Дело началось. Повернув лошадь, Андрей вынул револьвер и выжидал, держа палец на собачке. Сквозь рассеявшийся дым он увидел, как жандарм, который не был ранен, бросился на своего противника и схватил его за горло. В следующую же секунду револьвер Андрея задымился у него в руке, и жандарм грохнулся наземь. Последовало неописуемое смятение.
Возгласы жандармов, крики прохожих и вопли женщин, разбегавшихся в разные стороны, стук торопливо закрываемых окон смешались со звуками быстрых, раздававшихся наудачу выстрелов.
Видя, что действие происходит слишком близко от его кареты, Василий двинулся вперед, остановившись на расстоянии саженей в десять. С поводьями в одной руке, с револьвером в другой, он наблюдал за происходившим и за улицей, свирепо поворачивая головой направо и налево, сверкая своими маленькими глазами наподобие лютого зверя. Освободившись от своего врага, Левшин побежал и вскочил в экипаж благополучно. Клейн собирался последовать его примеру. Но унтер-офицер, высокий, рослый парень, командовавший тылом, успел схватить его за руку и вырвать револьвер. Андрей бросился к нему на помощь. Унтер-офицер выстрелил в него, но не попал, толкаемый во все стороны Клейном, которого он все еще не выпускал из рук. В одну минуту Андрей наскочил на него, пришпорив лошадь, и чуть не смял его под собою.
Вынужденный защищаться от лошади, унтер-офицер на мгновение выпустил Клейна, который тотчас же побежал к экипажу. Жандарм бросился вправо в надежде повернуть лошадь Андрея и нагнать беглеца, но с быстротой молнии Андрей повернул коня и стал между ними.
- Больно торопишься, голубчик! - крикнул он ему, прицеливаясь.
Два выстрела раздались одновременно. Андрей ранил жандарма в руку, и тот выронил револьвер, между тем как его пуля пробила лишь кафтан Андрея, не задев его, но она ударила лошадь Василия. Подскочив, лошадь помчалась во всю прыть, несмотря на все усилия кучера удержать ее. Левшин и Клейн были спасены; Борис же оставался в руках неприятеля. Но двое из конвойных уже не могли драться. Теперь остались двое против двоих. Бориса можно было увезти на крупе лошади.
'Еще одно усилие - и победа за нами!' - сказал торжествующий Андрей самому себе, приготовляясь к новому нападению.
Борис находился в пяти саженях от него и энергично сопротивлялся двум жандармам, старавшимся связать его шнурками своих аксельбантов. Он было вырвался от них и, будучи невооружен, надеялся как- нибудь скрыться во время суматохи, если ему не удастся попасть в экипаж к Василию. Но они его нагнали, и теперь положение его было очень критическое.
- Держись, друг! - кричал ему Андрей. - Сейчас я - около тебя.
Он бросился на помощь к Борису. Но тут Андрей сделал серьезный промах. Он был хороший стрелок, и ему следовало этим воспользоваться. Но, увидев, как жандарм с рыжими усами связывал руки Борису, он забыл обо всем и, пришпорив лошадь, понесся к ним. Унтер-офицер, хотя и раненный, не потерял еще сил и подбежал на помощь к товарищам. Андрей стремительно бросился на него, почти приподняв грудью лошади его грузное тело, ударившее всею своею тяжестью рыжего жандарма. Тот упал на землю и увлек за собою Бориса, а лошадь инстинктивно поскакала вперед со своим седоком. Таким образом, несколько драгоценных моментов было потеряно, и шансы все больше становились против Андрея. Когда он повернул лошадь, он увидел Бориса, стоявшего неподвижно между двумя жандармами. Он не сопротивлялся более; его лицо было искажено злобой и глаза устремлены на что-то угрожающее вдали.
- Спасайся! Полиция! - закричал он голосом, которого, Андрею казалось, он во всю жизнь не забудет.
Он оглянулся, и проклятие вырвалось из его груди. Привлеченные шумом, двое полицейских бежали по улице. Третий только что выскочил откуда-то по соседству.
