История Франции и Европы

голосованию были допущены те, кого называли тогда capacites, т. е. буржуа-интеллигенты, как выражаемся мы теперь. Руководителем этой партии реформ, нисколько не идущих в разрез с принципами правительства, был депутат Одилон Барро.

Но Гизо упорно отказывал даже и в этих реформах. Тогда, в 1847 году, роялисты-реформисты, республиканцы и социалисты стали устраивать публичные банкеты, и в конце концов вести агитацию в пользу выборной реформы.

Один из таких банкетов должен был состояться в Париже 22 февраля 1848 года. Гизо хотел помешать ему. Тогда произошли шумные манифестации; войска стреляли в народ. Тотчас же на узких улицах кварталов, населенных простонародьем, выросли баррикады; национальная буржуазная гвардия, сочувствуя отчасти реформам Одилона Барро, отказалась от содействия армии и даже пошла против нее. Палата депутатов была наводнена толпами. Людовик-Филипп должен был спасаться бегством подобно Карлу X, а республиканцы и социалисты провозгласили республику.

Глава VIII Вторая республика (1848–1851)

После июньских дней республиканская буржуазия отправляет массами рабочих социалистов в ссылку

Результаты восстания 48 года; всеобщее избирательное право. — Победители февральской революции провозгласили временное правительство, в которое вошли со стороны республиканцев такие люди, как Ламартин, Ледрю-Роллен, и Араго, а со стороны социалистов Луи-Блан и рабочий Альберт. На них возложены были обязанности министров к ожидании открытия учредительного собрания, которое предстояло избрать на основании всеобщего избирательного права, для выработки конституции. С этих пор все французы, 21 года от роду, без различия могли принимать участие в выборах и все имели право вступить в ряды национальной гвардии. Наконец, было уничтожено рабство в колониях, восстановленное снова империей, и смертная казнь за политические преступления. Вторая республика не ознаменовала наступления своего царства актом мести или какой-либо смертной казнью; она возвещала о себе, как о заре братской эры.

Борьба между двумя фракциями республиканской партии; июньские дни. — К несчастью, между обеими фракциями республиканской партии существовали глубокие различия как в области внешней, так и в области внутренней политики. Республиканцы-буржуа, как, например, Ламартин и Араго, понимая опасность воинственной политики для республики, не хотели насильственного вмешательства в интересы чужеземных народов, в этот момент почти по всей Европе восставших против своих правительств; социалисты же и сочувствующие им республиканцы-демократы, памятуя о революции 1793 года, хотели, наоборот, чтобы республика оказала помощь полякам в деле их освобождения, а также венграм, итальянцам и австрийцам — в деле освобождения их от власти императора австрийского. Несколько раз национальная гвардия, демократы и социалисты, под предводительством Барбеса и Бланки с криками «Да, здравствует Польша!» производили шумные манифестации, чтобы устрашить правительство, которое в конце концов должно было заключить в тюрьму руководителей движения.

Но был еще другой предлог для столкновения, предлог гораздо более серьезный. Республиканцы, вроде Ламартина и Араго, были поборниками частной собственности и свободной конкуренции; они думали, что рабочий класс должен удовлетвориться некоторыми реформами в области распределения налогов. Для демократов и социалистов, наоборот, республика служила не целью, а только средством для преобразования общества и организации его на новых началах: на основе коллективной эксплуатации социальных богатств для всеобщей пользы. Они провозглашали устройство национальных фабрик с государственными капиталами; на этих фабриках рабочие должны были работать под присмотром мастеров, инженеров, избираемых ими самими; заработная плата должна была быть таких размеров, чтобы трудолюбивый рабочий мог жить в довольстве при помощи своего труда; жалованья заведующих не должны были доходить да ужасающих размеров; наконец — и в этом заключалась одна из главных надежд — когда государство мало-помалу скупило бы все предприятия в какой-нибудь области производства, оно должно было урегулировать труд согласно вероятным нуждам потребления так, чтобы избежать безработицы.

В общем государство эксплуатировало бы крупные заводы и рудники подобно тому, как оно эксплуатирует почты и телеграфы, но только с гораздо более справедливым распределением заработной платы, т. е. без того колоссального неравенства, которое существует в настоящее время между представителями администрации почты и их подчиненными чиновниками.

Каждая из этих партий имела свое знамя, при чем трехцветное знамя принадлежало республиканцам, находившимся в оппозиции к социализму, красное же знамя было эмблемою социалистов-демократов. Однажды во время возмущения Ламартин в прекрасном воззвании напомнил, что трехцветное знамя обошло весь мир, красное же — только Марсово поле. Этим двойным намеком на войны империи, запачкавшие трехцветное знамя народной кровью, и на расстрел, при котором пали рабочие в 1791 году на Марсовом поле и под пулями буржуазной национальной гвардии, Ламартин, сам того не предполагая, с точностью указал причины недовольства социалистов трехцветным знаменем и предпочтения, оказываемого ими красному знамени, символу братства народов и требований рабочего класса против буржуазии.

Национальные мастерские и июньское восстание. — Тем не менее, республиканская фракция временного правительства не хотела отказаться от признания «права на труд». Вследствие того, что боязнь насильственной революции заставила бежать многих богачей и закрыть свои фабрики, в Париже скопилась масса безработных. Чтобы дать им работу, были устроены национальные мастерские, заслуживающие скорее названия благотворительных мастерских, — так мало они походили на социальные мастерские, о которых мечтал Луи-Блан; рабочие в них или совсем ничего не делали, или были заняты пустыми работами: чтобы убить время, сооружали и разрушали насыпи. Эти мастерские действовали уже несколько недель, когда собралось учредительное собрание; оно состояло главным образом из республиканцев; социалисты имели в нем ничтожное количество представителей. Его первым актом было учреждение вместо временного правительства исполнительного комитета, в который вошли только республиканцы, находившиеся в оппозиции к социализму. Этот комитет, считая, что скопление в национальных мастерских рабочих гибельно действует на финансы и является угрозой для собрания, распустил их довольно-таки грубо.

Рабочие, которые участвуя в национальной гвардии, были вооружены, схватились за оружие. Учредительное собрание создало тогда диктатуру, доверив власть генералу Кавеньяку, одному из наиболее энергичных помощников генерала Бюжо во время экспедиции по Африке, и обязав его подавить восстание. Сопротивление рабочих длилось в продолжение трех июньских дней (25–28 июня 48 года); подавление восстания было безжалостное; арестованные были высланы массами в колонии без всякого суда. Подавив восстание, тот, кого рабочие называли «июньским мясником», сложил с себя диктатуру; собрание особым декретом постановило, что он оказал великую услугу отечеству. И во всяком случае его заслуги были велики перед богатой буржуазией.

Буржуа-республиканцы и социалисты-республиканцы не были слишком многочисленны, чтобы позволять себе подобное разъединение; июньские дни, образовав между обеими фракциями республиканской партии полную крови пропасть, были смертельны для республики. С этого дня началась ее агония.

Избрание Людовика-Наполеона в президенты. — Это стало ясно уже в декабре 1848 года на выборах президента республики и на законодательных выборах в мае 1849 года.

Учредительное собрание после июньских дней вотировало республиканскую конституцию; право издания законов должно было принадлежать единому законодательному собранию, избранному на