— Это смешно, но, знаешь, шикарно умер!
— Кто? — не понял Спыхальский.
— Рогожин. Кличка у него такая — Святой. Фанфаронство, конечно, но даже на меня произвел впечатление. Крепкий тип. Мало кто так умирает.
На дне граненого стакана с отпечатками чьих-то жирных пальцев было совсем пусто, и Анджей поспешил разлить по новой.
— Не меняй руку, — заметил из своего угла Бокун и тут же спросил Солодника:
— Ты уверен, что убил его?
Спыхальский озабоченно оглянулся на товарища, но смог разглядеть только бесформенное пятно, отдаленно напоминающее человека.
— Пшестань, курва, гадаць глупства, — Анджей, хватив лишку, перешел на польский.
— Заткнись! — бросил Бокун.
Спыхальский замолк, обиженно откинувшись на спинку дивана.
— Черт, кажется, кровь! — Солодник с любопытством смотрел на черные струпья под ногтями.
— Я спрашивал про Святого! — вскипел Бокун.
— Уверен ли я, что убил? — Солодник сделал большой глоток и, не поморщившись, ответил:
— Нет, не уверен.
Снова зависла пауза. И сразу за ней раздался дикий смех. Вдруг рука абхаза взлетела, и на Анатолия уставилось металлическое рыло пистолета. Злобная улыбка не сходила с лица Солодника.
— Бабах, и тебя нет, — он изобразил выстрел и снова весело заржал. — Это легко, очень легко. С тех пор как я понял, что это легко, смерть стала моей профессией. Но ты, Бокун, не бойся. Очень прошу — не бойся. Страх убивает людей чуть раньше, чем это делает пуля. Святой мертв…
«Штеер был прав… — подумал Анатолий. — Мы перехитрили сами себя. В один прекрасный день они прикончат нас точно так, как остальных, и этот же Солодник нажмет на курок».
Бокун ощущал себя механизмом, в котором весь набор шестеренок и пружин покрылся рыжей ржавчиной. А напротив сидел Мхачители и что-то не переставая говорил, говорил.
«Никто, кроме двух-трех человек, не знает, что сегодня произошло в городе, — мелькнуло в голове у Бокуна. — Мы сделали свое дело. Такая отличная компания — ребята для грязной работы. И это, кажется, начинает мне нравиться».
Он потянулся к водке, по привычке ища, чем запить. Рядом на столе стояла бутылка со «Стар- дринком»…
Бокун точно знал, что не выпустит Мхачители из города.
— Ты уверен, что старший Рогожин мертв? — опять спросил он Солодника. — Это очень важно.
Ствол пистолета снова взлетел вверх.
— Андрей! — прорычал Мхачители. — Твой хозяин действует мне на нервы.
— Он не мой хозяин, — нервно заметил Анджей. — Вы, двай курдулли, спокуй! Успокойтесь!
Поляк, вернувшись в Россию, окончательно перестал понимать, что происходит вокруг.
— Толик, ты же слышал, — залепетал Спыхальский. — Рогожин умер. Зачем зря злишь нашего друга?
Но Мхачители уже завелся:
— Андрей, я его убью! Он мне надоел, честное слово.
— Не надо, — жалобно попросил Анджей. — Не надо его убивать. Он просто хочет быть уверенным, понимаешь?
— Тогда пусть отправляется следом за своим Святым на тот свет.
Бокун молчал.
— Хочешь? — Пистолет уткнулся ему прямо в лоб. — Это совсем не больно. Ну скажи, что хочешь.
На мгновение их взгляды встретились. Но Солодник не смог различить в глазах у Бокуна ничего, кроме пустоты.
— Мне пора идти. — Анатолий поднялся из-за стола. Он хотел еще что-то добавить, но передумал.
— Куда ты? — окликнул его Анджей. — Давай еще выпьем…
…На рассвете человек в черной маске поднялся через чердачный люк на крышу дома, где в квартире на третьем этаже спал Солодник. Он спустил три килограмма тротила на уровень окна так, что пакет, разбив стекло, влетел в комнату. От удара замкнуло контакты.
Взрыв оказался чудовищной силы: рухнула часть крыши, разрушились стены, похоронив под бетонным крошевом исполнившего работу абхаза.
Глава 4
Долго небо над городом оставалось непроницаемым, остекленевшим. Подступавший к свалке лес потерянно тянулся черными вершинами к мятым серым облакам.
Было раннее утро.
— Спи, — тихо сказал Степаныч, когда Дмитрий попытался его остановить. — К обеду вернусь.
Рогожин заметил сверток в руках хозяина землянки. Большой красный пакет с эмблемой «Стар-дринк», перевязанный крест-накрест бечевкой.
— Я с тобой, — Дмитрий попытался подняться.
— Лежи! — приказал Степаныч. — Если замечу, что увязался за мной, мало не покажется. Отвоевался, хватит.
— И куда ты потащишься с этой своей хреновиной?
— В город.
— В город! — не выдержал Рогожин. — С кого собираешься начать? — с вызовом спросил он. — С вице-мэра или, может быть, с Бокуна?
— С Бокуна!
Степаныч решительно двинулся к выходу.
— Стой! Не делай этого! — крикнул Рогожин и попытался встать. — Откуда ты знаешь, может, игра еще не закончилась и они только ждут, когда мы вылезем из этой чертовой норы. Хватит, слышишь?!
Но дверь за Степанычем уже закрылась. Дмитрий отчетливо различил, как лязгнул замок с той стороны.
— Открой! — он обрушился на дверь с кулаками. — Открывай, гад!
— Приду к двум часам, — повторил старик и вдруг добавил:
— Не рви глотку. Теперь моя очередь.
Рогожин плечом навалился на дверь, но та не поддалась.
— Вернись!!! — закричал Дмитрий и, обессиленный, рухнул на кровать.
…Степаныч шел по свалке мимо гор мусора одному ему известными тропами, стараясь не оборачиваться.
На отставного майора нахлынули воспоминания.
Прошлое, словно голодный зверь, вырвавшись из самых дальних задворков памяти, стало когтистой лапой рвать сердце. Он больше не думал ни о мине, ни о Бокуне, для которого она предназначалась, ни о Дмитрии Рогожине, запертом в землянке.
На заборе рядом с офисом «Стар-дринк» висела симпатичная табличка.
— Прием с восьми, — окликнул Степаныча молодой человек, пристроившийся на бордюре у дороги. — А ты тоже насчет работы?
— Чего? — не понял старик.
— Говорю, — парень зябко поежился, — тоже по объявлению? Я как прочитал в газете, что им требуется водитель, так пришел еще с вечера. За мной еще трое занимали. Да ты не волнуйся. Хотя с хорошей работой сейчас напряг, а эти — фирма стоящая.
Степаныч слушал, с трудом понимая, о чем идет речь.
Он опустился рядом с пареньком. Положил перед собой на асфальт сверток.
— Смотри! — удивился его новый знакомый. — С таким пакетом тебя точно примут.
Старик тупо уставился на красный пакет с большой белой звездой и надписью «Стар-дринк» посередине.
— Я тебе его подарю… — сказал он. — Потом… Может быть…
