инстинктивно избегали всего необычного в своем обращении, чтобы не давать повода к подозрениям. Слишком многое зависело от завтрашнего дня, чтобы пренебречь малейшими предосторожностями.
На следующее утро Василий с девяти часов сидел в кучерском платье у ворот своего постоялого двора и внимательно присматривался к соседнему повороту.
В половине одиннадцатого Ватажко проехал на извозчике не останавливаясь. В руке у него был белый носовой платок - условленный сигнал; он им даже слегка помахивал в воздухе для большей очевидности: Ватажко был возбужден и слишком молод, чтобы действовать с самообладанием опытного конспиратора.
Василий бросился наверх уведомить Андрея и встретился с ним на лестнице. Увидав сигнал из окна, Андрей уже спокойно спускался во двор, вполне вооруженный для предстоявшего дела.
Его лошадь была оседлана и доедала свой овес. Он зауздал ее и подтянул подпруги. Василий тем временем повернул экипаж к воротам, сел на козлы и быстро уехал. Одним прыжком Андрей очутился в седле и выехал вслед за Василием.
За воротами они кивнули друг другу головой на прощание, едва обменявшись взглядами. Они не знали, встретятся ли еще раз когда-нибудь; но в ту минуту они были слишком поглощены своим делом, чтобы задумываться о будущем. Они поехали по разным направлениям, так как должны были ждать в различных местах, прежде чем соединятся для общего действия.
В десять минут Андрей доехал уже до маленькой уединенной площади - когда-то бывший рынок, - по соседству с ведущей в город роковой улицей. Ватажко в качестве специально приставленного к нему часового был уже там. Он только что отпустил своего извозчика и нырнул в узенький кривой переулок, соединяющий площадь с улицей. Стоя посередине переулка, он мог видеть оба его конца и сам был на виду, так что мог передавать Андрею все сигналы, получаемые с улицы.
Подъехав к переулку, Андрей увидел своего часового, дававшего ему знать, что заключенные еще не вышли из тюремных ворот. Василий, которого Андрей не мог видеть, находился на своем посту на другом конце переулка, получая сигналы от ряда часовых, расположенных по направлению к тюремной площади.
Андрей сошел с лошади и стал водить ее под уздцы, как будто прогуливая ее. Оставаться неподвижно, верхом, посреди площади, значило бы привлекать к себе внимание любопытных. Он был в купеческом кафтане, под которым легко было спрятать оружие. Проходя мимо переулка, он опять увидел Ватажко - со шляпою на голове, - из чего следовало, что заключенные все еще в стенах тюрьмы. Но в ту же самую минуту он снял ее и остановился с непокрытой головой, сметая со шляпы приставшую соломинку. Сердце сильно забилось у Андрея: друзья, стало быть, вышли из тюрьмы; они шли навстречу.
Однако он не сел еще на коня. Держа лошадь под уздцы, он спокойно шел вперед: он дожидался еще одного, самого важного сигнала.
Заключенных предполагалось снабдить короткими револьверами, которые надзиратель взялся им передать. Но так как перед самым выходом из тюрьмы арестантов тщательно обыскивают, то надзиратель предложил положить револьверы в карманы их шинелей, которые он сам должен был накинуть им на плечи, после того как все формальности будут выполнены.
Все зависело от того, удалась ли эта хитрость. Арестованные, проходя мимо первого подчаска, должны были дать знать, вооружены ли они или нет. Это решало, состоится ли сегодня нападение.
Ватажко, раньше того изображавший праздношатающегося, разглядывающего картинки в окне какой-то лавки, совсем забыл свою роль. Расставив ноги, он стоял посреди переулка и с затаенным дыханием следил за движениями Василия. Когда желанный сигнал был подан, он бросился сообщить добрую весть Андрею.
Его роль как часового была кончена. Ему незачем было дожидаться других сигналов, потому что Василий быстро двинулся вперед, чтобы быть на месте предстоявшего нападения. Ему нужно было приехать туда раньше, чтобы конвоируемые могли его увидеть на своем посту.
Андрей, наоборот, должен был двигаться все время, так как ему необходимо было встретиться с партией в заранее определенном месте. Теперь ему еще рано было показываться на улице; приходилось прождать еще минут пять-шесть. Он лишний раз обошел свою маленькую площадь, держа лошадь на поводу и стараясь идти обыкновенным шагом.
