Сейчас, вот прямо сейчас зараженные возбудителями брюшного тифа жидкие фекалии ядовитым потоком польются в чистую речную воду…
А верстах в трех ниже по течению продолжалась обыденная жизнь. Галицийские крестьяне, не подозревающие о нависшей над ними угрозе, поили из заводи Серета своих лошадок и набирали котелки, чтобы сварить себе обед. Две крачки, истошно вопя своими мяукающими голосами, дрались над водой из-за пойманной рыбешки. За невысоким холмиком в заболоченной старице, оставшейся с половодья, надрывался в любовном томлении могучий лягушачий хор.
36
– Вглядитесь внимательнее, граф, – Сергей тронул плечо Щербинина, – этого мерзавца точно нет внизу, около цистерны?
– Нет. Думаю, что Хейзингер прячется в штабном вагоне. Боится сам подцепить заразу.
Вот тут, в определении мотивов Рудольфа Хейзингера, Щербинин ошибался. Полковник точно прятался. Именно в штабном вагоне. Но вовсе не из страха заразиться! Немец другого боялся: огрести от босняков прикладом по голове или получить штык в живот, после чего отправиться кормить рыбок речки Серет.
Выйди Хейзингер из закрытого штабного вагона, приблизься он к цистерне, – этим бы скорее всего дело и кончилось. Но майор Ванчура все же покинул санитарный вагон и руководил сейчас работами на мосту. Так что немцу оставалось только дожидаться успешного завершения «акции».
– Прячется в штабном вагоне? Так тем лучше! – радостно улыбнулся Голицын. – Хейзингер сам идет к нам в руки. Точнее, в руки к вам с Ибрагимом, граф. Ага, я вижу, что всей суетой у цистерны распоряжается толстячок, которого я чуть не отправил к праотцам. Повезло толстячку, что он покинул поезд и пребывает сейчас на свежем воздухе!
…Николай Гумилев, Сергей Голицын, граф Щербинин и фельдфебель Ибрагим Юсташев сидели сейчас, скорчившись и с трудом удерживая равновесие, на швеллерах арочных ферм моста, прямо над паровозом бронепоезда, от которого их отделяло три сажени по вертикали. Их легко бы могли заметить снизу, но ни Ванчуре, ни кому-либо из замотанных до предела босняков не приходило на ум, что ужасные русские диверсанты расположились буквально у них над головой.
Захват интендантского грузовичка позволил отряду Голицына значительно опередить бронепоезд, оказаться вблизи моста через Серет на полтора часа раньше Хейзингера. Это время не было потрачено даром: Голицын приготовил роскошную засаду с целым набором сюрпризов.
Привычно оставив Николая Гумилева за старшего, поручик Голицын сам произвел разведку ближайших двух верст железной дороги – того ее участка, который начинался за мостом через Серет. Он обнаружил много интересного, в частности, стрелку, переводящую путь, по которому бронепоезд должен был уходить с моста, на один из узловых разъездов ветки Лемберг – Киверцы. Посмеиваясь злобноватым смешком, поручик перевел стрелку.
Сразу за мостом Голицын поставил пять пластунов, оговорив особый сигнал, по которому они должны были вступить в игру, тонко, даже ювелирно продуманную Сергеем.
– Ваша задача сводится к тому, чтобы задержать неприятельских солдат, которые непременно кинутся вслед за уходящим бронепоездом, – инструктировал их Голицын. – Ненадолго, на минуту-две. Встретьте их винтовочным огнем и гранатами, я отдам вам все оставшиеся лимонки. И сразу же уходите. Не вздумайте ввязываться в серьезный бой – вас перебьют, а это совершенно излишне. Нас четверых не дожидайтесь, группой или по одному пробирайтесь к линии фронта и пересекайте ее в удобном месте. Постарайтесь уцелеть, душевно вас прошу! Я желаю вам удачи, джигиты! Я молюсь за вас, пусть мы верим по-разному, но Творец един, и я верю в то, что он меня услышит. Клянусь офицерской честью: если останетесь живы, каждый из вас будет награжден и повышен производством на два звания вверх. А Россия вашей доблести в любом случае не забудет! Прощайте, а лучше – до встречи! И, если что, не поминайте лихом…
«Четверым», о которых говорил поручик, предстояло сделать самое главное. Три офицера: сам Голицын, Николай Гумилев, Щербинин. И фельдфебель Ибрагим Юсташев.
