мясорубки, которую сходящие с ума от голода и жажды пациенты лепрозория устроили вчера, лейтенант насчитал в клетках троих покойников – выпускать больных из клеток не хотелось. Да и сами они, испугавшись содеянного, сидели тихонько, словно сами себя распихав по углам. Сказка. Только очень страшная. Однако пришлось все-таки выпустить из подсобки нескольких санитаров и с их помощью рассадить оставшихся пациентов по одному, раз уж клеток теперь хватало на всех. С помощью тех же санитаров убрали трупы. После чего персонал лепрозория от греха подальше перевели наверх и тоже разместили «поштучно» в пустующих палатах второго этажа.
Судя по всему, нашедшие пристанище в миссии Армии спасения двое его подчиненных неплохо развлекались – накануне ночью, на этот раз на окраине города, снова гремела стрельба, а потом что-то еще и горело, слышны были сирены полиции и пожарных. Туманов был уверен, что Локис и Петренко имеют к этому самое непосредственное отношение.
Глядя на то, как дождь наполняет подставленную пулеметчиком посуду, лейтенант не выдержал.
– Командир! Можно я этих... под дождь выпущу?
– Не боишься после вчерашнего? – Полковник с прищуром посмотрел на медика.
Тот вскинулся:
– Пусть хоть воды напьются, раз уж кормить нечем. Санитаров мы сами можем напоить, их-то немного, и кидаться на нас они не будут, хоть и голодные. А с пациентами как быть? Если я их из кружечки начну потчевать, они меня вместе с кружечкой оприходуют. А потом опять раскаиваться по углам усядутся.
Командир прислушался: дождь, похоже, зарядил надолго. Глядишь, и до утра не перестанет.
– Хорошо, будь по-твоему. Макаров! – подозвал он пулеметчика. – Прикрой доктора.
Спустившись вниз, лейтенант остановил пулеметчика у лестницы, а сам начал осторожно сдвигать запоры. Закончив с дверями, он громко сказал по-испански: «Можно выходить на улицу». Решетки медленно и неуверенно заскрипели – его поняли. И через минуту в камерах не осталось никого.
А дождь не утихал. Лужи были уже везде, где хоть на несколько минут могла задержаться вода. Туманов, убедившись, что за оградой все, кроме часовых, попрятались в палатки, смотрел на то, как прокаженные словно психи бегают по двору с радостными воплями, подставляя открытые рты теплым струям. Большинство же держалось поближе к старой железной бочке, опасаясь, что дождь может закончиться так же внезапно, как и начался. Однако пока что уровень воды в бочке все еще поднимался, несмотря на все «старания» пациентов. Десантники тоже, как могли, собирали воду – это был шанс продержаться еще какое-то время. В углу комнаты стоял небольшой бак из нержавейки, который местный главврач, как видно, держал под личный запас питьевой воды. Вылив в бак очередную плошку, принесенную пулеметчиком, медик мрачно вздохнул и забросил в бак обеззараживающую таблетку. Последнюю.
С наступлением темноты стало заметно прохладнее, однако дождь при этом по-прежнему шел стеной. Почувствовав холод, промокшие насквозь пациенты сами попрятались в свои камеры. Пить, как видно, уже никто не хотел. Лейтенанту осталось лишь пройти по коридору и задвинуть засовы.
Тем временем Туманов поднялся на башню, чтобы еще раз посмотреть на позиции гондурасских солдат, вдруг они уже дозрели до штурма здания. Но нет, рисковать своими жизнями эти доблестные воины все еще не спешили. Для них немалым проявлением героизма было уже то, что гондурасцы терпеливо продолжали сидеть здесь который день под дождем. Под защитой пулеметов и мешков с песком. Ясно. До утра с этой стороны опять не будет никаких изменений. Уже изрядно стемнело, вряд ли у них есть столько приборов ночного видения, чтобы устроить атаку в темноте, да еще под дождем. Гораздо легче сидеть и ждать. Туманов вздохнул и отвернулся. Скучно с вами, сеньоры.
Он вдруг вспомнил о тросе, закрепленном в окне на той стене здания, которая выходила на каньон. В памяти полковника вдруг всплыло, что среди фотографий, которые Мендоса привез в Россию, снимков этой стены не было. Нет, конечно, можно сказать, что их не было исключительно потому, что атака с этой стороны не планировалась даже как запасной вариант. А может быть, их не было как раз потому, что Мендоса заранее спланировал ту ситуацию, которая вышла сейчас, и не хотел, чтобы русские «амигос» догадались раньше времени и смогли выбраться сами? На этот вопрос, наверное, лучше самого «друга Хорхе» сейчас никто не ответит. Так что не стоит гадать. Кстати, что-то сегодня его за оцеплением не было видно. И на связь больше не выходил. Хотя это из-за «глушилок», наверное. Пожалуй, стоит еще раз взглянуть на трос, решил Туманов и подошел к окну, выходящему на каньон.
