любимым делом: подергать смерть за усы…
Щербинин не ошибся в своем прогнозе: у Рудольфа Хейзингера не выдержали нервы! Слишком ярко полковник представил себе, как в штабной вагон врывается орда пьяных от пролитой крови дикарей. Они ведь в плен брать его не будут! Вырезали локомотивную бригаду, его тоже полоснут кинжалом по горлу – и конец! Нет, нужно срочно спасать свою жизнь, и шут с ними, с наградами, званиями и аудиенциями у кайзера. Тут, того и гляди, со святым Петром аудиенцию устроят!
Здесь Хейзингер, думается, заблуждался: навряд ли после кончины полковник оказался бы у райских врат. Скорее уж его путь лежал бы в совсем другое и очень теплое местечко, где смола кипит, сковородки шкворчат и обслуживающий персонал сплошь с рогами и копытами…
Хейзингер кинулся к двери вагона, отпер ее, оказался на подножке штабного вагона. Встречный ветер бил в лицо полковника. Хейзингер глубоко вдохнул и прыгнул вниз. Грамотно прыгнул, спиной назад, против хода состава, гася прыжком инерцию движения.
А мгновением позже вслед за полковником Хейзингером метнулись с крыши штабного вагона двое – Щербинин и Юсташев.
Еще через десять секунд паровоз дал два длинных гудка и начал прибавлять ход.
Передвижная засада: вот в чем была изюминка плана Голицына! И план сработал идеально: Хейзингер практически немедленно оказался в теплых объятиях Ибрагима Юсташева с приставленным к горлу кинжалом. Вот так, от судьбы не уйдешь! Особенно если ей помогают смелые и решительные люди.
Голицын не мог до обусловленной встречи со Щербининым и Юсташевым знать, удался ли его план пленения полковника Хейзингера. Поручик знал другое: прозвучали два гудка, и их товарищи должны были по тому сигналу покинуть крышу штабного вагона. Теперь поторопиться следовало самому поручику вместе с Гумилевым, потому что бронепоезд, на котором остались лишь они двое, стремительно приближался к тому самому узловому разъезду, на который Голицын наткнулся во время предварительной рекогносцировки.
– Николай, пора! Уходим!
Они спрыгнули по разные стороны несущегося вперед и теперь совсем безлюдного бронепоезда.
На полном ходу бронепоезд проскочил стрелку, предварительно переведенную Голицыным, промчался под семафором и ворвался на запасной путь разъезда. На пути же стоял, дожидаясь отправки, эшелон с боеприпасами и топливом для австрийских аэропланов, танков и автомобилей.
Удар был страшен! Раздался чудовищной силы взрыв, и разъезд накрыла волна кипящего белого пламени.
Это была вторая изюминка плана поручика Голицына!
37
Путь домой, на русскую сторону фронта, оказался куда проще и быстрее, чем двухсуточная охота за Хейзингером: грузовичок с Гумилевым за рулем проскочил австрийские тылы, словно острая иголка ветхую тряпицу. Тут сыграл свою роль прощальный фейерверк, устроенный Голицыным: австрийским военным и жандармам стало не до пропавшего полковника Хейзингера.
В кузове грузовичка подпрыгивал на ухабах под бдительным присмотром Ибрагима Юсташева надежно связанный Хейзингер. Компанию фельдфебелю поочередно составляли то Голицын, то Щербинин. Пока один из них вынужденно любовался мрачной физиономией Хейзингера, второй отсыпался в кабине грузовичка рядом с Гумилевым, который бессменно вел машину.
К вечеру добрались до прифронтовой полосы, где автомобиль пришлось оставить. Дождавшись ночной темноты, они вышли к речке Стырь, почти к тому месту, где трое суток назад тайно переправлялись на австрийский берег.
