Философ разжег трубку.
— Мы живем столько, сколько нам отпущено, — сказал он, — и имеем такое здоровье, какого заслуживаем. Твое приветствие воплощает нефилософическое представление о смерти. Мы должны уступать во всех логических завершениях.
Соединение противоположностей есть завершение. Жизнь движется к смерти как к цели, и мы должны подходить к этой следующей стадии опыта либо беззаботно, как к тому, что должно случиться, либо с хорошим, честным любопытством, как к тому, что может случиться.
— Не так уж это забавно — быть покойником, сэр, — сказал Михаул.
— Откуда ты знаешь? — ответил Философ.
— Да уж знаю, — сказал Михаул.
Глава VIII
Провалившись в нору у подножия дерева, дети обнаружили, что падают по скользкой узкой трубе, уходящей под укос вниз; труба аккуратно выбросила их в небольшую комнатку. Эта комнатка была вырыта прямо под деревом, и ни один из корней и корешков, проходивших в том месте, не был потревожен, что потребовало большого старания, поскольку корни проходили через комнату, извиваясь и переплетаясь самым причудливым образом. Чтобы перейти с одного места на другое, приходилось обходить, перепрыгивать и подлезать под них до бесконечности. Некоторые корни проходили весьма удобно для того, чтобы сделать из них низкие сиденья и узкие неровные столики, а дальше вниз все корни уходили в пол комнаты и следовали дальше в том направлении, какого требовало их дело. После открытого воздуха это место показалось детям очень темным, и несколько минут они ничего не видели, но спустя немного времени их глаза привыкли к полумраку, и они вполне смогли все разглядеть. Первым, что они увидели, были шесть человечков, сидевших на низких корнях. Все они были одеты в зеленую одежду и маленькие клеенчатые переднички, а на головах у них были высокие зеленые колпачки, которые покачивались в такт их движениям. Все они деловито мастерили обувь. Один сучил на колене дратву, другой размачивал куски кожи в ведре с водой, третий полировал внутреннюю сторону ботинка куском обработанной кости, четвертый подравнивал каблуки коротким и широким ножом, а пятый вколачивал в подошву деревянные шпильки. Все шпильки он держал во рту, и от этого лицо его широко и весело ухмылялось, а как только ему требовалась шпилька, он выплевывал ее себе в руку и дважды стукал по ней молотком, затем выплевывал следующую шпильку, и она всегда попадала правильным концом вверх, и ни разу ему не приходилось стукать молотком больше, чем дважды.
На его работу стоило посмотреть.
Дети выскользнули из норы так неожиданно, что почти позабыли все правила хорошего тона, но как только Шеймас обнаружил, что он находится в комнатке, он снял шапку и встал.
— Господь со всеми здесь, — сказал он.
Лепрекон, который завел их сюда, поднял Бригид с пола, к которому ее все еще приковывало изумление.
— Сядь вон на тот корешок, дитя моего сердца, — сказал он, — и ты сможешь вязать для нас носки.
— Да, сэр, — послушно сказала Бригид.
Лепрекон снял с высокого горизонтального корня четыре спицы и клубок зеленой шерсти. Для этого ему пришлось перелезть через один корень, обойти три и подняться по двум, и он сделал это так легко, словно ему это ничуть не составило труда. Спицы и шерсть он вручил Бригид Бег.
— Ты умеешь обметывать пятку, Бригид Бег? — спросил он.
— Нет, сэр, — ответила Бригид.
— Ну, значит, я покажу, когда ты до нее дойдешь.
Все шесть лепреконов остановили работу и смотрели на детей. Шеймас обратился к ним.
— Господь благослови вашу работу, — сказал он вежливо.
Один из лепреконов, седой и морщинистый, с тонкими седыми усами, свисавшими далеко вниз, промолвил тогда:
— Подойди сюда, Шеймас Бег, я сниму с тебя мерку на пару ботинок. Поставь ногу вот на этот корень.
Мальчик так и сделал, и лепрекон снял мерку с его ноги деревянной линейкой.
— Теперь ты, Бригид Бег, покажи мне свою ногу. — И он смерил также ее. — Будет готово к утру.
— А вы никогда не делаете ничего, кроме обуви, сэр? — спросил Шеймас.
— Ничего, — ответил лепрекон, — разве что если нам нужна новая одежда, то ее приходится шить, но нам жаль каждой минуты, потраченной на что-то, кроме обуви, потому что это — настоящее занятие для лепрекона. Ночью мы ходим по улице, заходим в дома людей и срезаем с их денег маленькие кусочки. Так, кусочек за кусочком, мы собираем кувшин золота, потому что, видишь ли, лепрекон должен иметь кувшин золота, чтобы, если люди его поймают, он мог бы выкупить себя. Но это случается редко, потому что позволить человеку себя поймать — большой позор, и мы так долго упражняемся в лазании по корням тут у нас, что ускользнуть от людей нам легко. Конечно, время от времени нас ловят, но люди глупы, и мы всегда уходим от них и безо всякого выкупа. Зеленое мы носим потому, что это цвет травы и листьев, и когда сидим под кустом или лежим в траве, люди просто проходят мимо и не замечают нас.
— А вы покажете мне ваш кувшин золота? — спросил Шеймас.
Лепрекон пристально посмотрел на него:
— Ты лепешки с молоком любишь? — спросил он.
— Очень люблю, — ответил Шеймас.
— Тогда лучше поешь немного, — и лепрекон достал с полки кусок лепешки и налил в два блюдца молока.
Пока дети ели, лепрекон задал им много вопросов:
— Во сколько вы встаете по утрам?
— В семь часов, — ответил Шеймас.
— И что вы едите на завтрак?
— Кашу с молоком, — ответил тот.
— Добрая еда, — сказал лепрекон. — А что у вас на обед?
— Картошка с молоком, — ответил Шеймас.
— Совсем неплохо, — сказал лепрекон. — А что на ужин?
На этот раз ответила Бригид, потому что у брата был набит рот:
— Хлеб с молоком, сэр, — сказала она.
— Нет ничего лучше, — произнес лепрекон.
— А потом мы ложимся спать, — продолжала Бригид.
— Почему бы и нет? — сказал лепрекан.
Именно тут Тощая Женщина с Инис-Маграта постучала по стволу дерева и потребовала, чтобы ей вернули детей.
Когда она ушла, лепреконы устроили совет, на котором было решено, что они не могут позволить себе ссориться с Тощей Женщиной и Ши Крогана-Конгайле, так что лепреконы пожали детям руки и попрощались с ними. Лепрекон, который увел их от дома, привел их обратно и, прощаясь, пригласил детей заходить на Горт-на-Клока-Мора, когда они только захотят.
— У нас всегда найдется кусок лепешки, пирога с картошкой и глоток молока для друга, — сказал он.
— Вы очень добры, сэр, — ответил Шеймас, и сестра его сказала то же самое.
Лепрекон ушел, а они стояли и провожали его взглядом.
— Помнишь, — сказал Шеймас, — как он прыгал и дрыгал ногой в прошлый раз?
— Помню, — ответила Бригид.