Борис погиб!
Но они еще далеко, можно сделать еще одну попытку. С яростью и отчаянием в душе, со стиснутыми зубами Андрей бросился на жандармов в безумной надежде убить всех троих до прибытия полиции. Но он слишком торопился. Он стрелял почти не целясь, не подумав, что, действуя так, он может легко ранить самого Бориса. Да что за беда, если он даже будет убит! Лучше пасть от руки друга, чем быть удушенным палачом… Ни один из выстрелов не попал в цель, между тем как один из жандармов слегка ранил его в ногу. В бешенстве он бросил пустой револьвер на землю и взялся за другой, который имел про запас.
- Беги! Они тебя поймают! - сквозь дым раздался голос Бориса, более настойчивый, чем прежде.
Двое полицейских направлялись к Андрею. Один из них успел схватить его за полу кафтана, с тем чтобы стащить с лошади. Андрей повернулся в седле и так ударил его тяжелым револьвером по голове, что тот так и покатился. Но надежды больше не оставалось - битва была проиграна. Он пришпорил свою лошадь, подобрав поводья, чтобы нельзя было за них ухватиться, и быстро ускакал. Несколько пуль вдогонку прожужжали мимо его ушей. Он слышал за собою неистовые крики жандармов.
Но горе тому, кто вздумал бы остановить его в ту минуту! К счастью, никто и не пытался. Его лошадь, которая, казалось, не менее его самого порывалась выбраться из этого места, помчала его с быстротой, делавшей честь ее преданности. Через полминуты он был уже на другом конце проспекта, и перед ним расстилалось открытое поле. Но он туда не поехал, а свернул налево и очутился в настоящем лабиринте узеньких улочек и переулков старого рабочего квартала. Тут он поехал тише, поворачивая то направо, то налево, чтобы сбить с толку преследователей, в случае если они будут справляться, по какому направлению он поехал. Наконец он выбрал узкий темный проход, в котором было только два мальчика, и через него вышел на открытую дорогу. Он снова пустил коня во весь опор и помчался как стрела по мягкой, немощеной дороге.
У юго-восточной заставы он увидел городового, который посмотрел на него, когда он проезжал мимо.
Андрей повернул в улицу, ведущую в город, зная очень хорошо, что городовой сообщит об этом в случае розыска. Пропустив несколько улиц, он опять свернул направо и выехал в открытое поле на прежнюю дорогу.
Завидев деревянные кресты старого кладбища, он сдержал лошадь. Тут кончалось его путешествие. Ехать дальше не было надобности: он находился на другом конце города, в трех верстах от места схватки. Чтобы выследить его, полиции нужно было по крайней мере часа два времени. Он был, в сущности, вне опасности, однако времени терять нельзя было.
Осмотревшись кругом и убедившись, что никто его не видит, Андрей спешился и, ведя за собою лошадь, спустился в глубокий овраг старого кладбища.
Здесь он в первый раз вспомнил про свою рану. Она была ничтожной, простой царапиной и не мешала ему двигаться. Но просачивавшуюся кровь нужно было остановить, чтобы она не послужила указанием для преследователей. Он кое-как перевязал ногу. Затем он открыл небольшой саквояж, находившийся за седлом. В нем было длинное, военного покроя пальто из серого холста, какие носят бедные офицеры в отставке, и военная шапка. Спрятав собственную шапку в карман и переодевшись, Андрей принял совершенно другой вид. Лошадь пришлось оставить на месте в качестве жалкого трофея полиции. Как существо неответственное, она не подверглась риску быть наказанной за участие в политическом преступлении. Ему даже захотелось оставить на лошади записку в этом смысле, пока он снимал с нее уздечку и седло.
Но ему было не до шуток. Теперь, когда возбуждение, вызванное опасностью, прошло, жалкий результат их усилий поразил его.
'Какое несчастье! Какой страшный удар Зине!' - повторял он с горечью.
Он оставил кладбище и с тоской и тяжестью в сердце вернулся в город, направляя свои шаги на новую квартиру, приготовленную для него Василием.
Глава VI
