тихо.
– Я знаю только Первую.
– Первая Распределенная Республика оказалась не очень прочной – просто не могла быть такой. Люди, которые ее составили, были почти анархистами, и, как ты, наверное, учила в школе, вскоре раскололись на множество фракций.
– У меня есть друзья в Первой Распределенной Республике, – сказала Фиона.
– Ваши соседи?
– Да.
– Софтверные магнаты, – сказал Хакворт. – Их ПРР устраивает, потому что у них есть общее – старые ПО-шные деньги. Они почти те же викторианцы, многие из них с возрастом принимают присягу. Но среднему классу ПРР не способна предложить ни объединяющей религии, ни этической доктрины.
– И потому балканизировалась.
– Верно. Эти люди, – Хакворт указал на мужчину и женщину под обрывом, – РРР, Реформированная Распределенная Республика. Они похожи на ПРР, но с одним принципиальным отличием.
– Этот обряд, который мы видели.
– Обряд – хорошее слово, – сказал Хакворт. – Сегодня утром гонцы сообщили им время и место – ничего больше. Женщина должна была в назначенную минуту прыгнуть с обрыва. Мужчина – заранее привязать веревку к крюку. Очень просто.
– Но если б он не успел, она бы разбилась, – сказала Фиона.
– Да. Имена вытягивают из шляпы, участников извещают за несколько часов. Здесь обряд включает веревку и обрыв, потому что рядом есть скалы. В других узлах РРР механизм может быть иным. Например, А заходит в комнату, достает из ящика пистолет, заряжает шестью боевыми патронами и выходит на десять минут. За это время Б должен войти и заменить боевые патроны такими же по весу холостыми. А возвращается, приставляет пистолет к виску и спускает крючок.
– Но А не знает, был ли в комнате Б?
– Да.
– А кто третий?
– Инспектор, представитель РРР. Он следит, чтобы участники не подали друг другу знака.
– И часто они должны такое проделывать?
– Всякий раз, как выпадут их имена, примерно раз в два года, – сказал Хакворт. – Таким образом они развивают чувство локтя. Эти люди знают, что могут друг на друга положиться. Для племени, чья вселенная лишена абсолюта, этот обряд формирует искусственный абсолют.
Женщина допила чай, пожала инспектору руку и полезла по закрепленной на обрыве веревочной лестнице к ожидающей ее лошади. Хакворт пришпорил Похитителя и направил под обрыв, где вилась узенькая тропка. Через полкилометра обрыв сменился более пологим склоном, здесь с него спускалась другая тропа. Прошло несколько минут, и появилась женщина на лошади, старой биологической модели.
У нее было открытое, пышущее здоровьем лицо, еще разгоряченное после недавнего прыжка в неизвестность, и она приветствовала их издали, без всяких викторианских заморочек.
– Мое почтение, – сказал Хакворт, приподнимая котелок.
Женщина мельком взглянула на Фиону и плавно натянула поводья, не сводя глаз с его лица. Взгляд у нее сделался отрешенным.
– Я вас знаю, – сказала она, – но не знаю, как вас зовут.
– Джон Персиваль Хакворт к вашим услугам. Это моя дочь Фиона.
– Уверена, что впервые слышу ваше имя, – сказала женщина.
– Уверен, что никогда не слышал вашего, – бодро объявил Хакворт.
– Мэгги, – сказала женщина. – Я сейчас рехнусь. Где мы встречались?
– Вам может показаться странным, – мягко ответил Хакворт, – но если бы мы с вами вели подробные дневники своих снов, что, разумеется, невозможно, и сравнили записи за последние годы, то вероятно, обнаружили бы немало общего.
– Многие люди видят похожие сны, – возразила Мэгги.
– Извините, но я о другом, – сказал Хакворт. – О снах, в котором каждый из нас остается собой. Я вижу вас. Вы – меня. С нами что-то происходит. Вы смотрите со своей стороны. Я – со своей.
