генератора на батареи, Влад полез через шлюзовой отсек к верхнему люку. Откинул накидные болты, до упора утопил расколотую кнопку и, дождавшись, когда гидравлика с протяжным стоном сдвинет ржавую, сто лет не крашеную крышку, выбрался наружу.
Тотчас обдало жаром.
После двух суток комфортной жизни в кислой атмосфере кондиционера здешний воздух показался раскаленным. И это несмотря на сильный ветер. От него, от бестолкового ветра, только-то и пользы было, что подхватил и потянул за собой поднятое составом густое облако пыли. Туда потянул – на черный восток. Пронося мимо крепкий запах лошадиного пота, нервный звериный храп и возмущенное ржание.
Лошади действительно активно выражали недовольство, не нравилось им близкое присутствие стальных громадин. А вот всадники выжидательно молчали и между собой не переговаривались. Во всяком случае, слышно этого не было.
Влад встал в полный рост и помахал руками. Показал, что готов переговорить. И заодно – что безоружен.
Они будто ждали этого приглашающего жеста. От группы тут же отделился один верховой. Саданув каблуками в упитанные бока своего каурого, направил его ближе к вездеходу и встал в той зоне, где было светло, словно днем.
Оказался он не молодым, этот скуластый мужик в потертых кожаных штанах и светлой, расшитой замысловатым орнаментом рубахе. Но и стариком не был. Даже по здешним меркам. Влад, приглядевшись, посчитал его ровесником. Где-то тридцать три на вид, ну, быть может, тридцать пять – не больше.
Парламентер сдернул с левой руки перчатку и, не поднимая головы, коснулся края шляпы. То ли придержал ее, чтобы не сорвало порывом ветра, то ли отсалютовал. Влад на всякий случай решил ответить стандартным воинским приветствием: большим пальцем правой руки коснулся с отмашкой груди в области сердца. Дескать, вот где, почтенный тиберриец, у меня, землянина, сердце. Там же, где и у тебя. Если вздумаешь наповал, засаживай сюда.
Чем засаживать у аборигена, кстати, имелось. Влад наметанным взглядом сразу заприметил и солидный арбалет на две стрелы, и что из-за правого плеча у мужика торчит пук болтов с жестким оперением из ярко-красного пластика – тоже заметил. Еще насчитал два ножа. Один – огромный тесак – покоился в ножнах, висящих на широком поясе. Выгнутая рукоять второго, не такого мощного, но и не перочинного, выглядывала из голенища сапога.
При этом Влад почти автоматически зафиксировал, что этот глядящий на него исподлобья крепыш, судя по всему, левша. Что ни о чем не говорило.
И обо всем.
Чтобы разрядить обстановку, землянин решил поздороваться на понятном для всех народов Схомии аррагейском языке. Придав голосу максимум доброжелательности, пожелал ясного горизонта:
– Торрум оват!
– И тебе чистого, – ответил всадник и, глядя куда-то в сторону, не без гордости добавил: – Я понимаю ваш.
Голос его звучал невыразительно, глухо, но при всем при том очень уверено. Очень.
Влад спрыгнул с башни на лобовой выступ корпуса, оседлал шар космической антенны и, оказавшись почти на одном уровне с всадником, представился:
– Я – Влад.
Тиберриец кивнул:
– Гэндж.
Влад перевел для себя: «Гэндж – означает “смельчак”» и заметил:
– Я рад, что ты гэндж, Гэндж. И я хочу спросить у тебя, Гэндж.
– Давай спросить.
– Зачем ты здесь, Гэндж?
– Населяю здесь. А ты, не свой?
Простой ответ и столь же немудреный вопрос поставили землянина в несколько затруднительное положение. Если не сказать – в тупик. Но Влад нашелся:
– Я здесь служу.
– Можно, – будто разрешил Гэндж, а потом, резко хлопнув по холке забеспокоившегося коня, предъявил: – Нам нужен фенгхе.
– Фенгхе? – Такого слова Влад не знал.
Тиберриец, заметив его недоумение, махнул в сторону контейнера и повторил:
– Нам нужен фенгхе.
До Влада дошло, что речь идет о грузе. Присвистнув от удивления, спросил:
– Зачем вам эта штука, Гэндж? Слышал, вы ее за греховную держите.
– Надо, – ответил тиберриец. – Сильно надо.
– Верю. Но я не могу его отдать, Гэндж.
– Зачем?
– Это не мой раймондий. Или как ты его там… фенгхе. Да?
– Фенгхе, – подтвердил Гэндж и продолжил гнуть свое: – Сильно надо. Отдай.
