Брюс Стерлинг
Бич небесный
ГЛАВА 1
Умные машины таились во всех углах – в сумраке зашторенной палаты огоньки их индикаторов тлели, словно красные глазки летучих мышей. Они прятались в нишах белых оштукатуренных стен: ионизатор, телевизор, пожарная сигнализация, целый полк фоточувствительных датчиков. В углу тихо шипел и булькал испаритель, распространяя сильный запах масла, женьшеня и эвкалипта.
Алекс полулежал на шелковых подушках, над его ступнями и коленями бугрилась накрахмаленная хлопчатобумажная простыня. Собственная плоть казалась ему комком мокрой глины – жирным, сырым и совершенно инертным. С самого утра он не переставая пыхтел черной неопреновой маской ингалятора, висевшего возле постели, и теперь кончики его пальцев, бледные как воск и слегка дрожавшие, казалось, уже почти вплавились в нее. У него промелькнула мысль, не повесить ли маску обратно на крюк прикроватной стойки, но он отверг эту идею. Было бы слишком неудобно иметь заманчивую маску вне досягаемости.
Боль в его легких и гортани не ушла окончательно – ожидать подобного чуда значило бы, наверное, просить слишком многого, даже если речь шла о мексиканской подпольной лечебнице. Однако после двух недель лечения в clнnica боль приобрела необычную утонченность. Горящее огнем воспаление спало, превратившись в новое и интересное чувство, тонкое и почти теоретическое.
В палате было зябко и сыро, как в пруду, и Алекс лежал в полутьме, расслабленный и апатичный, словно карп, вяло моргая глазами, в то время как перед ним разворачивалась глубинная текстура его болезни. Под накрахмаленными простынями Алекс понемногу начал согреваться. Потом у него закружилась голова. Затем он почувствовал легкую тошноту – это было привычное развитие симптомов. Он ощущал, как внутри грудной клетки вздымается темная волна.
Потом волна прокатилась по его телу. Он почувствовал, как его позвоночник тает; ему казалось, что он просачивается сквозь матрас.
Эти приступы в последнее время повторялись все чаще и становились сильнее. С другой стороны, отдаваясь их темным течениям, Алекс попадал в очень интересные места. Он затаил дыхание и на протяжении бесконечного мгновения с наслаждением плавал под самым ободком бессознательности.
Затем дыхание помимо воли вернулось к нему. Ум выплыл на поверхность бреда. Когда Алекс вновь открыл глаза, палата вокруг имела чрезвычайно сюрреалистический вид. Белые оштукатуренные стены куда-то ползли, белый лепной потолок вращался, толстый ковер химического зеленовато-голубого цвета словно кишел червями. Незажженные пузатые глиняные светильники припали к поверхности изысканных плетеных столиков. Комод, письменный стол, деревянная рама кровати – все участвовало в каком-то зловещем заговоре, покрывшись зеленовато-голубыми восьмиугольниками… Деревянные жалюзи на железных петлях караулили запечатанные замазкой окна. Умирающее тропическое растение, тощее чудовище с кожистыми листьями, которое стало его самым преданным другом в этом месте, стояло в своем терракотовом горшке, тихо отравляемое постоянной темнотой и пропитанным медикаментозными испарениями воздухом…
Рядом с кроватью раздалось резкое жужжание. Алекс повернул на подушке всклокоченную голову. Аппарат прожужжал еще раз. И еще.
С вялым удивлением Алекс осознал, что это телефон. Ему еще ни разу никто не звонил сюда, в палату. Он даже не знал, что здесь вообще есть телефон. Скромный, почтенного возраста аппарат прятался в тени среди своих собратьев.
В течение долгого времени Алекс с кружащейся головой рассматривал древний, скупо декорированный кнопочный интерфейс. Телефон снова разразился настойчивым жужжанием. Алекс уронил маску ингалятора и потянулся через постель, перегнувшись пополам, с хрустом в спине, треском в суставах и болезненным оханьем. Он нажал маленькую кнопочку, обозначенную «ESPKR».
– Hola,[1] – пропыхтел он.
Его опухшая гортань хрипела и клокотала, на глаза неожиданно навернулись слезы.
– їQuien es?[2] – послышалось в трубке.
– Никто, – просипел Алекс на английском. – Подите к черту!
Он вытер один глаз и яростно посмотрел на телефон: он понятия не имел, как дать отбой.
– Алекс, это ты? – по-английски спросила трубка. Алекс моргнул. Кровь с гулом хлынула в его онемевшей плоти. В икрах и ступнях протестующе закололо.
– Я хочу поговорить с Алексом Унгером! – резко настаивал телефон. – їDуnde estб?[3]
– Кто это? – спросил Алекс.
– Это Джейн! Хуанита Унгер, твоя сестра!
– Джейни? – ошеломленно повторил Алекс. – Бог мой, что, уже Рождество? Прости, Джейни…
– Ты что? – рявкнул телефон. – Сегодня девятое мая! Господи, Алекс, голос у тебя совершенно отъехавший!
– Слушай… – слабо начал Алекс.
Насколько он помнил, его сестра никогда не звонила ему, кроме как на Рождество. Повисла зловещая пауза. Алекс тупо разглядывал криптограммы на кнопках аппарата: «RDIAL», «FLAS», «PROGMA». Никаких указаний, как дать отбой. Трубка тихо шуршала, подслушивая его, мучая, требуя ответа.
– Я в порядке, – наконец возразил он. – А как ты, Джейни?
– Ты знаешь хотя бы, какой сейчас год? – настаивал телефон. – Или где ты находишься?
– Э-э… Ну да, конечно…
В пропитанный лекарствами туман, окутывавший его сознание, начало просачиваться отдаленное
