У мадам Пинг был кабинет на сто одиннадцатом этаже с прекрасным панорамным видом на Хуанпу и Шанхайский центр. В ясные дни она могла видеть фасад своего театра на боковой улочке в двух кварталах от Банда и его медиатронную вывеску за ажурными бурыми ветвями старой смоковницы. В одном из окон она установила подзорную трубу, направленную на театральный подъезд, и, заметив любопытство Нелл, предложила ей взглянуть.
Нелл впервые смотрела в настоящую подзорную трубу. Она двигалась рывками, плохо настраивалась, у нее не было 'наезда'; поймать что-нибудь в поле зрения оказалось трудно, удержать – еще труднее. Впрочем, качество было все равно лучше фотографического, так что Нелл вскоре совершенно забылась и стала водить объективом по улицам. Она нашла кусочек Поднебесной в центре старого города. Двое мандаринов стояли на извилистом мостике через пруд, смотрели на стайку золотых карпов, беседовали о чем-то и часто кивали, так что синие сапфировые пуговки на шапках вспыхивали от солнца, а жидкие седые бороды ерзали по яркому шелку одеяния. Дальше были высокие здания, видимо, чья-то концессия. Европейцы собрались на коктейль; человек пять или шесть вышли на балкон с бокалами и тоже подглядывали. Дальше лежали жуткие трущобы, где правит триада, и ютятся миллионы китайских бедняков, согнанных с мест, чтобы освободить жизненное пространство высоткам. Еще дальше раскинулись поля, фрактальная сеть каналов и канавок, золотых в лучах закатного солнца, а совсем далеко, как всегда, вставали редкие столбы дыма: Кулаки Праведной Гармонии жгли проложенные заморскими дьяволами Линии Подачи.
– Ты – девочка любопытная, – сказала мадам Пинг, – это естественно. Никогда не показывай своего любопытства – особенно клиенту. Ничего не выспрашивай. Сиди тихо, пусть говорят сами. Их умолчания скажут тебе больше их слов. Поняла?
– Да, мадам, – сказала Нелл, с легким реверансом оборачиваясь к собеседнице. Чем копировать китайский этикет и сесть в лужу, она избрала викторианский, который точно так же подходил к случаю. Для этого разговора Генри (молодой человек, угощавший ее чаем), выдал ей авансом несколько ЮКЮ, на которые она собрала в МС вполне приличное длинное платье, шляпку, перчатки и ридикюль. Она пришла взволнованная и через несколько минут поняла, что уже принята, а цель собеседования – ввести ее в курс дела.
– Почему для нас так важен викторианский рынок? – спросила мадам Пинг, направляя на Нелл испытующий взгляд.
– Потому что Новая Атлантида – одна из трех фил первого эшелона.
– Неверно. Да, Новая Атлантида очень богата. Однако ее население – всего несколько процентов. Преуспевающий новый атлант все время занят, и лишь изредка может выкроить время на театрализованную фантазию. У него много денег, но мало возможности их тратить. Нет, этот рынок важен потому, что все остальные – члены других фил, включая многих ниппонцев – хотят быть викторианскими джентльменами. Посмотри на ашанти, евреев, Прибрежную Республику. Носят они национальный костюм? Иногда. Чаще – одеваются по викторианскому образцу. В руке у них – зонтик со старой Бонд-стрит, в кармане – томик рассказов о Шерлоке Холмсе. Они играют в викторианские рактивки, а когда хотят удовлетворить естественное влечение, приходят ко мне, и я предлагаю им театрализованную фантазию, которую первоначально заказал джентльмен, тайком просквозивший из Новой Атлантиды.
Двумя когтистыми пальцами она коснулась стола, и они превратились в бегущие ноги – вик крадется в Шанхай, стараясь не попасть на мониторы. Нелл поняла, что он нее требуется, прикрыла рот перчаткой и хихикнула.
– И вот так мадам Пинг делает фокус – превращает одного довольного новоатлантического клиента в тысячи клиентов из самых разных племен.
– Должна сознаться, что удивлена, – вставила Нелл. – При всей своей неопытности я полагала бы, что у людей из разных племен и предпочтения разные.
– Мы немного меняем сценарий, – сказала мадам Пинг, – с учетом культурных особенностей. Однако сам сюжет остается. Людей и племен много, сюжетов – раз, два и обчелся.
