Главный Тумба-юмба рос в постоянной нищете. Он был вором, охотником, ремесленником и специалистом по всем видам строительных и отделочных работ. Матушка-природа наделила его властным взглядом и наглостью, а что еще нужно, чтобы начать бизнес-карьеру в Африке?
Он мудро сидел на отстающей от остальных лодке и оценивал ситуацию, держа нити операции в руке. В черной коробочке с кнопочками, в которую можно было говорить, посылая свой голос на большие расстояния, и из нее же получать ответы от своих подчиненных, заключалась какая-то непонятная ему тайна. На каком принципе работает радио, он, как и девяносто девять и девяносто девять сотых процента землян, не знал. До такой ли лирики в тот момент, когда они уже приступили к краже прекрасной яхты и убийству экипажа и пассажиров…
Тумба-юмба повелел начать крутиться перед носом яхты и орать в мощный мегафон на английском. Они – самые натуральные египетские бандиты. Сомали отдыхает.
На радость дикарям, белоснежное чудо дизайнерской мысли остановилось. На палубу вышли две женщины и мужчина. Они махали руками. Женщины что-то визжали на непонятном языке. Довольно громко. Как кошки, которым придавили лапу или хвост и при этом не отпускали.
Тумба-юмба лично выстрелил вверх из пистолета, и крики умолкли.
Борт его стальной лодки стукнулся о корму красавицы, после чего предводитель потребовал пустить его на борт. Грета услужливо, насколько могла, предоставила ему такую возможность, спустив небольшую лесенку.
Вид женщины расслабил его и притупил бдительность. Ему передали информацию о каких-то русских бандитах, но, видимо, что-то напутали, приближаясь, он видел только женщин и волосатого плотного мужика.
Два тумбы-юмбы поменьше рангом синхронно поднялись по небольшим лесенкам с заниженной кормы на первую палубу и пошли проводить досмотр, каждый со своей стороны. Вооружены как положено: в руке «типа калаш», в кармане «гранат», большой кинжал на поясе и дымящаяся самокрутка с марихуаной в зубах. Взгляд тупой, не злой, но жадный до денег. Под кайфом им ничто не страшно. Лихие ребята – убивают каждый день, чтобы не забывать вкус ужаса и смерти.
Еще около пятнадцати их же соратников продолжали с угрюмыми лицами ходить на лодках кругами, словно акулы. Настроение у них – хуже некуда. Главный, поняв, что опасности нет, позволил подняться на борт своим приближенным. Добыча должна достаться самцам, обладающим более высоким приоритетом в стаде. Остальным – спасибо за участие.
– Где вторая девчонка? – спросил Тумба-юмба по-английски у Греты.
Пространная речь на немецком разочаровала его.
– А мужик где? – Захватчик стал щипать и оттягивать свою кожу, обозначая волосатость.
Грета смотрела на него растерянно, стараясь не выдать даже дерганьем глаза свое волнение. Еще бы – за спиной у нее на следующей палубе лежит Герда с инструментом и держит его качан в перекрестье. Они думают, что видят скрученные в рулоны дорожки. Правильно. А между ними, если присмотреться, черное маленькое дуло автомата.
Человек, чья раса определяется как негроидная, шел по палубе от кормы к носу, готовый начать стрелять не то что по человеку – на шорох. Дверь в кают-компанию была приоткрыта, и он заглянул в нее. Дурашка.
– Хр, – хрюкнул человек и, опустив автомат, рухнул бы на палубу, но его поддержала заботливая рука Голицына.
Старший лейтенант не стремился провести операцию на щитовидной железе. Присев у самого входа и сделавшись маленьким-маленьким, как трехлетний ребенок, Голицын подождал, пока противник сунет нос внутрь, увидит перед собой сидящего на диване безоружного шкипера Серегу, резко выпрямился и воткнул ему в горло нож, не забывая помочь слабеющему гостю зайти внутрь.
Второй пошел с другого борта, вошел и встретился с Дедом. Тот просто взял и по горлу полоснул.
– Будете мне весь корабль отмывать, – шипел Марконя, засевший за барной стойкой. – Устроили тут бойню… Нельзя, что ли, культурно резать?
– Было неудобно, – извинился мичман, оттаскивая наивного и дохлого негритенка. – А автоматики китайские. Голодранцы на нас лезут, товарищ капитан-лейтенант.
