друга.
— Отлично выглядишь, — наконец выговорил он.
— Ты тоже.
— Мне казалось, в тебя попало.
— А я видел, как попало в тебя, — парировал я, — как нога?
— Не хуже, чем твоя шея.
— Слушай, Мерфиг, — процедил я сквозь зубы, — чего тебе надо? Еда не по вкусу?
— Кончай темнить, Ньюхауз, — сорвался Мерфиг. (Неужели белки его глаз пожелтели? Пожалуй, нет.) — В тебя попало и в меня попало, и мы оба здоровы. Замечательно. Выходит, эпидемия — просто самовнушение. Пойдём расскажем капитану?
Я не нашёлся с ответом.
— Если дойдёт до капитана, он продержит нас в этой выгребной яме, пока кто-нибудь не проглотит нас заживо, — взволновано продолжил он. — Мы нарушили установление, явившись сюда. Мы шутим со смертью, понимаешь? Мы на чужом поле. Вся команда знает это. Даже Десперандум знает, где-то внутри, иначе бы он не заболел. Мы поддаёмся им… страху… чем дольше мы здесь пробудем, тем хуже будет больным…
Он замолчал, дожидаясь отклика. Я кивнул.
— А твоя крылатая подружка? — подмигнув, продолжил Мерфиг. — Она здесь — как птица в клетке. Знаешь, что такое птица? Ах, да, конечно… Я видел, как её проняло, когда она напала на анемона. Она улетела на восток, во тьму. Если ты не вытащишь её отсюда, она погибнет. Капитан тебя послушает. Выведи нас!
— Мы уже уходим, — остановил его я, — а Далуза, конечно, не образец психического здоровья, но всё же больше походит на нормального человека, чем ты.
Мерфиг некоторое время переваривал мой ответ.
— Да, да, я понимаю, инопланетчик только так и может думать…
— Мерфиг, выметайся с моего камбуза, пока я держу себя в руках.
— Нам ещё работать вместе, в две смены, до тех пор, пока мы не выберемся на свежий воздух и команда не выздоровеет. Ты это и без меня знаешь.
— Уходи, Мерфиг.
Мерфиг ушёл.
Холодный ветер, рвущийся наружу, подхватил «Выпад» у выхода из Мерцающей бухты. Мы легко скользили по проливу, бухта словно выталкивала нас обратно к свету. Мистер Грент встал к штурвалу, мы с Десперандумом беседовали у него в каюте.
— Эту битву я проиграл, Ньюхауз, — сознался капитан. — Не скажу, что мне это по душе. Я бы прочесал бухту вдоль и поперёк, по шерсти и против, если бы не был уверен, что вернусь. Клянусь, через год я вернусь… Слышал о вертолётах?
— Конечно.
— После рейса я построю один, тайно. Работать он будет на китовом жире. Мне понадобятся люди.
— Я не очень разбираюсь в сушняцких законах, но разве это не запрещено?
— Ну и что?
И в самом деле.
— А почему вертолёт?
— Он даст нам всё необходимое — скорость, манёвренность, независимость. Я погружу его на корабль, и никто не поймёт, что это за штука — на всей планете нет человека, который хоть раз видел летающую машину. Слишком расточительно. «Выпад» останется у входа в бухту, а мы под покровом темноты проникнем внутрь и поднимемся повыше. Там можно действовать по обстоятельствам… например, парой лёгких глубинных бомб можно расшевелить анемонов по всей бухте. Стыдно сказать — я даже не выяснил, сколько их там. Две штуки на целую планету — больше мы ничего не знаем.
Я смотрел поверх плеча Десперандума в окно, выходящее на корму. Вдали, озарённая светом, летела Далуза. Выглядела она уставшей, крылья тяжело вздымались и опускались, будто она провела в воздухе всю ночь.
— Только две, капитан? Вряд ли. Оплодотворённое яйцо, попавшее к нам, подразумевает по крайней мере двух взрослых особей. Или у них партеногенез?
— Нет. Но, видишь ли, требуются неопровержимые доказательства, к примеру — экземпляр анемона, или достоверные свидетельства очевидцев. Пока мы не добыли их, на все сто уверенным быть нельзя.
Я указал в окно:
— Наблюдатель возвращается
— Хорошо, — Десперандум мельком оглянулся. — Время отлучки я вычту из жалования.
Капитан отвлёкся на воспалённую руку, бережно, одним пальцем почёсывая распухшие костяшки.
Мы держались посреди пролива, продвигаясь с неожиданной для «Выпада» скоростью. Позади нас сильный порыв ветра задел Далузу, и она сбросила высоту.
В мгновение ока из пыли вырос целый лес бугристых щупалец, взбив тучи пыли, тут же унесённой ветром. Далуза отчаянно забила крыльями. Чудовищные шипы полоснули воздух в том месте, где она только что была. Далуза набрала высоту, и анемоны, не меньше дюжины, с сожалением погрузились обратно в пыль.
Десперандум всё возился с пальцами.
— Капитан, вы видели? — воскликнул я.
— Что? — откликнулся Десперандум.
Примечания
1
Хорошая кухня (смесь англ. и фр.) (Прим. редактора)
2
Nil desperandum (лат.) — не отчаивайся. (Прим. переводчика)
3
Жалование на китобойных судах выражается как доля от чистой прибыли с рейса. Понятно, что конкретная сумма становится известна только к концу похода. Для сравнения, главному герою «Моби Дика», отнюдь не полному профану в морском деле (хоть и в первый раз на китобое), назначили одну трёхсотую (он рассчитывал на 1/225-ю), а его приятелю-гарпунёру, после короткой, но убедительной демонстрации своих способностей — 1/90-ю. (Прим. переводчика)