причина недовольства в другом.
– Чего именно вы не понимаете?
– Мы находимся в точке указанных на конверте координат с точностью до минуты, а вокруг ни одной души! По данным РЛС, освещения воздушной и надводной обстановки – пусто; по докладам гидроакустиков – пусто. Никого, включая тех, кто снимал под водой нашу лодку.
– Да, это странно.
– Но знаешь, что самое отвратительное?
– Что? – невольно замираю я, ожидая услышать какую-нибудь страшилку.
– Под нами – вершина стратовулкана!
«Фух», – незаметно выдыхаю набранный в грудь воздух.
– Надо бы глянуть на карту, – заявляю я и тащу генерала в ходовую рубку.
Он выбрасывает окурок, ворчит, но идет.
Знакомлюсь со штурманом и нависаю над морской картой… Как ни крути, а Горчаков прав – наш эсминец находится над плоской и довольно обширной верхушкой подводного стратовулкана. Средняя глубина в радиусе километра не превышает семидесяти метров, а сбоку – точно на окружности жерла – торчит так называемый «подводный клык». Страшная для мореплавателей штука, потому как кончик «клыка» отделяет от поверхности всего шесть метров. Чуть зазевался или неверно рассчитал маршрут и… стучи в эфир сигнал «SOS» и спускай на воду спасательные средства.
– Ты не мог ошибиться с глубиной во время просмотра видеозаписи? – с надеждой спрашивает босс.
– Нет, там была приличная глубина. Очень приличная…
– Черт… – снова тянется его ладонь к сигаретной пачке.
Я частенько подшучиваю над стариком, но сейчас мне его жаль.
– Сергей Сергеевич, рано расстраиваться. Для начала надо осмотреть поверхность вулканического конуса.
– Ты так думаешь?
– Лишняя информация нам не помешает. Верно?
– Что ж, давай займемся осмотром вулкана, – оживает взгляд бесцветных глаз. – У нас есть время до прихода исследовательского судна, и необходимо потратить его с пользой.
– Какого судна?
– Нашего. Сюда полным ходом идет «Профессор Лобачев» с автоматическим глубоководным аппаратом на борту.
Вот так у него всегда: имеет в запасе кучу важной информации, а нам выдает в час по чайной ложке.
– Никаких вольностей! От вас требуется просто обследовать вершину вулкана. Ты меня понял? – распинается Горчаков, полагая, что за несколько месяцев мы забыли все, включая меры безопасности.
Застегиваю ремни дыхательного аппарата.
– А что, раньше вместо серьезных дел мы промышляли охотой на тунца?
– Это я на всякий случай. Чтобы вы почаще вспоминали о таком слове, как дисциплина…
До чего же он любит поворчать! Всегда ворчит: и по делу, и для профилактики. Лучше не обращать внимания, так он быстрее выговорится и замолкнет.
Глубина погружения сегодня детская, поэтому идем вниз одной парой: я и Миша Жук. Устюжанин с Фурцевым сидят у развернутой станции гидроакустической связи. Они находятся в готовности № 2 – снаряжение и оружие под рукой, в случае тревоги им хватит пары минут, чтобы сигануть в воду и прийти нам на помощь.
На привычных больших противолодочных кораблях мы «арендуем» просторную вертолетную площадку. На эсминце проекта 956 она конструктивно расположена слишком высоко, поэтому наш рабочий «бивак» разбит прямо на палубе – у круглого «пьедестала», над которым возвышается обтекаемая башня корабельной автоматической пушки АК-130. Под ее двумя стволами висят наши костюмы, в теньке стоят баллоны со смесью, на промасленных тряпках лежат автоматы АПС с боеприпасами.
– Готовы? – деловито интересуется Устюжанин.
– Готовы. Проверяй.
Он сегодня тащит лямку командира спуска или, проще говоря, последнего контрольного рубежа перед нашим путешествием на глубину.
Мы стоим у борта. Георгий поочередно подходит к каждому и осматривает подвесную систему, оружие, полнолицевые маски с гарнитурами для ведения связи. Особое внимание он уделяет ребризерам – с дыхательными аппаратами шутки плохи, поэтому тщательной проверке подвергается все: целостность дыхательных мешков, шлангов, легочного автомата, байпасных клапанов и автомата промывки дыхательной системы. Заканчивается осмотр контролем давления в заправленных баллонах и наличия свежих регенеративных патронов. Ужасно не люблю высокопарности, но от исправности и надежной работы всего вышеперечисленного в буквальном смысле зависит жизнь боевого пловца.
Все в норме. Григорий подает последний элемент – этакий «символ власти» командира группы боевых пловцов – навигационно-поисковую панель. Сейчас она выключена, а под водой на ее цветном экране появится великолепная картинка со сканирующего гидролокатора кругового обзора.
– Итак, господа ихтиандры, нам необходимо найти любой – пусть самый крохотный след, оставленный побывавшими здесь дайверами, – напоминает Горчаков. – Задача ясна?
– Яснее некуда.
Жора хлопает по плечу:
– С богом!
И помогает спуститься по первым ступенькам штормтрапа…
Все боевые пловцы моего отряда пользуются современными ребризерами с электронным управлением. Как и подводная навигационно-поисковая панель «P-SEA», ребризер тоже является сложной и высокотехнологичной штуковиной. Это самый дорогостоящий из всех дыхательных аппаратов типа «CCMGR» (Closed Circuit Mixed Gas Rebreather), в котором углекислый газ, выделяющийся в процессе дыхания, поглощается химическим составом регенеративных патронов. Другими словами, засечь боевого пловца по пузырям выдыхаемого воздуха невозможно, ибо этот воздух не выбрасывается наружу. После выдоха он обогащается так называемой «донной смесью» (кислородом с дилюэнтом, содержащим воздух или нитрокс; чаще смесь на основе гелия) и снова подается на вдох. Бешеная цена подобных аппаратов обусловливается наличием электронной схемы управления, дозирующей кислород в зависимости от глубины. За счет этого декомпрессия пловца происходит гораздо быстрее, а зачастую задержек при всплытии и вовсе можно избежать. В нижней части ребризера установлен резервный баллон с двумя литрами обычной воздушной смеси. Это так называемый «парашют дайвера» для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров. Всякое случается в нашей опасной профессии – иногда в качестве последнего аргумента в борьбе за жизнь приходится пользоваться и «парашютом».
Температура в здешних водах настолько комфортна, что первое погружение мы решаем провести без раздельных гидрокостюмов. Прозрачность тоже на уровне. Самая чистая вода обычно бывает в северных широтах, где ничтожно мал процент взвеси – планктона и неорганики. Горизонтальная видимость там доходит до умопомрачительных значений.
– Ротонда, я – Скат. Как слышно? – проверяю связь, едва набежавшая волна накрывает нас с головами.
– Скат, я – Ротонда. Слышу отлично.
– Понял. Приступаем…
Позывной Скат всегда присваивается старшему смены. Если под водой находятся две пары – «Скатом» остается работающая на глубине, а та, что дежурит выше, зовется «Барракудой». Ротонда неизменна и непотопляема, ибо она всегда стоит на суше, в нашем случае – несет вахту на палубе эсминца «Боевитый».
Вершина подводного вулкана как на ладони. Мы хорошо изучили морскую карту и имеем полное представление о рельефе, сформированном тремя ныне спящими вулканами. Координаты, указанные на конверте, соответствуют точке на вершине самого высокого из них. Медленно погружаясь и рассматривая
