практическим вопросам инфо-безопасности каждый вторник.
Ван повернулся спиной к Тони и его новым приятелям. К нему никто так липнуть не станет. Он сделал вид, будто изучает огромную белую доску, на которой вывешено было расписание рабочих групп саммита. «Департамент внутренней безопасности: история создания». «Ключевые моменты упреждающей защиты программного обеспечения». «Избыточно-устойчивая кризисная инфраструктура: сотрудничество в области поддержания национальной инфраструктуры». «Распределение анализа уязвимостей в конкурентной среде: хрупкое равновесие». Ни один из семинаров Ван не собирался посещать, хотя лично знаком был с большинством докладчиков. Ключевой доклад саммита в исполнении министра транспорта он уже пропустил.
Не то чтобы темы были неинтересные или люди скучные. На самом деле семинары были куда любопытнее, чем звучали темы докладов. Истина заключалась в том, что Ван не услышал бы на них ничего такого, о чём уже не знал.
Только теперь, много месяцев потратив на неустанные труды в окопах кибервойны, Ван понял, с чем на самом деле сражался всё это время.
Он осознал все сокрушительные проблемы, которые не позволяли приличным, благонамеренным программистам добиться какого-то бы то ни было прогресса в сфере национальной информационной безопасности.
Проблема номер раз: нет такой штуки, как «национальный» компьютер. Не бывает. Это катахреза, как чёрное солнце или квадратный треугольник. Можно наклеить флаг на системный блок. Можно запереть компьютер на военной базе. Можно заплатить за него казенными деньгами. Но «американские» компьютерные науки всё равно что «американская» математика или «американская» физика. На них флажка не налепишь.
Национальные службы были последними, кому можно было поручить безопасность информации, потому что страна – любая страна была слишком мала. На любой карте коммуникаций видны были опоясавшие планету титанические оптоволоконные магистрали: «Тайком трансатлантик», «Эмергия», «Америка-2», «Африка один», «Южный крест», «ФЛАГ Европа – Азия». Кабели, проложенные с величайшими усилиями и затратами по океанскому дну именно затем, чтобы дотянуться до исключительно неамериканских далёких краев. Таких мест, как Сантьяго, Кейптаун, Мумбаи, Перт, Шанхай и Кувейт. Мест, где полно чужестранных компьютеров и их вовсе не американских владельцев.
Смысл всей затеи в том и заключался, чтобы стать менее американизированными. Вот почему Всемирная сеть называлась Интернетом, а не США-нетом. Возможно было создать компьютерную сеть в национальных границах, которой могла бы пользоваться только одна страна. Пыталась Франция: Минитель. Пыталась Великобритания: Престель. Национальные сети умирали страшной смертью. С тем же успехом можно было создать компьютерную сеть, которая обслуживала бы один Милуоки.
И хуже того. Даже на американской территории невозможно было раскрасить все компьютеры в цвета национального флага. Восемьдесят пять процентов всего «железа» в стране принадлежало частным предприятиям.
Компьютерная и телекоммуникационная отрасли были поставлены на колени. Они потеряли невероятные, фантасмагорические, колоссальные суммы. Они потеряли горы золота и алмазные жилы.
Они пытались построить коммерческий Интернет и получить с него прибыль. Коммерческого в Интернете было не больше, чем национального. Вот поэтому он назывался Интернет, а не «Интернет инкорпорейгед» ©™.
Интернет принадлежал миру девяностых, миру Цифровой революции. Но с новым тысячелетием Цифровая революция устарела. Мир перешел к Цифровому кошмару. Нервную систему мирового управления, образования, науки, культуры и е-бизнеса разбил паралич. На последних шагах перед финишем ее внезапно охватила расслабляющая паника. На последних шагах между населением планеты и огромными, толстыми, мощными, глобальными, пустыми, устрашающими оптоволоконными магистралями.
Сеть не просто рухнула. Она оказалась заброшена, оставлена в страхе. Потому что и киностудии, и телефонные компании, и фирмы звукозаписи осознали вдруг, что их «интеллектуальная собственность» и на пикосекунду не останется в собственности, когда люди по всему миру смогут одним щелчком мыши копировать и переправлять друг другу их продукцию. Все фильмы. Все песни. Все звонки домой, маме. Так и случилось. Цифровая революция породила поколение воришек. «Напстером» пользовалось больше народу, чем голосовало за президента Соединенных Штатов. И никто не платил за музыку.
Люди перестали платить. Люди были свободны. В этом мире не существовало бы музыкальной индустрии. И киноиндустрии не было бы. Не было б международных звонков. Не было бы границ между народами. Не было бы бизнеса. Ничего, кроме
Так что Информационная супермагистраль застыла. Замерла, как недостроенный мост, хотя леса и прожектора оставались на своих местах. Титанические вложения. Потемневшие световоды. Режим ожидания. Всё тихо гниет в жирной земле.
Бизнес не мог избежать беды, которую навлек на себя жадностью, мира бесплатного и открытого доступа. Он не мог выделить достаточно средств и усилий, чтобы преобразовать Интернет в надёжное, удобное, выгодное предприятие. На самом деле такая штука, как компьютерный «бизнес», тоже не существует. Гонка в киберпространетве была деловым предприятием не более, чем давно мертвая космическая гонка. Деньги она порою кое-где приносила, но не в деньгах заключалась цель. То было потрясающее, мучительное усилие в погоне за великим. Люди тянулись к Луне, коснулись её на один славный миг – и вернулись к неоплаченным счетам и ржавеющим антеннам.
Оставались ещё фирмы по производству программного обеспечения. Был «Майкрософт» – настоящая монополия. Но ненависть отнимала безопасность у «Майкрософта». Их повсюду ненавидели, презирали, нападали безжалостно – саботировали, мучили, унижали. «Майкрософт» был трогательно уязвимой монополией, потому что самый последний хакер на свете, едва знакомый с компьютером, уже знал, как взламывать продукты компании-гиганта.
Операционные системы «Майкрософта» создавались не для того, чтобы противостоять целенаправленной ненависти всех озлобленных хакеров. Никакая система не выдержала бы столь сосредоточенного интеллектуального штурма. Всё равно что оборонять Сайгон, когда весь мир захвачен Вьетконгом. В коде Большого Билла зияли не десятки – тысячи дыр. Заплатки сплошь и рядом конфликтовали с программным кодом. В заплатках зияли собственные уязвимости. Некоторые дыры в майкрософтовских продуктах исправлению вообще не подлежали.
Билл заработал больше, чем любой другой человек на Земле, но и ему не хватало денег, чтобы купить