Тумба-юмба забеспокоился. Люди вошли и не вышли. Пришлось с кружащихся лодок призвать еще мясца. И те, довольные и радостные, что и им теперь достанется хоть чего-нибудь, уже по трое с каждой стороны бросились обыскивать корабль, не особенно беспокоясь о топоте собственных ног и бряцании оружием.
Даже слепой, вляпавшись в кровавые лужи на полу, оставленные спецназовцами, поймет, что что-то нечисто. Чего уж говорить о зрячих. Их валили из автоматического оружия, как кабанов: в упор, зло и расчетливо. Герда ожила, и со второй палубы почти в упор начала косить всех, кто собрался на корабле. Люди вокруг Греты падали, как фишки домино. Троих из шести выбросило за борт. Остальные слегли у простреленных ног главного Тумбы-юмбы. Упражнение в скоростной стрельбе было закончено. Герда перезарядила магазин компактного карабина и не собиралась успокаиваться.
Одновременно с первыми хлопками-выстрелами на верхней открытой палубе появились Бертолет, Татаринов, Малыш и мичман Корниенко. Люди в лодках вскидывали оружие, пытаясь прицелиться, а некоторые несознательные не старались даже понять, куда стреляют. Если бы не Герда, яхта приняла бы совсем непотребный вид. Каждый разобрал по лодке, в которых оставалось наибольшее количество людей, но взять на прицел две опустевшие, где оставались только водилы, было некому. С бортов еще подоспели Поручик, Дед и Марконя, но, несмотря на свинцовый шквал, обрушившийся на пиратов, две автоматные очереди прошили яхту.
Герда прокрутилась вокруг своей оси и выбила два из двух. Головы остававшихся в лодках одиночек безжизненно повисли, а их корытца, потеряв управление, понеслись в открытое бесконечное море.
Добив все, что могло двигаться, спецназовцы устремились на корму, по которой, как и планировалось, ползал и стонал с перебитыми ногами покусившийся на чужое дикарь. Рядом с ним стояла Грета, держась за окровавленную руку.
Подруга поспешила к ней, просто перебравшись через перила и спрыгнув на нижнюю палубу.
– Прости, я задела, – извинялась Герда, переживая за соотечественницу.
Кэп, глядя на все происходящее свысока, как и положено командиру, распорядился увести раненую в каюту, а сам поспешил чинить допрос пока еще живого Тумбы-юмбы. Дед и Голицын помогли тому найти точку опоры, перетянули перебитые ноги и, удостоверившись, что жизни его в ближайшие несколько минут ничего не угрожает, отошли в сторону.
Кэп присел перед главарем и на неплохом английском спросил не в бровь, а в глаз:
– Ты кто такой?
Раненый и не скрывал, что смысл быстро дошел до него, и стал утвердительно мотать головой, но пока молчал. Как всякий генерал, только что потерявший всю армию, он не мог поверить в произошедшее.
Да он со своими людьми держал все побережье в страхе! Обирал торговцев, грабил туристов, контролировал два рынка, ДВА! И теперь у него нет ничего. Даже здоровья. Добрый человек, который не раз подбрасывал работенку, слил ему отличное дело – а тут полное фиаско. Подстава. Тотал аннихилейшн.
Боевик назвал свое имя. Оно не слишком отличалось от «Тумба-юмба», а посему так его и оставим, дабы не путаться в созвучиях и не ломать глаза, перечитывая неведомые нам слоги.
– Я хотел захватить яхту.
Кэп нарочно занервничал, расширив глаза и начав жевать собственную нижнюю губу, почесывая пальцем курок «Винтореза». Надо знать юг. Тот, кто толстый, больше всех кричит и заведен до припадочного состояния, тот и есть самый главный. А ОН, как известно, страшен в своем гневе, потому лучше поскорее сознаться, даже в том, чего не делал, а только задумывал, и даже в том, о чем не мог догадываться.
Тумба-юмба скосил глаза в сторону. Там в воде, за бортом, в кровавых разводах плавало тело, демонстрируя метки от прошедших насквозь пуль. Он собрался с мыслями и, преодолевая боль, которую не ощущал в полной мере, так как принял самопальное обезболивающее еще до атаки, начал сливать инфу.