Ватажко шел рядом с ним по тротуару.
- Держитесь у поворота в переулок и не волнуйтесь, - повторил ему в последний раз свои инструкции Андрей. - Если ничего не произойдет, поспешите известить Зину. Помните, где она будет дожидаться? На бульваре, третья скамейка от входа.
- Да, я хорошо помню.
Слова эти относились к тому случаю, если бы нападение пришлось отложить до возвращения партии из суда. Но Андрей надеялся, что надобности в такой нежелательной отсрочке не представится.
- Теперь пора! - воскликнул он.
Он легко вскочил в седло, пока Ватажко держал коня под уздцы.
- Прощайте! - сказал юноша. - Успех зависит от вас.
- И от моего Росинанта, - сказал Андрей с улыбкой и потрепал лошадь по шее.
Кивнув приветливо головой, он поехал рысью в переулок, где прежде стоял Ватажко.
Когда он въехал в улицу, он сдержал лошадь и стал присматриваться. Улица была совершенно безопасна. Но его глаза притягивались, как магнитом, к маленькой колонне, издали казавшейся неподвижной, хотя она приближалась правильным, военным шагом.
'Вот они, вот! - сказал про себя Андрей. - Что бы ни случилось, сегодняшний день не пройдет даром'.
Своими дальнозоркими глазами он вскоре мог различить трех арестованных и заметил, что Борис был в короткой куртке, без шинели. Он, по всей вероятности, не был вооружен. Было очень досадно. Но Левшин и Клейн были одеты как следует - значит, вооружены. Пожалуй, этого хватит на всех. Очевидно, сами они так думали, иначе не дали бы сигнала, что у них есть оружие.
На левой стороне улицы Андрей увидел экипаж с Василием на козлах. Видна была только его широкая сутуловатая спина в синем кучерском кафтане и глянцевитая шляпа. Он имел вид усталого извозчика, лениво поджидавшего седока.
Ни одного настоящего извозчика не было видно на протяжении улицы. На обязанности часовых, освободившихся теперь со своих постов, было не давать останавливаться извозчикам, чтобы жандармы не могли ими воспользоваться для погони. Их нанимали и уезжали подальше, а затем все отправлялись на бульвар, к Зине, за дальнейшими приказаниями.
Андрей и его товарищи медленно сближались друг с другом, причем Андрей ехал шагом. На улице было почти пусто; только там и сям виднелись редкие прохожие. Но веселая жизнь текла своим чередом в это яркое солнечное утро. Толстая баба, в переднике, повязанном под мышками, толкала вперед тележку с фруктами и сластями, громко выкрикивая свои товары. Два запачканных мальчугана с разинутыми ртами смотрели на соблазнительную тележку и никак не могли понять, отчего это большие, которым все можно, так равнодушно проходят мимо. Окна домов были раскрыты. Веселые лица высовывались оттуда, любуясь прекрасной погодой. С одного балкона доносились громкий разговор и смех.
Андрею показалась странной и удивительной эта веселая беззаботность улицы, которая через несколько минут сделается ареной жестокой борьбы, смятения и кровопролития.
Нападение должно было произойти саженях в десяти позади экипажа, чтобы оставить Василию открытый путь. В момент, когда конвоируемые выстрелят в первый раз по конвою, Андрей должен оказаться в тылу конвоя и напасть на жандармов во время их схватки с арестантами. Он регулировал поэтому свои движения таким образом, чтобы проехать мимо конвоя недалеко от экипажа. Легким давлением ноги он направил послушного коня в пространство между конвоем и Василием. Ни он не глядел на арестованных, ни они на него, но и те и другие с тревогой следили друг за другом. Левшин был ближе к нему. Андрей физически ощущал устремленный на него вопросительный взгляд и едва заметно кивнул головой в знак одобрения. Он только приветствовал их этим движением, но возбужденный Левшин принял это, очевидно, за сигнал. В то же мгновение Андрей увидал, как он вытащил револьвер из кармана и направил его в жандарма, шедшего за ним. Раздался выстрел, послышалось громкое проклятие, и на мгновение все скрылось в облаке дыма, так что Андрей ничего не мог видеть.