И вдруг он увидел, как трос, до этого безвольно свисавший почти отвесно вниз, натягивается плавными рывками под регулярный то ли скрип, то ли скрежет, пробивающийся сквозь шум дождя. И вот уже трос больше похож на гитарную струну, натянутую до предела. Неподвижную струну, которая лишь немного раскачивается от ветра. Немудрено, при такой-то длине. Надо бы поближе посмотреть, решил Туманов и, сбежав по лестнице и немного попетляв в подсобных помещениях за кухней, вдруг оказался перед запертой дверью. Интересно, а замок в двери, похоже, совсем недавно если не меняли, то хотя бы смазали. Сказать по правде, замок, как и сама дверь, был преградой лишь для того, кто привык открывать их исключительно с помощью ключа. Знакомства с тяжелым армейским ботинком этот нежный механизм не перенес, со звоном разлетевшись по углам в пустой комнате, где заканчивался натянутый над каньоном трос. Стена, в которую был вмурован крепеж для троса, была капитальной. Полковник понял, что Мендоса не блефовал, когда говорил, что может их вытащить. Если трос прочный и закреплен на том берегу так же основательно как здесь, то шанс есть – даже в такую погоду. Туманов подошел к окну, больше похожему на дверной проем, – когда здесь устраивали переправу, то окно расширили в стороны и вниз, чтобы люлька могла пройти свободно. Трос тем временем раскачивался все сильнее. Более того, полковник понял, что темное пятнышко, которое почудилось ему там, куда уходил трос, становится больше и плотнее. Похоже, под тросом подвешено что-то похожее на люльку. И это что-то движется сюда. Вот только кто направляется сюда – враг или друг? Этого не понять.
Туманов заколебался. В люльке ведь действительно мог быть кто угодно. Либо Мендоса, решивший не отвлекаться на достижение договоренностей, либо кто-нибудь из его людей, чья жизнь не столь ценна, как жизнь предприимчивого босса. Или снайпер, самостоятельно разгадавший назначение натянутой стальной струны. Или сапер. Однако что гадать – все равно сейчас ничего не разобрать. А потом может быть поздно. Командир решительно снял с жилета осколочную гранату и закрепил ее на тросе. Потом, отогнув усики, привязал к кольцу веревку. Теперь только одно движение – и трос вместе с люлькой полетит вниз.
Люлька тем временем из призрачного пятнышка превратилась в четкий темный прямоугольник, более того, теперь Туманов видел силуэт человека в ней. Но потоки дождя не давали разглядеть, кто в люльке – друг или враг. Однако еще немного, и человек в люльке сможет увидеть Туманова. Полковник шагнул за стену, натягивая веревку. Потянулись длинные секунды. Вдруг сквозь шелест дождя прорвался знакомый голос, который произнес по-русски:
– Есть тут кто-нибудь? Это Локис.
Туманов выглянул из-за стены. В остановившейся у подоконника люльке действительно был снайпер. Полковник поднял руку – подожди, мол, затем снял гранату с троса и помог втащить люльку внутрь дома. Снайпер выпрыгнул из железного ящика, держа в руке «калашников» с деревянным прикладом. Туманов хмыкнул, догадавшись, откуда у снайпера этот автомат. Но тот протянул ему еще один «АК-47» и заговорил первым, быстро и сбивчиво:
– Товарищ командир, надо спешить. У нас мало времени.
Глава 36
Локис уже давно исчез в пелене дождя. Петренко всматривался в серую водяную стену – нет, ничего не видно. Даже вспышки молний, регулярно освещавшие каньон и дом на том берегу, ничего не высвечивали. Трос раскачивался, но это и неудивительно – вон какой ветер. Сиди, Сашка, догадывайся, добрался Медведь до того берега или еще нет. Хотя по времени уже пора бы. Тяговый тросик уже и сам натянулся почти до упора, вон, практически вся катушка размоталась.
Вдруг сквозь дождь с той стороны трижды мигнул фонарик. Сапер почувствовал облегчение – сигнал означал, что скоро товарищи будут здесь. Петренко попробовал подкрутить трос, но рукоятка шла туго. Тогда он просто ее зафиксировал, чтобы от рывка тросик не мог сорваться. Индеец приложил ухо к лебедке и показал, что все в порядке. Конечно, проще было бы использовать мотор, но шум мотора наверняка созвал бы всех любопытных в округе, причем первыми примчались бы военные и полиция. Вот только мотор, похоже как сгорел, так никто его и не менял. Что и понятно – зачем его менять ради одного рейса?
Внезапно индеец насторожился и показал на заросли. Петренко чертыхнулся: как раз с этой стороны он
