– Да, хотел, – ответил Фернандес, садясь на кровать. – До меня дошли странные слухи...
– О, не сомневаюсь! – воскликнул Лимберг. – У тебя, Норман, всегда была отлично поставлена информация. И хотя я хорошо знаю своих парней, кто-то из них наверняка сливает тебе новости. И что же за сообщения тебя удивили? Тебе сообщили, что я сделался наркобароном и поставляю на рынок больше коки, чем сам дон Этторе? Или что я перешел на сторону президента Браво? Давай, выкладывай, что там на меня накропали!
– Нет, ни о коке, ни об измене речь не идет, – отвечал Фернандес. – Но утверждают, что именно ты повесил сенатора Понце, которого вы захватили в плен. Кроме того, ты застрелил перед строем одного из своих сержантов. К чему такая жестокость? Захватывать пленных, тем более крупных политиков, полезно – это повышает наш авторитет. Но зачем их убивать? Так никто не делает! И я понимаю, что надо поддерживать дисциплину, но почему такими методами? Потом – с одной стороны, повешенный сенатор, а с другой, говорят, что ты отпустил на все четыре стороны группу захваченных тобой солдат правительственного батальона. Как это понимать?
– Не понимаешь... – покачал головой Лимберг. – Да, понять такое трудно. Попробую объяснить. Видишь ли, сенатор Понце был не просто наш политический противник, соратник президента Браво. Это был редкостный мерзавец, вор, растлитель малолетних. Он украл все деньги, выделенные правительством на борьбу с детской беспризорностью. Кроме того, мой агент доставил мне видео, доказывающее, что он педофил и убийца. Но что бы я стал делать с этими сведениями? Передал в суд? Президент никогда бы не дал в обиду своего сенатора. Так что пришлось судить его самому.
Что еще тебя обеспокоило? А, сержант Вальдо! Я казнил его за жестокость. Выяснил, что он издевался над пленными и индейцами из здешних деревень, и расстрелял без всяких колебаний. А солдат отпустил, потому что это были молодые новобранцы, ребята, еще не нюхавшие пороха и не знающие жизни. Мне стало их жалко, вот и отпустил... Вот, кажется, я все тебе объяснил. Но у тебя наверняка есть еще вопросы.
– Да, Берт, у меня остались вопросы, – кивнул Фернандес. – Ты сказал не все. И раньше ты так себя не вел. Хотя занимался тем же самым.
– Да, верно, – согласился Лимберг. – Это ты верно сформулировал.
Он встал, прошелся по комнате, потом остановился перед окном спиной к Фернандесу и продолжил:
– Уже шесть лет я живу чужой жизнью. И три года из этого срока – в сельве. Я уже потерял счет убитым – их было очень, очень много. Через год, как ты знаешь, мой контракт заканчивается. Я смогу вернуться в Штаты, уйти на покой... Но не будет мне покоя! Не смогу я сидеть на краю бассейна возле своего домика в Пасадене и курить сигару. Мне будут сниться убитые! И я буду думать об этой несчастной стране, где правые сменяют левых и наоборот и ничего не меняется! Вот скоро, я чувствую, андианцам надоест президент Браво, и они отправят его к чертовой матери. А к власти придет мой друг и покровитель Пинто. Ну и что? Он уже сейчас мечтает о том, сколько яхт и вилл он купит и как будет проводить время на Лазурном Берегу! Да, за эти годы я стал другим, Норман, я стал убийцей! Я привык воевать, но за что идет эта война – не знаю... Может быть, для меня было бы лучше, чтобы какая-нибудь шальная пуля нашла мою голову. Но пули, как нарочно, обходят меня стороной...
– Поэтому ты и топтался у меня за дверью, – медленно проговорил Фернандес. – Ждал, что нервы у меня сдадут и я выстрелю...
– Точно, братишка, это точно, – кивнул Лимберг, все так же не оборачиваясь.
– И поэтому ты захватил русских специалистов, не сказав мне об этом ни слова... – добавил тем же тоном Фернандес.
– Русских? Каких русских? – в голосе командира «контрас» прозвучало удивление. Он обернулся и уставился на Фернандеса.