Странный обряд в лесу; Реформированная Распределенная Республика; волнующий разговор в бревенчатом домике; КриптНет; Хакворт отправляется дальше
Полдня неспешной езды на восток привели их к подножию Каскадных гор, где облака, нескончаемой чередой плывущие с Тихого Океана, утыкаются в преграду и вытесняются вверх, оставляя внизу заметную часть влаги. Деревья-исполины вздымали ветви высоко над головами, стволы мерцали мхом. Лоскутки древнего леса перемежались участками, вырубленными в прошлом столетии; Хакворт старался направлять Похитителя именно туда – реже подлесок, меньше рухнувших стволов. Они проехали брошенный поселок лесорубов: покосившиеся щитовые домики и ржавые, заросшие мхом вагончики. Сквозь грязные окна можно было с трудом разобрать написанные по трафарету и давным-давно выцветшие буквы: 'ЛЕС – НАШЕ БОГАТСТВО'. Из трещин в асфальте тянулись десятифутовые юные деревца. Водосточные желоба заросли ежевикой и гонобобелем, огромные старые машины, скособочившиеся на сдутых, растресканных шинах, превратились в шпалеры для вьюнков и завитого клена.
Проехали и шахтерский поселок, оставленный еще раньше. Современное жилье попадалось сравнительно редко. Дома здесь были того же типа, что у софтверных магнатов ближе к Сиэтлу, временами несколько таких строений грудились вокруг центральной площади с игровой площадкой, кафе, магазинами и прочими приметами цивилизации. В двух таких местах они с Фионой останавливались, обменивали ЮКЮ на кофе, сандвичи и булочки с корицей.
Неотмеченные на карте, запутанные проселки сбили бы с толку любого, кроме местного жителя. Хакворт был здесь впервые. Координаты он нашел во втором гадательном пирожном у Похитителя в бардачке. Он не знал, куда едет и едет ли вообще. Сомнения накатили под вечер, когда нескончаемые облака превратились из серебряных в темно-серые и стало ясно, что робобыла забирается все выше, в менее обитаемые места.
Тут он увидел скалы и понял, что все в порядке. Впереди выросла стена бурого гранита, темная и влажная от росы. Они услышали ее раньше, чем увидели: ее беззвучное присутствие изменило акустику леса. В сгустившемся тумане проступали силуэты искореженных ветрами деревьев на самом краю обрыва.
Между ними угадывался человеческий силуэт.
– Тсс, – сказал Хакворт и натянул поводья.
Кто-то короткостриженный, в свободной куртке до пояса, судя по округлости бедер – женщина. На этих округлостях она как раз застегивала ядовито-зеленый ремень – страховочный пояс. Больше ничего альпинистского на ней не было – ни рюкзака, ни каски. За спиной её на обрыве рисовался силуэт лошади. Лошадь паслась. Женщина поминутно смотрела на часы.
Из-под ног у нее свисала ядовито-зеленая веревка. Последние метры болтались перед выемкой в склоне, скрытой под нависшим козырьком.
Хакворт повернулся, чтобы указать Фионе на еще одного участника: он крался под самым обрывом, где женщина не могла его видеть. Неизвестный стал под козырьком, поймал свободный конец веревки и привязал – видимо, к вбитому в камень крюку. Потом так же бесшумно прокрался обратно.
Женщина простояла еще несколько минут, все чаще сверяясь с часами.
Наконец она отступила на несколько шагов от края, вынула руки из карманов, видимо, несколько раз глубоко вдохнула, разбежалась и сиганула в пропасть. При этом она орала во всю глотку, надо думать, для куражу.
Веревка была перекинута через блок, закрепленный у края обрыва. Узел внизу выдержал: женщина пролетела несколько метров, эластичная веревка натянулась с резким, но неопасным рывком, и женщина повисла над грудой острых камней у основания обрыва. Она одной рукой ухватилась за веревку, откинулась назад и осталась болтаться так, лежа на воздухе, ловя раскрытыми губами туман и радуясь, что цела.
Из-за деревьев появился третий, доселе незримый участник событий. Он был немолод, его ветровка несла явные знаки отличия: нашивки на рукаве и эмблему на нагрудном кармане. Он прошел под висящей женщиной и несколько секунд возился под козырьком – видимо, развязывал узел. Наконец он благополучно спустил ее на землю. Женщина отцепила карабин, расстегнула страховочный пояс и деловито заговорила с мужчиной. Тот вынул термос и разлил в два стаканчика что-то горячее.
– Слышала о них? Реформированная Распределенная Республика, – сказал Хакворт все так же
