Следующим пунктом нашей программы был ночной клуб «Кристалл», арендованный группой видных бизнесменов города для официального празднования «конца света». На входе в зал так и было написано: «Да здравствует апокалипсис! Ура, товарищи!»
– Если у тебя будут спрашивать, кто ты такой, отвечай: друг семьи, – предупредила меня Светлана. – Итак, кто ты такой?
– Друг семьи.
– Чем занимаешься?
– Дружу с женой друга.
– Намекни, что имеешь свой собственный бизнес в Испании, но не более того, в подробности не вдавайся.
После краткого инструктажа я занял место по правую руку от Светланы. Тем временем тамада, в котором я с удивлением узнал вора в законе Каху Кутаисского, провозгласил очередной тост. Я налил в бокал минералку. Мой жест не ускользнул от внимания наблюдательного кавказца.
– Э, дорогой, обижаешь! Пить так пить, никакой симуляции, да?
– Прошу меня извинить. Мне нельзя.
– Это почему?
– Патологоанатом не советует. Дело в том, что я завещал свою печень клинической больнице, – попытался смягчить свой отказ я. Но Каха не унимался. Шуток он не понимал.
– Ты нанесешь мне и моим друзьям смертельную обиду! Пей!
– Не буду.
– Светочка, это ты его привела? Он не уважает грузинское застолье. Ты, конечно, можешь думать обо мне плохо, но я заставлю его уважать наши обычаи.
Он подошел ко мне и крепко перехватил мою руку в запястье. За его спиной тут же выросли два исполина – в готовности вмешаться в случае оказания сопротивления. Когда до мордобоя оставалось всего одно мгновение тоньше папиросной бумаги, Светлана вмешалась, причем сразу и безговорочно приняв сторону Кахи:
– Пей, тебе говорят. Или нам придется расстаться.
– Я вынужден подчиниться.
Даже друг семьи не сказал бы лучше. Она, кажется, оценила это. Я выпил налитый Кахой бокал вина. Мое уважительное отношение к застолью было принято Светланой благосклонно. Я пьянел и думал: «На сей раз все обошлось. Но почему все складывается именно так? Если мне и разбивали в кровь лицо, то не во имя любви, а по недоразумению... Здесь едва не повторилось то же самое».
Тамада выстреливал один тост за другим: речи его становились все бессвязнее, он, как и все участники «пира во время чумы», включая и меня, стремительно надирался. «Если кто-нибудь задумает убрать ее сегодня, я ничего не смогу предпринять». Этот неутешительный вывод пришел мне в голову после того, как лицо Кахи самым чудесным образом раздвоилось. Я почувствовал нечто вроде умиления. Подозрительные личности из кремового «жигуленка», преследовавшие нас все эти дни, казались мне уже чуть ли не ближайшими родственниками. Вздумай они сейчас появиться в зале, мы бы выпили с ними на брудершафт. Светлана, обвив мою шею руками, висела у меня на груди и мычала что-то насчет надбавки к моему жалованью.
– Я тобой довольна. Ты справляешься. Вот что я тебе скажу – ты достоин большего. Тысячу баксов в месяц!
Ее язык заплетался в косичку, но мысль она не теряла.
– За старание, проявленное при исполнении...
Она сделала паузу и отпила из моего бокала четверть его содержимого.
– ... я объявляю тебе благодарность. Три поцелуя в щечку и один в ушко. Пользуйся, пока я добрая. Завтра не позволю.
Я чмокнул Светлану куда-то в макушку и деликатно высвободился из ее объятий. На нас никто не обращал внимания – Каха куда-то пропал, его окружение пело грузинские песни, гости, не знающие языка Мтацминды, были заняты разговорами и выпивкой, а также лобзанием своих подруг. Пир смрадно догорал, о конце света уже никто не заикался.
– Мне кажется, нам пора, – сказал я.
– Куда пора? – всполошилась Светлана.