– Как в рактивке.
– Да, – сказал Хакворт, – только за эту не надо платить. Во всяком случае, деньгами.
Климат требовал постоянного внутреннего подогрева. Мэгги, прямо в ветровке, прошла на кухню и поставила чайник. Она жила в бревенчатом домике, с виду вполне основательном, но на деле совершенно сквозном, и явно не одна, хотя сейчас здесь больше никого не было. Фиону, которая наведалась в ванную, заворожили свидетельствами того, что мужчины и женщины живут, спят, моются в одном помещении.
За чаепитием Хакворт уговорил Мэгги сунуть палец в миниатюрное устройство вроде наперстка. На Фиону нашло мгновенное ощущение #deja vu. Она уже где-то видела этот наперсток – отцовское изобретение, во всем чувствуется его рука, и что-то с ним связано очень, очень важное.
Некоторое время они пили чай и болтали; у Фионы было множество вопросов о РРР, а Мэгги, большая энтузиастка, отвечала с охотой. Хакворт расстелил на столе чистый лист медиатронной бумаги: через несколько минут появились слова и цифры; заполнив лист донизу, они поползли вверх. Наперсток, объяснил Хакворт, ввел в кровь Мэгги мушки-разведчицы; когда их память наполняется, они вылетают через поры и выгружают данные на бумагу.
– Похоже, Мэгги, у нас есть общие знакомые, – сказал он через несколько минут. – В нашей крови много сходных кортежей. Они передаются лишь при определенной форме контакта.
– Вроде обмена секреторными жидкостями? – просто спросила Мэгги.
Фиона представила что-то вроде старинного переливания крови и, вероятно, не додумалась бы до истинного смысла, если бы отец, покраснев, не скосил на нее глаз.
– Думаю, мы друг друга поняли, – сказал Хакворт.
Мэгги задумалась на мгновение и, похоже, рассердилась, насколько вообще может рассердиться такая добрая и щедрая душа. Следующую фразу она обратила к Хакворту, но, подбирая слова, смотрела на Фиону.
– Что бы вы, новые атланты, о нас ни думали, я не сплю... то есть не встре... я хочу сказать, у меня не так много романов.
– Прошу простить, если я невольно заронил в вас мысль, будто предвзято толкую ваши нравственные убеждения, – сказал Хакворт. – Поверьте, я не считаю себя вправе кого-либо в этом смысле судить. Однако, если вы будете так любезны, что скажете мне, с кем в последний год или около того...
– Только с одним, – сказала Мэгги. – Неурожайный был год. – Она поставила кружку на стол (Фиону изумило отсутствие блюдец), и откинулась на стуле, с тревогой глядя на Хакворта. – Странно, что я рассказываю это вам – чужому человеку.
– Прошу, доверьтесь своим чувствам и не считайте меня чужим.
– Я махнула в загул. Много месяцев назад. Там это и случилось.
– Где?
– В Лондоне. – Тень улыбки пробежала по лицу Мэгги. – Вы думаете, если я живу здесь, то отдыхать вырываюсь к солнцу. Но я отправилась в Лондон. Думаю, в нас всех сидит что-то викторианское.
– Мы поехали в Лондон с двумя подружками, – продолжала Мэгги. – Одна из них, как и я, в РРР, другая, Триш, года три назад вышла из РРР и стала соучредительницей местного узла КриптНет. У них филиальчик в Сиэтле, возле рынка.
– Простите, что перебиваю, – сказала Фиона, – но не могли бы вы объяснить, что такое КриптНет? Похоже, туда ушла моя старая школьная приятельница.
– Синтетическая фила. Крайне законспирированная, – сказал Хакворт.
– Каждый узел – независимый и самоуправляемый, – сказала Мэгги. – Можете, если хотите, завтра основать новый. Узел подписывает контракт, в котором обязуется по первому требованию предоставлять определенные услуги.
