— Мы сойдем в мир людей — из нашей мирной обители на холмах в шумный город, к толпам народа. Это будет наше первое путешествие, но в скором времени мы пойдем к ним снова, и не вернемся из того путешествия, ибо станем жить среди людей и пребудем в покое.
— Да придет скорее тот день, — отозвалась Кэйтилин.
— Когда твой сын станет мужчиной, он прежде нас отправится в это путешествие, — сказал Ангус, и Кэйтилин вздрогнула от радости, узнав, что скоро у нее родится сын.
Затем Ангус О'г надел свои сверкающие одежды, и они вместе вышли на солнечный свет. Стояло раннее утро, солнце только что взошло, и на травах и вересках сверкали росинки. В воздухе стояла свежесть пробуждения, от которой радость вскипала в крови, и Кэйтилин затанцевала от безудержного веселья, и Ангус веселым голосом воспел к небу и тоже пустился в танец. Вокруг его сияющей головы порхали птицы; ибо каждый поцелуй, что он дарил Кэйтилин, превращался в птицу, посланника любви и мудрости, и птицы запевали торжествующую песнь, и тишина зазвенела от их пения. То и дело какая- нибудь птица вылетала из круга со всех крыльев, устремляясь в какую-либо сторону. Это были его гонцы в каждую крепость и ду'н, каждый рат и глен, каждую долину Эйре'[24], поднимавшие Слуайге Ши[25].
Это летели птицы любви, ибо то была битва счастья, и потому Ши не должны были брать с собой оружие.
Счастливый путь Ангуса и Кэйтилин лежал к Килмашеогу, и вскоре пришли они к горам.
После бога Тощая Женщина с Инис-Маграта навестила все эльфийские крепости Килмашеога и велела Ши, жившим там, на рассвете ждать на вершине горы; поэтому, когда Ангус и Кэйтилин взошли на гору, там их встретили шесть кланнов, и с ними были многие из народа младших Ши, члены Туата да Данаан[26], высокие и прекрасные мужчины и женщины, сошедшие в безмолвные подземелья, когда напор сыновей Милит, их мягкое волшебство и непобедимая доблесть вытеснили их в страну богов.
Среди явившихся были Айне Ни Эога'йл из Кнок-Айне и И'виль из Краглеа, королевы Северного и Южного Мюнстера, а также Уна, королева Ормонда; они со своими воинствами пели на вершине горы, приветствуя бога. Пришли туда пять стражей Ульстера, подстрекатели к поединкам — Бриер Ма Бельган из Дромона-Брега, Редг Ротбилл со склонов Маг-Итара, Тиннель сын Боклахтны из Слив-Эдликон, Грики из Круахан-Айгле, доброго имени, и Гулбан Глас Мак Грики, чей ду'н стоит в Бене Гулбана. Эти пятеро, неодолимые в поединках, поднялись на гору со своими племенами, выкликивая на ходу боевые кличи. С севера и с юга пришли они, и с востока, и с запада, блестящие и счастливые создания, множество, бесстрашные, собранные, и скоро вся гора наполнилась их веселыми голосами и благородными одеяниями.
С ними пришел народ Лупры, древние лепреконы мира, прыгая, словно козлята, под ногами героев. Их возглавлял король Уда'н Мак Аудайн и Бег Мак Бег, его танист, а за ними шел Гломхар О'Гломрах из моря, главный силач их народа, одетый в шкуру ласки; был там также и вождь этого кланна, прославленный в древности Кона'н Мак Рихид, Гаэрку Мак Гайрид, Метер Мак Минта'н и Эсирт Мак Бег, сын Буэйена, рожденный в победу. Это был тот самый король Уда'н, которого заковали в цепи, чтобы накормить кашей из великого котла Эмании; он упал в этот котел, и его жена взяла его в плен, в котором держала пять долгих лет, пока он не отдал все, что ценил в мире больше всего, вплоть до собственных башмаков; жители холмов до сих пор посмеиваются над этой историей, а лепрекона до сих пор можно смертельно обидеть ею.
Пришли туда Бов Дерг Яростный, которого видели редко, и его арфист сын Трога'йна, чья музыка исцеляет больных и веселит опечаленные сердца; Эохи Мак Элата'н, Дагда Мо'р, Отец Звезд, и его дочь из Пещеры Круаха'на; Кред Мак Аэд из Рагхери и Кас Корах, сын великого Оллава; Мананаан Мак Лир вышел из просторных вод, перекрывая криком ветер, со своими дочерьми Клионой, Аойфе и Этайн Светловолосой; и Колл, Кехт и Мак Грейна, Плуг, Орех и Солнце, пришли со своими женами, чьи имена не забыты — сами Банба, Фодла и Эйре, славные имена. Луг Долгорукий, полный таинственной мудрости, не пренебрег сбором; отец его жестоко был отмщен сынами Туранна — эти были со своими воинствами.
