— Разница невелика, — ответил Грэшем, — если не считать того, что некий Бартоломе Соморива месяца три назад заразился сифилисом и продолжал жить с обеими любовницами, хотя и знал об этом. А одна из этих женщин спит также с некоторыми очень важными людьми в Лиссабоне. Скорее всего она заразила и этих людей.
Бартоломе содрогнулся, как будто его ударили по лицу.
— Откуда вы знаете? Вы ведь… вы не могли рассказать этим людям…
— Мне нужна плата за молчание, — произнес Грэшем ледяным тоном.
— Плата?.. — Бартоломе явно растерялся и не знал, что ответить. — Но… я человек бедный… я…
— Мне нужна плата иного рода, — промолвил Грэшем. Он сидел, так и не откинув капюшона, с затемненным лицом. — Больше того, если вы исполните мою волю, я сам хорошо заплачу вам. — Он извлек из складок одежды объемистый кошелек и бросил его на стол. — Откройте-ка его и посчитайте деньги, — приказал он. Золотые монеты посыпались на стол, как из рога изобилия. Одна из них упала на пыльный пол, и итальянец поднял ее.
— Это… очень щедро, — сказал он, поднимая голову. Лицо его покрылось испариной.
— Здесь только задаток, — продолжал Грэшем. — Вы получите в пять раз больше, если сделаете то, что нам нужно.
Выражение лица Бартоломе стало хитрым. Видимо, он почувствовал себя на знакомой почве. Он аккуратно собрал все монеты обратно в кошелек и спрятал его.
— А что вам нужно от меня? Я простой рабочий, делаю пушки, и все. — Он поднял руку с кубком, глядя не на Маниона, державшего бутылку, а на человека, сидевшего напротив, чье лицо оставалось в тени. В комнате воцарилось молчание. Итальянец с пустым кубком в руке, видимо, почувствовал себя глупо. Он повернулся к Маниону, очевидно, желая попросить того наполнить кубок. Манион лениво плюнул в кубок, после чего наполнил его до краев и отошел в сторону.
На мгновение возникло впечатление, что итальянец, сейчас вскочит и ударит Маниона, но оно оказалось ложным. Он с тоской посмотрел на Грэшема и сказал:
— Я пришел сюда потому, что слышал, будто здесь мне сделают какое-то интересное предложение. А меня тут просто осыпают оскорблениями — какой в этом интерес? — Ему почти удалось скрыть свой страх.
— Ну, все просто, — отвечал Грэшем. — Огромному флоту короля Филиппа не хватает пушек и ядер. Слишком многие его корабли вооружены или древними железными пушками, или пушками, которые предназначены для убийства людей, но не смогут потопить английские галеоны. И очень на многих кораблях приходится всего от пяти до десяти зарядов на пушку.
— Это я знаю, — заметил Бартоломе. — И весь Лиссабон знает.
— Вы также знаете, что в последний месяц ваш литейный цех получил достаточно сырья для того, чтобы всерьез взяться за литье новых бронзовых пушек, больших пушек, в которых так нуждается Армада. В Испании надеются: в Лиссабоне произведут сто… даже сто пятьдесят новых больших пушек вместе с необходимыми для них ядрами.
Бартоломе решил прикинуться дурачком — так он вел себя с напористыми эмиссарами Санта- Круса.
— Сто пушек! Сто пятьдесят пушек! — закричал он. — Бред! Сам Марс не смог бы отлить столько пушек за такое короткое время!..
— Избавьте меня от театра, — спокойно сказал Грэшем. — Есть очень хорошие, опытные мастера, французы и шотландцы, которые могут приехать сюда, в Лиссабон. Это католики, которые не любят Англию. Есть также в Шотландии и Европе мастера, умеющие делать сварку в нужной пропорции, следить за тем, чтобы металл остывал с нужной скоростью и так далее. Но вы и не старались заручиться помощью таких людей.
— А с какой стати я должен это делать? — возмутился Бартоломе. — На меня и так давят со всех сторон, кричат, что надо делать больше пушек. Больше пушек! Эти слова как будто черная месса. У меня и так в ушах звенит! Не кажется ли вам, что мне не приходится особенно стараться при такой жизни?
— Да, по двум причинам, — заметил Грэшем. — Во-первых, каждый мастер, умеющий делать пушки, который приезжает в Лиссабон, означает уменьшение ваших доходов, а вы хотите монополизировать выгоднейшее предприятие. А во-вторых, вы сами не очень-то хороший мастер.
Бартоломе вскипел, попытался подняться, но Манион силой усадил его обратно.
— Везде, где вы работали, о вас отзываются плохо, — продолжал Грэшем. — Ваши пушки не раз взрывались и во время испытаний, и во время боевых действий. В Италии вас называли производителем вдов. Вы бежали в Лиссабон и рассказали им тут, что искали настоящего дела и что готовы делать орудия, которые будут служить истинной вере. Красивые слова и хорошие, но фальшивые рекомендации из Италии от людей с громкими титулами, которых не существует в действительности.
— Неправда! Я… — начал было итальянец.
— Да молчите вы, — перебил его Грэшем, не повышая голоса, однако собеседник прекрасно почувствовал в его тоне скрытую угрозу. — Мои требования просты. Вы будете продолжать делать плохие пушки для испанского флота. Вместо ста пятидесяти пушек вы сделаете всего пятьдесят, и на море они должны представлять большую опасность для тех, кто будет из них стрелять, чем для противника. А все ваши ядра должны быть непригодными к делу. Пусть они остывают слишком быстро и неравномерно. Каждое из них должно иметь какой-то изъян. Изъяны эти должны быть такого рода, чтобы ядра разлетались на куски в воздухе и в любом случае чтобы они не могли нанести ущерб английским боевым кораблям.
Анна слушала их затаив дыхание. Она сама была на море и могла представить себе убитых и покалеченных испанских пушкарей и моряков после взрыва их собственных корабельных орудий, живо представляла себе также их изумление и отчаяние, когда выстрел за выстрелом пропадал впустую, не причиняя никакого вреда английским кораблям. Сколько же жизней зависит от ужасного торга, ведущегося здесь, в грязной комнате! Уж не стала ли сама Смерть ее опекуном?
— А какое же вознаграждение я получу за измену моей вере и моей профессии? Как я буду вознагражден за весь риск и угрозу разоблачения? — спросил итальянец.
— Золото, — ответил Грэшем. — Ровно в пять раз больше, чем в этом кошельке. Может быть, это не королевский выкуп, но герцогский уж точно. Получите паспорт ради вашей безопасности. Ну и конечно, почтенные граждане Лиссабона не узнают, что своим заражением они обязаны именно вам. Да и ваша жена не узнает столь приятную новость. Кроме того, король Испании не узнает правду о вашем мастерстве, на которое он возлагает надежды. Думаю, вы будете достаточно вознаграждены. Не сравнить с участью солдат и моряков, которые станут жертвами ваших разрывающихся пушек.
Но эти люди явно не интересовали итальянца.
— А какие есть гарантии, что вы не предадите меня после того, как используете? — спросил он. — Вы прибыли в Лиссабон с шиком, привезли с собой красавицу, и, как говорят в кабачках, она даже испанская принцесса. Умно ли с моей стороны доверять свою жизнь человеку, который всегда на виду?
— Поглядите на мою подопечную, — сказал Генри, который вдруг протянул руку вперед и откинул капюшон, скрывавший лицо Анны. Для нее самой это явилось полной неожиданностью — ее никто не предупреждал ни о чем подобном. Ее золотистые волосы упали на плечи. Цвет их сейчас напоминал цвет золотых монет из кошелька, переданного Грэшемом итальянцу. Дав ему время оценить ту, которую он увидел, Грэшем продолжал: — Она испанская проститутка, хотя и очень красивая, конечно. Она обслуживала капитана корабля «Сан-Фелипе», который мы захватили. Я знал: с ней мне въезд в Лиссабон обеспечен.
Итальянец пожирал Анну глазами. Сама она сидела, не смея поднять глаза. Никогда в жизни Анна не была еще так шокирована. Она чувствовала себя так, как будто ей голой пришлось пройти перед этим негодяем. После того унижения, которому подверг ее Грэшем, любые возражения с ее стороны выглядели бы жалкими.
— Если пожелаете, Анна станет вашей, когда вы все выполните, — продолжал Грэшем. — Это — дополнение к вашему вознаграждению.
— Моей? Но как это возможно? Она же знает, что я — сифилитик. Скоро ни одна девка не станет со мной спать, разве только если она сама больная! — Лицо его исказилось, как от боли. Грэшем знал: это
