– Все это зрелище для детишек или сумасшедших. Когда у тебя ребенок, это еще куда ни шло, но если у ребенка уже свой ребенок, то ты меня извини.
– А как твой новый дом, Брэнд?
– Пока что все в порядке, но нужно еще просверлить до сейсмической зоны. И это меня тревожит.
– Нет, ты не должен откладывать. Тогда ты и Бобби все раскопаете и установите там какое-нибудь стабилизирующее оборудование, какой-нибудь симпатичный определитель... Я просто зеленею от зависти. – Манекенщик проверил свое видеозеркало. На экране возникло его изображение в анфас. – Ну как мои глаза, с ними все в ажуре?
– Ты опять изменил их форму?
– Нет, на этот раз придумал новенькое.
– Эдриан, твои глаза еще никогда так хорошо не выглядели. Серьезно говорю.
– Спасибо. Я рассказывал тебе, что меня призвали в армию?
– Ты шутишь. – Брэндон без всяких усилий дважды сделал колесо и оперся ладонями о пол. Он сделал стойку. Его мускулистые ноги дотянулись кончиками пальцев до потолка. Тело, принявшее позу ныряльщика, напоминало бронзовую статую.
– Ну что же, – отозвался Эдриан, – мои медицинские показатели довольно высоки, и к тому же социальная помощь, но знаешь, они просто свора грязных стукачей. Разве не так? Но армия! Я хочу сказать, что в наши дни в современном обществе у вооруженных сил должна быть какая-то власть! Вдали от гражданки должны же быть серьезные ребята, готовые крепко ударить, когда понадобится, и назвать вещи своими именами. Верно?
Брэндон пошатнулся, безуспешно пытаясь встать на ноги. Он поглядел в зеркало на свой втянутый мускулистый живот, нахмурился. Встал на ноги и нашел эластичный ремень.
– А ты долго служил?
– Пять лет.
– Нет проблем, ты мог составить план на пять лет. – Брэндон с резким чмокающим звуком застегнул пояс тугой пряжкой. – И ты выдержал все армейские нагрузки?
– Да, меня там любили. И сразу отправили в офицерское подразделение.
– Ты не страдал от простатита?
– Простатит в прошлом, но сейчас он вновь о себе напомнил, давит иногда. А на уик-энд я ездил на базу в Каир. – Эдриан внезапно осекся. – Филиппе, что ты делаешь с бровями этой девушки?
– Я тороплюсь, у меня считанные минуты, – пожаловался Филиппе.
– Это платье для показа, а значит, на время. Ты бы мог сделать девочке брови тоже на время, в стиле двадцатых годов. Не нужно просто выщипывать их, словно она фурия или вроде того. Это несерьезно. – Эдриан покровительственно, по-отцовски потрепал Майю по плечу. – Что-то я не видел тебя здесь раньше, крошка. Ты впервые с Джанкарло?
– Да, я вообще впервые участвую в показе.
– Брэндон, послушай-ка ее, она американка.
– Ребята, вы американцы? – удивилась она.
– Точно, – улыбнулся Эдриан. – Европейцы любят американских парней – широкоплечих, мускулистых, молчаливых, словно скала, двух слов связать не могут. Почему бы нас не любить?
– Они любят в нас мужественность, – заявил Брэндон. – И хорошо за это платят. Вам платят за мужественность, потому она убийственна. – Он рассмеялся.
– У вас расширенные поры, дорогая, – задумчиво сказал Филиппе. – Вы купались в плесени?
– Только раз.
– Вам нужно это делать. Обязательно! У меня есть вытяжка из плесневых грибов, она способна творить чудеса. Попробуйте и сами убедитесь. А сейчас мне нужно увеличить вам лоб и подровнять верхнюю губу. Это может быть довольно болезненно.
Пинцеты щипали, щетки вибрировали, проступили жирные пятна, пудра отреагировала и впиталась.
Через полчаса мужчины были уже полностью одеты. Некоторые уже вышли на подиум.
Филиппе показал Майе ее новое лицо.
У нее не раз менялось лицо, она делала косметические операции в течение многих десятилетий. Как правило, это были несложные процедуры, общепринятые, но, в сущности, никчемные. Некоторые носили функциональный характер, были высокотехнологичными и по-настоящему эффективными – после них лицо становилось «сырым», неотделанным. С таким лицом лучше всего было оставаться дома, в теплой темной комнате, и набираться сил. Но Филиппе проделал искусную работу. Это было прежде всего лицо Майи – но сияющее и без единого изъяна. Изогнутые и чуть подкрашенные ресницы. Тени на веках. Брови вразлет. Шелковая кожа. Ясные зрачки и яркие белки глаз. Губы как два свежих лепестка. Законченное лицо. Человеческое совершенство. Потом на нее надели новый парик, и она стала самой красотой. Это был очень искусно сделанный парик. Он был создан в знаменитом доме европейской моды, там никогда не совершали небрежной работы. Это был просто изумительно красивый парик. Из густых, в высшей степени естественных, блестящих белокурых волос. Дорогой, удобный и столь же удачно сконструированный, как роскошный лимузин.
Парик пришелся ей впору и облегал ее бритую голову плотнее, чем собственные волосы. Когда эти локоны коснулись ее шеи и плеч, она поняла, что о таких волосах любая женщина может только мечтать.
Раздались волнующие звуки гонга. Комнату покинули последние манекенщики. Их сменили лениво
