.
Алекс молча следила за перепалкой мужчин.
— Не забывай, — гнул свое Охснер, — твой отец был попечителем. Как и многие другие швейцарские банкиры-опекуны, он помогал своим клиентам сохранить деньги, которые в противном случае были бы конфискованы на их родине.
— И что?
Подошли официанты, поставили на соседний столик рыбу и начали аккуратно разделывать ее, освобождая от костей.
Как только они ушли, Руди повернулся к Охснеру:
