теперь уже подходил к концу. И для пополнения его так или иначе пришлось бы идти к берегу и заходить в какой-нибудь порт, какой бы опасной и непредсказуемой ни казалась эта авантюра.
Время шло, и каждый раз, взбираясь на гребень очередного зеленого водяного вала, Шамседдин с тревогой вглядывался в туманную даль бушующего моря. Он тщетно пытался различить там, в неясной мути смешавшейся водной стихии и облачного неба, очертания низкого азербайджанского берега. Шамседдин понимал, что низменный, в некоторых местах заболоченный берег Каспия откроется лишь в самый последний момент, когда подойдешь к нему вплотную – и в этом таилась большая опасность. Конечно, его катер сидел в воде мелко, и днище у него было плоское. Но у совершенно незнакомого берега, без точного знания глубин вероятность сесть на мель, зацепиться и увязнуть винтом где-нибудь на песчаной косе или ткнуться днищем о случайный, торчащий из воды камень или забитую в морское дно сваю оставалась высокой. Это означало бы для Шамседдина катастрофу.
Кроме того, смутные подозрения все настойчивее шевелились в голове у американского ихтиолога. Он уже пять часов сражался с бушующим морем. По такой погоде определить количество пройденных миль трудно, почти невозможно, берег по-прежнему скрывался в туманной дымке бушующего моря, хотя его очертания давно уже должны были показаться. Это обстоятельство сильно смущало Шамседдина.
Временами отважному и безрассудному профессору ихтиологии начинало казаться, что он каким-то невероятным образом уже успел миновать выдающийся в море Апшеронский полуостров с расположенным на нем столичным городом Азербайджана, что его катер ушел на северо-восток много дальше, чем он думал. Справиться по приборам, определить точные или хотя бы приблизительные координаты судна не было никакой возможности: Шамседдин не мог оставить штурвал и возиться с навигационным оборудованием. И если он действительно сбился с курса, то теперь мог еще долго бороться с волнами и пробиваться дальше на север. Никакого азербайджанского берега дальше не было, и Шамседдину предстояло еще не меньше суток идти через весь Каспий вплоть до самого его северного побережья, низменного и заболоченного устья великой русской реки Волги.
Машинально, незаметно для себя самого, Шамседдин стал забирать все дальше на северо-запад, напрямую к азербайджанскому берегу. Холодный пот прошибал его, и невыносимый дикий ужас сковывал грудь при мысли, что он заблудился в этой изумрудно-зеленой бушующей водной стихии. Берег все не появлялся, и Шамседдин подумывал уже застопорить двигатели, пустить катер в дрейф и все-таки развернуть антенну, настроить спутниковую систему навигации, определить координаты судна и высчитать курс. Шамседдин прекрасно понимал, что это уже крайний способ. Потому что пускать его катер в дрейф при таком волнении было смертельным номером, а разворачивать вручную тяжелую и громоздкую антенну спутниковой связи и вовсе прямое и верное самоубийство: первая же большая волна сломает ее, снесет в море человека и, может быть, опрокинет и потопит само суденышко.
Внезапно Шамседдин заметил, что вода вокруг него, прежде хоть и зеленая, но прозрачная, вдруг заметно помутнела. От этого открытия у Шамседдина стало одновременно жутко и радостно на душе. Помутнение воды означало, что волнение моря достает до самого дна и взметает оттуда ил и песок. Значит, это самое дно близко, значит, катер совсем рядом с берегом. Но это также означало, что пускать катер в дрейф уже нельзя, можно сесть на мель. А следовательно, и не развернуть спутниковую антенну, не определить координаты. Не узнать, к какой части побережья пригнал шторм его суденышко. Это значило, что теперь Шамседдин должен подбираться к берегу вслепую, что очень опасно. Судя по поднятой со дна мути, берег находился где-то близко, но в сплошном месиве водяных брызг, застилающих горизонт, различить что-нибудь не представлялось возможным.
Берег возник перед Шамседдином неожиданно, в виде внезапно высунувшейся из сплошного водяного месива острой оконечности серого бетонного мола, основная часть которого тонула в серо-зеленом сумраке. Через этот мол, поднимающийся над водой не более чем на три метра, отчаянно перекатывались волны, временами накрывая его целиком, но серый кусок бетона снова и снова показывался из пенистой зеленой водяной массы. На конце мола торчала надежно вмурованная в бетонное основание оранжево-красная полосатая башенка маячка высотой около одного метра.
Скатываясь с очередной волны, Шамседдин направил свой катер в обход этого мола. Напряженно всматриваясь вперед, он вскоре разглядел отчаянно бултыхавшийся на волнах оранжево-красный бакен, обозначавший, что место здесь пригодно для прохода маломерных судов. Заметно успокоившись и почувствовав себя увереннее, Шамседдин направил судно в обход бакена, в более тихую часть моря, отгороженную стеной бетонного мола.
За молом, тянущимся вдоль берега длинной узкой полосой из серого, позеленевшего от воды бетона, обнаружился глубокий просторный заливчик, волны в котором хоть ненамного, но были ниже тех, что в открытом море, и катер не так швыряло вверх и вниз. Шамседдин у штурвала немного расслабился, дал двигателю средние обороты, катер спокойно и плавно заскользил по заливчику.
Вскоре слева по борту показался низкий заболоченный берег, на котором заросли тростника и песчаные пляжи соседствовали с оборудованными кое-где лодочными причалами, где прямо на песке лежали вытащенные из воды алюминиевые и деревянные моторные лодки. Шамседдин понял: его принесло к одному из рыбацких поселков, каких множество на побережье Каспия. Сбавив обороты двигателя на малые, он продолжал следовать вдоль берега, внимательно всматриваясь в его очертания. Вскоре стали различимы рыбацкие коттеджи, иные из них весьма основательные, кирпичные, двухэтажные, окруженные садиками и даже парками. Дождь и ветер безжалостно хлестали берег, трепали зеленые ветви деревьев. Рыбацкий поселок казался совершенно безлюдным, будто вымершим, в штормовую погоду все его жители предпочитали сидеть по домам.
Волнение моря становилось все меньше, сплошная серая муть со всех сторон горизонта разделилась надвое, стала прозрачнее – как в древних шумерских мифах, небо отделилось от Мирового океана. Шамседдин разглядел, что мол справа по борту стал выше и шире и морские волны больше не перекатываются через него. Это бетонное ограждение от буйства морской стихии тянулось еще примерно на пятьсот метров и там упиралось в берег. Шамседдин поднес к глазам бинокль: на их стыке располагался поселок побольше, виднелись кирпичные магазины и городского типа дома.
Чем больше Шамседдин рассматривал поселок, тем меньше он ему нравился. Там, у начала мола, находилась пристань, побольше и поприличнее тех, что ихтиолог видел на берегу справа. На пристани у прочного и основательного бетонного дебаркадера стоял пришвартованный сторожевой катер береговой охраны, и трехполосный зелено-красный государственный флаг Азербайджана полоскался на его корме. Такой же трехполосный флаг трепало порывами штормового ветра и на шпиле над крышей самой пристани, и на крыше еще одного солидного кирпичного здания в поселке, фасада которого с моря было не видно, его загораживали другие дома. Шамседдин понял: здесь находилась база пограничных войск и береговой охраны Республики Азербайджан. Проклятый шторм пригнал ихтиолога прямо в пасть шайтана. Однако делать теперь нечего. С берега его все равно непременно должны были заметить, и от объяснения с пограничниками никуда не денешься. А поворачивать обратно и пускаться снова в метания по бушующему штормом морю Шамседдин физически был не в состоянии.
Скользнув взглядом по берегу, что тянулся слева по борту, ихтиолог заметил крохотную бухточку, образовавшуюся в низком месте, в подтопленной части берега. Вокруг нее стеной стояли заросли тростника, и хорошо разглядеть ее можно было лишь с моря. В эту бухточку вел узкий и, наверное, мелкий пролив, но, рассматривая его в бинокль, Шамседдин решил, что его будет достаточно для катера. Вода в этой бухточке была совершенно спокойной, лишь немного покрывалась мелкой рябью от налетавших сверху порывов ветра. Внимательно оглядев бухточку в бинокль, Шамседдин понял, что это как раз то, что ему нужно.
Самым малым ходом он осторожно завел свой катер в небольшой уютный заливчик, бросил якорь, убедился, что ему более ничего не угрожает на поверхности моря, после чего выключил двигатель, вздохнул с огромным облегчением: его битва с морем была окончена. Смертельная усталость ломила тщедушное с виду тело профессора ихтиологии.
Однако Шамседдин не спешил отдыхать. Забравшись в каюту, единственную на этом крохотном суденышке, он достал из непромокаемого, герметично закрывающегося шкафа для бумаг папку, вытащил оттуда чистые листки бумаги, шариковую ручку, сел за стол. Положил перед собой один лист, стал аккуратно выводить на нем арабскими литерами текст на курдском языке. Это было то самое сообщение, которое он хотел, но не смог передать в эфир у берегов Ирана. Теперь этот текст приходилось составлять заново и заново шифровать его.