– Не куда, а просто пора.
Я был предельно лаконичен.
Идти самостоятельно Светлана не могла, поэтому мне пришлось тащить ее чуть не волоком. Вдруг откуда ни возьмись, передо мной вырос Каха. Настроен он был весьма агрессивно.
– Почему уходишь? Разве так уходят с грузинского застолья?
Откуда мне было знать, как уходят с грузинского застолья? Одно я мог сказать теперь с уверенностью: не по-английски. Однако вперед ногами под песню Нани Брегвадзе «Снегопад» покидать ночной клуб мне тоже не хотелось. Поэтому в целях личной безопасности, а следовательно, в интересах безопасности моего «объекта», я остановился и выразил готовность обсудить этот вопрос.
– Ты не произнес тост, – укоризненно покачал головой Каха. – Вайме, разве так делают настоящие друзья? Постой, а где я тебя видел?
Я не стал напоминать ему об обстоятельствах, при которых мы едва не познакомились – а было это во время круиза на злополучном «Гермесе», где его едва не замочили бандиты из вайнахской группировки и где он в очередной раз упал в лестничный пролет, – и клятвенно обещал тут же, не сходя с этого самого места, произнести тост «за дружбу народов».
– Зачем не сходя? Давай сядем за стол, как люди.
Наверное, это был самый политкорректный, самый продолжительный и самый путаный тост в моей жизни – по-видимому, сказывалось то немереное количество московской «кристаллической» водки, которое я вкупе с вином принял на грудь. Смысл моей речи, вероятно, сводился к тому, что русские и грузины – братья навек. Это совершенно очевидно, и вот почему: между нами больше сходства, нежели различий. Русские по широте своей души – это равнинные грузины, а грузины по своей широте душевной – это горные русские.
– А кто такие армяне? – заинтересовался Каха.
– Армяне, – нашелся я, – это горные евреи. А евреи – это разбежавшиеся по всему свету армяне.
Тост был встречен бурей оваций. Не знаю, что понравилось вору в законе больше: сравнение с русскими или история происхождения армян, однако в дополнение к моему тосту он сказал:
– Когда армянин родился, еврей три дня плакал. Мой друг знает что говорит!
Меня и Светлану едва ли не на руках вынесли из ночного клуба и усадили в «Крайслер». Благо не перепутали автомобиль и не втолкнули в «Феррари», иначе не миновать нам скандала и судебных разбирательств: я уже с трудом передвигался и не мог отвечать за свою наклюкавшуюся подругу, но еще был способен крутить баранку. Возле ее дома я врезался в арку и вдребезги разбил правую фару. Мы еще дешево отделались, могло быть гораздо хуже: в таком состоянии я был вполне способен взять на абордаж встречный трейлер и пересчитать все сваи железнодорожного моста, под которым мы проезжали. Наверное, судьба хранила меня в эту ночь – мою дурищу мог выкрасть или подстрелить даже дилетант, вооруженный малокалиберной винтовкой, не говоря уже о профессионале с «СВД». Хотя кому она нужна, кроме своего мужа и состоящего у нее на службе телохранителя?
Кое-как я поставил автомобиль в гараж, с помощью вахтера затащил Светлану в квартиру и положил ее на кровать, по своим размерам сравнимую с палубой авианосца. Обессиленный, я плюхнулся в кресло, чтобы немного передохнуть, и вдруг услышал ее голос:
– Раздень меня и отнеси в ванную.
Я мучительно долго соображал, явь это или галлюцинации. И когда окончательно утвердился в мысли, что у меня проблемы со слухом, Светлана повторила:
– Я хочу принять ванную.
«С гипоталамусом у нее, пожалуй, все в порядке», – осенило меня. Ситуация приобретала небывалую остроту и пикантность и, как я ни был пьян, показалась мне достаточно серьезной. Я должен был принять соломоново решение, исключающее две крайности: секс со Светланой и конфронтация с ней же по причине
