Микроавтобус замер неподалеку от Лобного места. Тамара Белкина, оператор Виталик и режиссер переглянулись, они понятия не имели, куда их привезли. Дерматиновые шторы были опущены, матовая перегородка, такая же, как в «скорой помощи», отделяла их от кабины водителя. Сидевший с ними неразговорчивый сопровождающий, явно не имевший прямого отношения к партии Карташова, наконец-то обронил:
— Приехали, — и открыл дверь.
Яркая ночная подсветка Красной площади ударила Белкиной по глазам. Телеведущая воспользовалась предложенной ей рукой и выбралась из машины на брусчатку. Только теперь она рассмотрела человека, галантно подавшего ей руку.
— Глебаня, так это вы здесь командуете, — изумленно произнесла она, глядя в глаза знаменитому политтехнологу. — Думала, это все затеял какой-нибудь мудак.
До этого они много раз встречались в программе «Резонанс».
— Не командую, а принимаю участие, — скромно заметил Чернявский.
— Что-то я не могу понять, что тут происходит.
Из автобусов выбирались подтянутые, вполне вменяемого вида карташовцы, деловито развертывали знамена, разворачивали лозунги, охапками выносили коротко нарезанные прутья из арматуры, ящики с бутылками.
Совсем неподалеку от них из грузовиков организованно высаживался ОМОН, громыхая жестяными щитами. Бойцы водружали на головы шлемы, похлопывали по ляжкам дубинками. Из-за храма Василия Блаженного выехал пожарный водомет. Окна в кабине были предусмотрительно заварены частой металлической сеткой.
Оператор так и застыл с камерой в руках и треножником на плече. Режиссер предпочитал многозначительно молчать. Он всегда так поступал, если был риск показаться дураком. О чем говоришь, понять можно, а вот молчать можно обо всем сразу — соглашаться и отрицать одновременно.
— Значит так, уважаемая мной и телезрителями Тамара Викентьевна, — ворковал Чернявский, взяв Белкину под ручку. — Вам предстоит побыть не только телеведущей, но и хорошей актрисой. Я уверен, вы справитесь. Говорю это вам как профессионал профессионалу. Все, что вы видите, — это блеф. И вы, господа, подходите, чтобы потом лишний раз не повторяться, — обратился Глебаня к телевизионщикам. — Любой бунт кровав и беспощаден. Поэтому мы и решили прибегнуть к современной передовой технологии. Бунт будет локальным, абсолютно управляемым, — политтехнолог многозначительно покосился на оцепление. — Официально на Красной площади и на Васильевском спуске проводятся съемки художественного фильма, о чем имеются соответствующие документы, утвержденные в администрации. Вы снимаете попытку штурма Кремля карташовцами. Красочную битву с ОМОНом. А потом эта картинка пойдет на Запад. Вместо водки в бутылках вода, так что пьяные крики — тоже актерская игра.
— А как же москвичи? Они же не поверят! — удивился Виталик.
— Москвичи, — Чернявский цинично усмехнулся, — поверят, когда увидят сюжет по телевизору! По сценарию штурм происходит в ночное время, когда обыватели спят. Как говорится — «…а поутру они проснулись». А вот и наш главный герой! — радостно заявил политтехнолог.
От памятника Минину и Пожарскому подходил Карташов, он был одет, как обычно. Костюм, заправленные в сапоги брюки, кепка. На этот раз лидер партии не стал сыпать лозунгами, а сдержанно поздоровался.
— Когда приступаем? — он взглянул на куранты Спасской башни.
— Через пятнадцать минут устраиваем репетицию. Мы решили, что ваша речь, Артур, должна прозвучать с Лобного места.
— Кто это — мы? — коварно поинтересовалась Белкина.
Чернявский погрозил ей пальцем:
— Тамара Викентьевна, обо всем узнаете в свое время. Кстати, ждать осталось совсем недолго.
Режиссер вернул политтехнологу примерный план съемок, с которым уже успел ознакомиться:
— Тут написано, что восставшие забрасывают ворота Кремля бутылками с зажигательной смесью, а потом высаживают их автопогрузчиком. Я уже, можно сказать, вижу эти красочные кадры. Но нельзя ли посмотреть разрешение соответствующих органов на это действие. Спасские ворота все-таки — памятник архитектуры. Власть может измениться, но ответственности за нанесение порчи культурному наследию никто не отменял и не отменит.
— Вы совершенно правы. Забыл вас предупредить. Точная копия ворот и нижней части башни установлены на Васильевском спуске. Ее из-за собора не видно. Ну, такая стена со створками. Будете снимать ее штурм крупно. Ее и подожжем. А саму башню снимем издалека. Мы же не варвары. Кстати, там же установлены и биотуалеты. Это так, для информации.
— Да, — проговорил режиссер, обращаясь к Белкиной, — всю жизнь я мечтал снять художественное кино, но не думал, что это произойдет подобным образом.
— И я в детстве мечтала стать актрисой.
ОМОН уже выстраивался грозной цепочкой у Мавзолея. Бойцы, стоявшие в плотной шеренге с огромными жестяными щитами, напоминали римских легионеров. Командир гаркнул, и резиновые дубинки мерно застучали по щитам. Режиссер, стоявший рядом с Белкиной, покачал головой:
— Это обычай идет еще со времен Древней Греции. Когда родился Аполлон — незаконный сын Зевса, то отец поставил возле пещеры воинов, и они стучали в щиты, когда малыш плакал, чтобы заглушить плач. Делали они так, чтобы не услышала Гера — жена Зевса. А то бы прилетела и удушила Аполлона вместе с его матерью.
— У нас сегодня не программа «Урок истории — телевидение школе», — отозвалась Белкина, — хотя ваша информация и интересна…
Оператор уже выставил камеру и махнул Тамаре: мол, занимай позицию. Света хватало. Белкина, гордо выпятив грудь, стала перед объективом и произнесла:
— Только нашей съемочной группе представилась уникальная возможность оказаться на Красной площади в это смутное время… — Белкиной на мгновение почудилось, что среди карташовцев мелькнуло лицо Клима Бондарева, но тут же оно исчезло.
Глеб Чернявский одобрительно закивал: мол, в таком же ключе и продолжай. По отмашке политтехнолога двинулась колонна «восставших». Они, чеканя шаг, с развернутыми знаменами и зажженными факелами направлялись к Мавзолею, выкрикивая что-то подозрительно напоминавшее «Зиг хайль!» Впереди всех со скорбным лицом шагал Карташов с венком из пролетарских гвоздик, кумачовые ленточки развевались на ветру.
ОМОН попытался преградить путь к Мавзолею.
— Предатели! — закричал Карташов. — Прислужники продажной клики! Позор!
В шеренгу милиционеров полетели камни. В щиты ударили обрезки арматуры. Наконец восставшим «удалось» прорвать строй предателей. ОМОНовцы, рассыпавшись, позорно удирали к ГУМу, теряя по дороге щиты, дубинки и шлемы. Карташов торжественно возложил венок у стены Мавзолея.
— Снято! — крикнул оператор, пройдясь камерой по разбросанной на брусчатке ментовской экипировке.
— Перекур, — объявил политехнолог.
Статисты, восставшие и омоновцы, мирно сошлись, делились огоньком. Карташов тем временем уже взбирался на Лобное место. Оператор примерялся с камерой. Он прислонил сложенный штатив к парапету.
— Сделаем так, — советовал Виталик. — Пусть он выступает, а я буду обходить возвышение с камерой на плече. В движении красиво получится. Современный зритель не любит статичных кадров. Все привыкли к клиповой эстетике.
Тут же сделали небольшую репетицию, и Чернявский дал добро на продолжение съемок. Телевизионщики быстро втянулись в работу, стараясь не задумываться над тем, для чего впоследствии пригодятся эти съемки. Режиссер даже порозовел и помолодел лицом:
— Ну, Тамара, кто еще снимал постановочное кино с массовкой на Васильевском спуске? Михалков и я. А на Красной площади вообще никому до нас снимать не разрешали! В историю войдем. Я еще подышу на «Оскара».