…Гумилев, сидящий на швеллере рядом с Голицыным, тихо засмеялся:
– Ну, Сергей, ты и выдумщик! Сначала перец под лошадиный хвост, теперь это… Таких рож, как у нас, я даже в Эфиопии не видел. И как тебе только такое в голову пришло?
– Да уж, – смех Николая Степановича поддержал Щербинин, – выглядите вы экзотично. Такое ночью увидишь…
Хватило и одной банки гуталина. Голицын и Гумилев щедро намазали им лица и руки, так что теперь у них на черных как уголь физиономиях только белки глаз сверкали. Зрелище было жутковатое, что и говорить.
Гумилева уговаривать не пришлось: он за идею поручика с гуталином сразу же ухватился. Вся соль замысла Сергея заключалась в том, чтобы захватить паровоз бронепоезда без единого выстрела и самыми малыми силами. Голицын просто вынужден был экономить: у него осталось совсем немного людей, почти кончились патроны и гранаты, так что о повторении прямого штурма не могло быть и речи. Тогда поручик выдумал хитроумный трюк. Как часто в любой области человеческой деятельности изящество решений стимулируется тем, что необходимо экономить силы и средства!
Больше всего выбивает из колеи неизвестное и непонятное – это основа психологической войны. Неожиданное сошествие прямо «с небес» парочки чернокожих должно было ошеломить неприятеля, испугать его, лишить воли к сопротивлению. Тем более что велика вероятность – Голицына с Гумилевым примут за посланцев совсем другого места!
Еще по дороге к мосту Сергей спросил сидящего за рулем трофейного грузовичка Гумилева:
– Николай, а с паровозом ты справишься?
– В каком смысле? Если в рукопашной сватке, то навряд ли! – Юмор, как обычно, не изменил Николаю Степановичу. – А если управлять им, то справлюсь.
– Повезло мне с тобой! – вслух высказал Голицын свою давнюю мысль. Ничего, такого человека, как Гумилев, не перехвалишь. – Значит, так: паровоз станем захватывать мы с тобой. Вдвоем. Вот, послушай- ка…
Выслушав, Гумилев одобрил план и добавил к диспозиции Сергея несколько штрихов. На месте, после осмотра моста, Голицын и Гумилев посоветовались еще со Щербининым, и все втроем окончательно уточнили план предстоящей атаки на бронепоезд. Щербинину в этом плане отводилась очень важная роль: ведь только он знал Рудольфа Хейзингера в лицо. Помощником к Щербинину поручик отрядил Ибрагима Юсташева.
И вот все было готово для начала решительного этапа большой охоты на полковника Хейзингера. Дичь на месте, она сама пришла в засаду. Точнее, приехала на бронепоезде.
– Когда все закончится, тащите Хейзингера к автомобилю, – сказал Голицын, обращаясь к Щербинину. – И ждите нас там. Если все пройдет так, как нужно, то австрийцам будет не до того, чтобы нас преследовать, доедем до передовой с ветерком. Если эта сволочь все-таки не выскочит из вагона до того, как Николай даст два длинных гудка, спрыгивайте с крыши. Тогда господин полковник попадет не к нам в плен, а прямо в ад, где ему самое место!
– Лучше бы все-таки сперва в наш плен, – откликнулся Щербинин. – Хочется расспросить Хейзингера кое о чем, а с преисподней телеграфная связь пока что не налажена, не верю я в спиритизм. Он выскочит!
– Ну, друзья, помогай нам святые угодники! – Голицын размашисто перекрестился. – Спускайтесь на крышу только после того, как паровоз тронется с места. Начали!
Голицын и Гумилев быстро, но осторожно поползли по мокрым от дождя фермам моста в ту сторону, где пускал пары паровоз. А Щербинин с Юсташевым столь же осторожно двинулись в противоположную сторону, туда, где в середине бронепоезда располагался блиндированный штабной вагон. Через две минуты обе пары охотников оказались на своих местах. Снизу никто ничего не заметил, солдаты и Ванчура были заняты возней с цистерной, да и не возникало у них никакой охоты пялиться в пасмурное небо, плачущее мелким дождиком.
Выходило, что, кроме паровозной бригады, на бронепоезде остался всего один человек – полковник Рудольф Хейзингер. Это идеально укладывалось в схему плана, разработанного Голицыным и Гумилевым.
Паровоз стоял ближе к концу моста, там, где арочные фермы, изогнутые, как два гигантских стальных
