которую, по расчету, эти налоги должны были приносить; они обязывались взыскивать налоги, и если получался избыток, то он шел в их пользу. Конечно, они давали королю меньше того, что взыскивали сами, и следовательно всегда были в барыше. Понятно также, что одно лицо не могло быть достаточно богато для того, чтобы взять на откуп все три налога; богатые люди соединялись и образовывали компанию, которая называлась генеральным откупом.
Главные откупщики брали сообща на откуп все три налога. Они усиленно старались перед торгами заманить в свой круг людей не столько богатых, сколько влиятельных, — вроде судей, вельмож, королевских фаворитов, лиц из свиты короля. Благодаря этому, когда наступал день торгов, они не сомневались, что требования будут умереннее, и действительно им случалось брать иногда откупа за ничтожную плату. К тому же, если впоследствии и открывались злоупотребления, то откупщики были уверены, что найдут заступников против строгости законов, или снисходительных судей.
Генеральные откупщики имели настоящую армию служащих, которые взыскивали для них эти три налога во всем королевстве; хотя король и определял сумму налога на каждый товар, но служащие при откупах не стеснялись, при помощи обмана, вымогать у плательщиков гораздо больше того, что с них следовало требовать.
Как мог существовать так долго подобный способ взыскания? Он был убыточен равным образом и для народа, и для короля. Если народ был заинтересован в том, чтобы его не разоряли, то интересы короля требовали возможно большого поступления в его казну денег, получаемых с плательщиков. А между тем добрая половина взысканных сумм оставалась в руках генеральных откупщиков.
Такая система держалась на следующих двух основаниях.
Первое состояло в том, что, в счастливое время абсолютных государей, они тратили деньги без счета, выпрашивая у финансистов вперед за один, два, три года под откупа. И эти, полученные авансом, деньги быстро у них исчезали.
Если бы в один прекрасный день какой-нибудь разумный и энергичный король захотел изменить эту систему взыскания и подчинить три косвенных налога правильному управлению, то ему прежде всего пришлось бы несколько лет обходиться без новых авансов и не получать откупных денег, так как суммы косвенных налогов были уже израсходованы несколько лет тому назад; но все короли слишком расточительны для того, чтобы несколько лет под ряд вести такую экономную жизнь.
Второе основание заключается в том, что если бы королю и пришла в голову такая идея, то он был бы тотчас же обманут окружающими его фаворитами, среди которых находились всегда покровители финансистов; они бы стали горячо защищать интересы откупщиков и разве только железная воля могла бы устоять против натиска таких убедительных ходатаев и приближенных к нему людей. Такой пример был в 1664 г., когда Кольбер уничтожил внутренние таможни для центральных провинций королевства: поднялись такие жалобы со стороны откупщиков и их друзей, что реформа была проведена далеко не полно.
Вот как король позволял финансистам грабить Францию, не довольствуясь тем, что эксплуатировал ее лично для себя.
Тогда королю нужно было прибегать к заимам. Он просил своих подданных одолжить ему денег из своих сбережений и, чтобы соблазнить заимодавцев, обещал им большие проценты; нужно ли говорить, что когда одна война непосредственно следовала за другой, то король не только не отдавал занятых денег, но бывал принужден прибегать к новым займам. Долг беспрестанно возрастал вместе с процентами, которые нужно было выплачивать. Эти проценты поглощали добрую половину его годовых доходов; чтобы найти средства их выплачивать, он увеличивал подати или налоги.
Иногда король поступал проще: он уменьшал по собственной воле обещанные проценты: так, если он обязывался платить своим кредиторам 8 %, то доходил до того, что платил только 6. Или же он приказывал генеральному контролеру финансов произвести ревизию всех долгов: каждый приносил билеты, которые были подписаны королем или его агентами во время нужды. Специальная судебная палата их проверяла и понижала их стоимость на четверть или наполовину под тем предлогом, что кредиторы воспользовались критическим положением короля и одолжили ему деньги за слишком большие проценты, что, впрочем, бывало справедливо.
Министр Людовика XIV, Кольбер, не гнушался таким не совсем честным средством; в начале царствования Людовика ХV-го поступали точно также. Естественно, что кредиторы, ограбленные таким образом, резко протестовали, что задевало королей, которые боялись, что, прибегая слишком часто к подобному средству, они в будущем не смогут заключить займа.
Такого рода частичные банкротства повторялись с большими промежутками, для того чтобы не обескуражить заимодавцев. В 1789 году долг достиг колоссальной для того времени цифры в 4,5 миллиарда франков (свыше 1 миллиарда руб.).
В течение трех веков неограниченной монархии, войны велись почти непрерывно.
Главной причиной войн было стремление французских королей округлять свои владения. Искушение было тем сильнее, что Италия и Германия, раздробленные на множество мелких государств, казались легкой добычей. Открывавшиеся престолонаследия были превосходным средством расширить свои владения: все королевские фамилии были между собою в родстве и, когда одна из них вымирала, вопрос о престолонаследии возникал сам собою. А так как государства монархические не были достаточно разумны и честны для того, чтобы учредить третейский суд, который регулировал бы разногласия, могущие возникнуть при открытии нового престолонаследования, то вопрос решался оружием, т. е. грубой смертоносной силой.
Сражались также из-за того, чтобы не дать соседнему государю чрезмерно усилиться и сделаться опасным для так называемого «европейского равновесия». Это, однако, не мешало французским королям, после низложения опасного соперника, самим добиваться способов ослабить своих соседей и угрожать в свою очередь «европейскому равновесию».
К этим двум причинам нужно присоединить третью, более общую: французские короли, равно как и их иностранные братья, жаждали военной славы. В прежние годы, в эпоху феодализма, у галлов и