– Ладно, Берт, не надо ломать комедию, – поморщился специальный агент. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Речь идет о четырех русских энергетиках, которых на прошлой неделе захватили неподалеку от вулкана Галерас. Это не совсем твой район – ты раньше не действовал в окрестностях Квесто. Поэтому я сначала думал, что это дело людей дона Этторе или «команданте Орельяно». Но выяснилось, что русских там нет. Не похищали их и парни из «Тупака Амару» и «Солдат Боливара». Вывод может быть только один: русские у тебя. Правда, пока что я не понял, где ты их содержишь – а за вчерашний вечер, пользуясь твоим гостеприимством, я успел у вас хорошенько осмотреться. Значит, ты или содержишь их в подземной камере – что не очень хорошо – или... Тогда дело совсем неважно. Ответь, Берт, не томи, и мы вместе решим, как выйти из этой ситуации.
– Значит, ты приехал из-за русских... – медленно проговорил Лимберг, вновь усаживаясь на стул. Страсть, с которой он рассказывал Фернандесу о мучающих его сомнениях, исчезла, из командира боевиков словно выпустили воздух. – А я думал – со мной разобраться... Но мне нечего тебе сказать, Норман, не в чем признаться. Теперь я понял, о какой истории ты говоришь. Да, я слышал, что кто-то захватил четверых русских специалистов. Но я думал, что это дело рук «ультрас» – того отряда, что базируется на Укаяли. А ты, выходит, думаешь, что это я...
– А других вариантов просто не осталось, – развел руками разведчик. – Если они не в твоем лагере, я не знаю, где их искать. А возвратиться в Вашингтон с пустыми руками я не могу. И так весь отдел «латинос» в Госдепартаменте стоит на ушах из-за этого похищения. Этот эпизод подрывает наш престиж в глазах всей Америки. Помоги мне решить эту проблему, Берт! Возможно, это отчасти успокоит твою больную совесть: ведь эти ребята ни в чем не виноваты, и спасти их будет справедливо.
– Интересно, о чем ты больше беспокоишься, – усмехнулся Лимберг, – о моей совести, о престиже Штатов или о своей заднице? Ладно, можешь не отвечать. Значит, ты предлагаешь мне вместе поискать русских. Что ж...
Он встал, в задумчивости прошелся по комнате. Фернандес терпеливо ждал, что он еще скажет.
– Знаешь, я вспоминаю одну вещь, – наконец заговорил Лимберг. – Один солдат говорил мне: когда он был в деревне, индейцы рассказали, что видели в сельве незнакомых вооруженных людей. Вообще крестьяне приметливы и всех отлично различают: и парней дона Этторе, и боевиков Орельяно, и моих солдат. А эти были какие-то другие. Тогда я не обратил большого внимания на это сообщение, решил, что речь идет о какой-то группе леваков: у них же постоянные расколы, кто-то приходит, кто-то уходит. Но, возможно, дело обстоит иначе...
– А когда это было? Когда тебе это рассказали? – оживился Фернандес.
– Примерно неделю назад.
– Тогда все сходится! – воскликнул разведчик. – Мне надо поговорить с этим солдатом! И потом сходить в деревню, самому побеседовать с крестьянами. Видимо, речь идет о какой-то новой группе. Это важно не только для поиска русских – возможно, это меняет всю расстановку сил. Надо выяснить, что это за люди и где их лагерь.
– Да, это надо сделать, – кивнул Лимберг, он же Сереседа. От его апатии не осталось и следа, он вновь был полон энергии. – И я тебе в этом помогу.
– Неужто ради престижа родной страны? – уточнил Фернандес, убирая пистолет в кобуру.
– В основном ради собственной совести, – отвечал Лимберг.
Глава 16
То ли здесь действительно недавно прошел дождь, то ли в сельве всегда было так сыро, только дорога, на которую свернул джип Лаврова, была раскисшая; машина елозила по колее, норовя то и дело съехать в кювет. А еще она все время петляла из стороны в сторону и часто ныряла в овраги. На подъемах мотор натужно ревел, грязь летела из-под колес.
Так они ехали час, пошел второй – и тут дорога стала ровнее, лес реже, за деревьями замелькали открытые участки.
– Подъезжаем к деревне, – сообщил Мануэль. – Это Тарма. Вон за тем поворотом покажутся первые дома.
– Может, мне остаться здесь? – предложил Лавров. – Чтобы деревенские не видели чужака. А ты поедешь один, а потом за мной вернешься.
– Нет, это плохой вариант, – покачал головой бригадир. – Они догадаются.
– Как? – удивился майор.