Около часа пришлось выжидать, чтобы не привлечь внимания передового охранения австрийцев. Голицын было собрался заткнуть Хейзингеру кляпом рот: а вдруг тот решит умереть героем и кликнет во весь голос австрийских караульных? Конечно, Юсташев тут же немцу глотку и перережет, причем сделает это с огромным удовольствием, но Хейзингера желательно доставить все-таки живьем, да и самим обидно попадать австрийцам в лапы, когда до своих осталось всего ничего. Но Щербинин успокоил поручика: он лучше знал полковника и был уверен, что такой глупости тот не отмочит.
Переправа прошла удачно, правда, на русском берегу весь крохотный отряд почти сразу угодил на прицел русских секретов – караульная служба передового охранения была в армии Каледина поставлена на совесть.
Но как раз на такой случай – ведь собирался же Голицын возвращаться из рейда – заранее был оговорен пароль, который знали все пластуны отряда.
Ранним утром Голицын со своими спутниками и захваченным Хейзингером были уже в Ровно. Полковника, мрачного, как побитая дворняга, сдали в разведывательный отдел штаба фронта: пусть им специалисты занимаются. Голицын предполагал, что Хейзингеру еще предстоит неблизкий путь в Петроград и нерадостная встреча с высшими чинами русской разведки.
Ибрагим Юсташев отправился отсыпаться, а Голицына и двух его друзей принял генерал Брусилов. Каледина в штабе не было, он отправился в войска, ведь до начала наступления оставалось совсем немного времени.
– Ну, голубчики, вы такие молодцы и герои, что у меня просто слов нет! – с чувством сказал Алексей Алексеевич и поочередно обнял каждого. – Сегодня же подпишу реляции на Высочайшее имя о вашем награждении, каждый по Георгию получит. Ведь он чуть нас с Алексеем Максимовичем за нос не провел, немчура окаянный!
Брусилов вкратце рассказал о перехваченной радиограмме и о том, что лучшие авиационные разведчики не смогли обнаружить бронепоезд.
– А он, оказывается, маскировался! Ох, если бы не вы, солоно бы нам всем пришлось! – закончил Брусилов.
Затем он предложил всем троим отправиться в краткосрочный отпуск. В Петроград, в Москву – кто куда захочет.
– Да как же можно, ваше превосходительство! – воскликнул Голицын. – Мы с Николаем только что из отпуска!
Гумилев кивнул: его в отпуск тоже не тянуло.
– А я, господин генерал, в австрийском плену на пять лет вперед отдохнул! – решительно произнес Щербинин.
– Мы же знаем, что вот-вот начнется грандиозное наступление, вы сами нам о том говорили, Алексей Алексеевич! – продолжил Сергей. – Нет, мы вам, господин командующий фронтом, еще тут очень пригодимся!
Брусилов довольно улыбнулся: он прекрасно понимал молодых офицеров и разделял их порыв. Да и не хотелось ему в преддверии столь серьезных событий и жестоких боев оставаться без той троицы, столь убедительно себя зарекомендовавшей.
– Хорошо, – кивнул он. – Вопрос решен, но отпуска за мной. Завершим наступление – отдохнете.
– Но сегодня, ваше превосходительство, позвольте нам один день считать себя в отпуске, – хитро улыбнулся Гумилев. – Прямо здесь, в Ровно. Мы, с вашего позволения… э-э… отдохнем. До завтрашнего утра.
– Хотите по-гусарски отметить успех? – догадался Брусилов. – Да какой разговор, хоть все вино в городке выпивайте, для таких орлов не жалко! Я вам даже одно уютное заведение порекомендую: есть тут на окраине маленький такой кабачок, «Лявониха» называется…
Однако вопрос с краткосрочными отпусками решился все-таки по-другому. И не генералом Брусиловым: нашлись в России чины повыше.
Вечером генеральский вестовой застал «таких орлов» именно в маленькой задней комнатке кабачка «Лявониха». Под столом виднелись шесть пустых бутылок «Абрау-Дюрсо», в руках у Голицына была гитара. Приятным баритоном Сергей вел запев старой походной песни:
Припев дружно подхватывали Гумилев с Щербининым:
