миг.
Философ очень проголодался и оглядывался по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы съесть.
— Если бы я был козой или коровой, — говорил он, — я мог бы поесть этой травы и насытиться. Если бы я был ослом, я мог бы пощипать жестких колючек, что растут по бокам, или, если бы я был птицей, я мог бы покормиться гусеницами и ползучими тварями, что без счета копошатся повсюду. Но человеку нечем подкрепиться даже посреди изобилия, потому что он ушел от природы и живет искусной и извращенной мыслью.
Так рассуждая, Философ случайно поднял взгляд от земли и вдалеке увидел одинокую фигурку, сливавшуюся с землей в лощинах и снова появлявшуюся в другом месте.
Перемещения этой фигуры были такими странными и причудливыми, что Философу оказалось чрезвычайно трудно следовать за ней, и он никогда не догнал бы ее, если бы ему не повезло, и та не двинулась в его сторону. Приблизившись к фигурке, Философ увидел, что это — маленький мальчик, танцующий там и сям по траве. Кустистый холм скрыл его на мгновение, а потом они вдруг оказались лицом к лицу и поглядели друг на друга. После минутного молчания мальчик, которому на вид было лет двенадцать, прекрасный, как утро, поздоровался с Философом.
— Вы заблудились, сэр? — спросил он.
— Все тропы, — ответил Философ, — лежат на земле, и поэтому заблудиться нельзя — но заблудился мой обед.
Мальчик прыснул смехом.
— Чему ты смеешься, сынок? — спросил Философ.
— Да тому, что я несу вам ваш обед, — ответил мальчик. — Я как раз думал — что это меня понесло в эту сторону? Ведь обычно я гуляю дальше к востоку.
— Мой обед? — спросил Философ заинтересованно.
— Ну да, — ответил мальчик. — Свой обед я съел дома, а ваш положил в карман.
Я подумал, — пояснил он, — что проголодаюсь, если забреду далеко.
— Сами боги тебя ко мне послали, — сказал Философ.
— Это бывает, — согласился мальчик и вынул из своего кармана небольшой сверток.
Философ немедленно сел, и мальчик передал ему сверток. Философ развернул его и нашел в нем хлеб и сыр.
— Это славный обед, — сказал он и приступил к еде. — А ты, сынок, не съешь кусочек?
— Кусочек съел бы, — ответил мальчик, сел рядом с Философом, и они с удовольствием поели вместе.
Покончив с едой, Философ возблагодарил богов, а потом сказал, обращаясь больше к самому себе, чем к мальчику:
— Еще бы немного воды, мне было бы больше нечего желать.
— Здесь в четырех шагах ручей, — сказал его спутник. — Я принесу воды в своей шапке, — и исчез.
Через несколько мгновений он появился снова, бережно неся свою шапку, и Философ взял ее и напился воды.
— Теперь мне нечего желать во всем мире, — сказал он, — кроме как поговорить с тобой. Солнце светит, ветерок приятен и трава мягка. Посиди со мной еще немного.
И мальчик сел, а Философ разжег трубку.
— Ты живешь далеко отсюда? — спросил он.
— Недалеко, — ответил мальчик. — Дом моей мамы вы могли бы увидеть отсюда, если бы были высоким, как дерево, — да и с земли можно увидеть струйку дыма над нашей хижиной.
Философ посмотрел, но не увидел ничего.
— Глаза у меня не такие хорошие, как твои, — сказал он, — ведь я уже почти состарился.
— А как это — стариться? — спросил мальчик.
— Как будто отвердеваешь, — сказал Философ.
— И все? — спросил мальчик.
— Не знаю, — ответил Философ, подумав немного. — Ты можешь объяснить мне, как это — быть молодым?
— Почему нет? — ответил мальчик, и тут задумчивость пробежала по его лицу, и он поправился. — Нет, пожалуй, не смогу.
— Молодые, — сказал Философ, — не знают, что такое годы, а старые забывают, какой была молодость. Когда начнешь стареть, всегда старайся помнить о своей молодости, потому что старик, которому нечего вспомнить, — это жизнь, прожитая зря, а вспоминать стоит только наше детство. Я расскажу тебе кое-что о разнице между старостью и молодостью, а потом ты сможешь поспрашивать меня, и так мы рассмотрим этот вопрос с обеих сторон. Во-первых, старик устает быстрее, чем мальчик.
Мальчик подумал немного и возразил:
— Это небольшое отличие, потому что мальчик устает очень сильно.
Философ продолжил:
— Старику не хочется есть так часто, как мальчику.
— И это небольшое отличие, — возразил мальчик, — ведь они оба хотят есть. Вы назовите большое отличие.
— Я его не знаю, сынок; но я всегда думал, что большое отличие есть. Может быть, оно в том, что старик помнит о том, о чем мальчик даже не догадывается.
— Но они оба помнят о чем-нибудь, — сказал мальчик, рассмеявшись, так что это тоже небольшое отличие.
— Это верно, — согласился Философ. — Может быть, такого уж большого отличия и вовсе нет. Расскажи мне, чем ты обычно занимаешься, и мы посмотрим, могу ли я заниматься тем же.
— Но я не знаю, чем это я занимаюсь, — сказал мальчик.
— Как это — не знаешь? — спросил Философ. — Может быть, ты не знаешь, как расставить все это по порядку. Самое главное во всякого рода опросах — в том, чтобы знать, с чего начать; у всего, что мы можем делать, есть две точки: начало и конец. С любой из этих точек можно посмотреть таким образом, чтобы охватить все, что между ними. Поэтому начнем с того, чем ты занимался сегодня утром.
— Вполне согласен, — сказал мальчик.
Тогда Философ продолжил:
— Когда ты проснулся сегодня утром и вышел из дома, чем ты занялся первым делом?
Мальчик задумался:
— Я вышел, потом взял камень и бросил его в поле так далеко, как только смог.
— А потом? — спросил Философ.
— Потом я побежал за камнем, чтобы посмотреть, смогу ли я поймать его на лету до того, как он упадет.
— Так, — сказал Философ.
— Я бежал так быстро, что споткнулся и полетел в траву.
— А что потом?
— Я лежал там, где упал, и обоими руками захватил полные пригоршни травы, вырвал ее и бросил себе на спину.
— Потом ты встал?
— Нет, я зарыл лицо в траву и кричал, долго, прижав рот к земле; а потом я сел и долго сидел, не сходя с места.
— Ты думал о чем-то? — спросил Философ.
— Нет, я ни о чем не думал и ничего не делал.
— А зачем ты занимался всем этим? — спросил Философ.
— Да низачем. Просто так, — ответил мальчик.
— Вот, — сказал Философ торжествующе, — вот отличие между старостью и молодостью. Мальчишки делают что-то просто так, а старики — нет. Стоит подумать, не становимся ли мы стариками