И пришла также та, кого все войска приветствовали мощным кличем любви, сама Скорбящая, Дана, Мать богов, строгая вовеки веков. Дыхание ее — в утре, улыбка ее — лето. С ее руки птицы небесные получают пищу. Смирный бык — ее друг, и волк дружески бежит с нею рядом; по ее слову маргаритка выглядывает из своей пещеры и крапмва прячет свое копье. Роза украшается в невинности, распространяя с росой вокруг свою сладость, и дуб улыбается ей в небесах. О прекрасная! ягнята идут по твоим следам, они пасутся твоей щедростью в лугах, и никто не гонит их; усталые люди вечно льнут к твоему лону. Через тебя все дела и поступки людей, через тебя все голоса доходят до нас, и само Божественное Обетование и далекое дыхание Всемогущего, исполненное добра.
С изумлением, с восхищением дочь Мурраху смотрела на воинство Ши. То и дело у нее рябило в глазах от самоцветных каменьев налобников, блиставших на солнце, или наплечных спиралей чистого золота, сверкавших, словно огонь. На светлых волосах и на темных отсвечивало солнце; белые руки взметались и вспыхивали на миг, исчезая и появляясь снова. Глаза тех, кто не сомневается и не загадывает, встречались с ее глазами, не подбадривая, не спрашивая ни о чем, но глядя ласково и бесстрашно. Голоса вольного народа звенели в ее ушах, и смех счастливых сердец, не думающих о грехе и о стыде, свободных от тяжких оков самости. Ибо этот народ, хотя и многочисленный, был единым. Каждый говорил с другим, как с самим собой, без оговорок и уверток. Каждый двигался по своей воле, и двигались они тоже с единством одного существа; ибо когда они кличем приветствовали Мать богов, то восклицали одним голосом и кланялись ей, как один человек. Во множестве умов здесь обитал один ум, направляющий, повелевающий, так что все взаимозаменяемое и текучее схватывалось и становилось органичным в одновременном понимании, общим действом, которое было — свобода.
Пока она глядела, танец прекратился, и все согласно повернулись к склону горы.
Те, что стояли впереди, бросились вниз, и те, что за ними, тоже побежали сообразно порядку.
Тогда Ангус О'г в танце подлетел к ней, своей прекрасной невесте:
— Пойдем, любимая моя, — сказал он, и, рука об руку, они побежали со всеми, смеясь на бегу.
Здесь не росло ни травинки; ковер бурого дерна простирался, насколько хватало глаз, по склону и дальше, туда, где еще одна гора высилась в небо. К нему все подошли и спустились по нему. Поодаль виднелись купы деревьев, и совсем вдалеке, крыши, башни и шпили Города Брода Плетней[27] и тропинки, блуждавшие повсюду; но на такой высоте лишь колючий дрок рос в тишине на солнце; громко гудела пчела, время от времени проносились птицы, и маленькие ручейки наливались сбегавшей водой. Чуть поодаль кусты уже были зелены и прекрасны, тихо покачивая зеленой листвой, а за ними снова глядели на мир деревья, окутанные покоем и солнечным сиянием, деревья, которым было не о чем пожаловаться.
В скором времени они добрались до травы, и начался танец. Рука потянулась к руке, ноги задвигались дружно, словно давно любили друг друга; спокойно, умело они пошли, не запинаясь, а потом понеслась громкая песня — они пели ко всем, любящим веселие и мир и обманом лишившимся их так давно:
— Придите к нам, вы, не знающие, где вы — вы, живущие среди чужих в домах уныния и самооправдания. Бедные, несчастные! Как изумленны вы, как дьявольски обманываетесь! Изумленные, вы смотрите и не понимаете, ибо взгляд ваш устремлен на звезду, а ноги ходят по благословенным королевствам Ши. Невинные! в какую тюрьму вы брошены? Перед какой низостью склоняетесь? Как вас затерло между законами и обычаями? Черный народ Фоморов держит вас в рабстве; и на ваших душах они застегнули свинцовый ошейник, сердца ваши обвешаны железом, а на бедрах ваших пояса из чеканной меди, о горе! Поверьте, что солнце светит, цветы цветут и птицы прелестно распевают в ветвях деревьев. Вольные ветры дуют повсюду, вода журчит на холмах, орел громко кличет в одиночестве, и его подруга вскоре прилетает к нему. Пчелы собирают мед на солнце, мошкара танцует роем, и бык-великан мычит за рекой. Ворона молвит слово своей братии, и куропатка прячет птенцов под плетень… Приди к нам, ты, что любишь жизнь и счастье. Протяни руку — брат возьмет тебя за руку издалека. Оставь хоть на время плуг и тачку; отложи иглу и шило — разве кожа брат тебе, о человек?.. Выходите! выходите! из-за станков и столов, из лавки, где развешаны трупы, из мест, где продается одежда, и из мест, где ее шьют во мраке; О, гнусное предательство! Для радости ли сидишь ты в притоне маклеров, ты, бледнолицый человек? Или твой поверенный заколдовал тебя?.. Выходите! ибо начался привольный танец, ветер гудит над холмами, солнце льет свой смех в долину, и море набегает на гальку, играя от радости, танцуя, танцуя, танцуя от радости…
