– Нашли.
– Где?
– Не помню. Шли, шли и нашли. Удивились и тут же решили похитить старую «девятку».
– Что вы с ней собирались делать?
– Ничего. Обидно всю жизнь было – у многих молодых людей есть машины, а у нас – нет. Собирались покататься, а потом вернуть машину на место, а пистолеты сдать в милицию.
– Почему вы убили милиционера? Почему так ожесточенно сопротивлялись при задержании?
– Все от испуга. И я, и Ванька с детства милиции боимся. Я себя не контролировал, стал почти безумен.
– Невменяем, – поправил его Геннадий.
– Правильно. Само получилось… Почему вы ничего не записываете, гражданин следователь?
– А что записывать?
– Как – что? Я вам четко объясняю – при моем задержании я был невменяем, в состоянии психического аффекта, вызванного страхом перед милицией и перед пенитенциарной системой вообще, и не соображал, что делал.
– Игошин, если я запротоколирую эту лабуду и подошью ее в ваше дело, вас на зоне вэвэшники задавят. Или еще хуже – переведут в «опущенные». А ближе к окончанию срока вас повесят или кастрируют, и вы умрете от потери крови…
– Опять вы меня пугаете, гражданин начальник.
– Гражданин следователь… Как я понимаю, говорить сегодня вы не намерены.
– Отчего? Давайте поговорим. В камере скучно.
– Что было в сумках?
– Каких? – напрягся Игошин.
Геннадий мгновенно уловил это напряжение. Ага, он был прав – именно сумки здесь самое главное.
– Которые вы спрятали в заброшенном квартале.
– Не знаю ничего о сумках. Кто вам сказал, что у нас были сумки?
– Сотрудники ГИБДД. Они видели – вы и ваш подельник, отстреливаясь, покинули машину, держа в руках по объемной спортивной сумке.
– Им пригрезилось. Мало ли, что с испугу покажется. Думаете, им не было страшно нас ловить?
– Если и было, то не до такой степени, чтобы жопу с пальцем спутать.
Игошин никак не отреагировал, а Геннадий вдруг задорно улыбнулся и сказал:
– А ведь я могу вас отпустить. – Заметив, как Игошин недоуменно воззрился на него, добавил: – Сижу вот, любуюсь вашей спесивой физиономией и терзаюсь: отпустить или не отпустить? Могу повезти вас на место задержания, якобы уточнять детали, а там вы сбежите… Бывает такое, поверьте.
– Зачем это? – В глазах Игошина заиграла усмешка. Он понял, что следователь издевается над ним, одновременно пытаясь и заинтересовать.
– Из корыстных интересов… Да-да, не округляйте глаза. Вы алчны. А чем я хуже вас? Есть человек, гражданин Игошин, который, в отличие от меня, знает, что в ваших сумках.
Игошин даже вздрогнул от такого неожиданного перехода.
– Знает, и просто проходу мне не дает, чтобы я вас ему «продал». Хотите? Уверен на все сто – он не ваш доброжелатель. Печенку вам вырвет, но расколет, где сумки спрятаны.
– Блефуете, – успокоившись, благодушно проговорил Игошин.
Геннадий нажал на кнопку, вызывая конвоира.
– Хорошие деньги за вас дают, Игошин. Вот и маюсь, что выгоднее: «продать» вас или остаться безупречным ментом и довести дело до суда?
Когда вошел конвоир, он улыбнулся Игошину – мол, думай, подонок, комбинируй, а вечером вновь побеседуем.
– Значит, отсидеть срок и выйти на свободу все-таки можно? – спросил Игошин, все так же посмеиваясь.
– Все можно, гражданин подследственный. При желании.
Игошина увели, а Геннадий нервно провел по лицу рукой – правильно ли поступил, надавив на него? Что даст эта игра в открытую? Игошин обдумает все «за» и «против» и выдаст тайник с «товаром»? Ага, и к убийству и угону добавит себе еще что-то… Транспортировка наркотиков? Ограбление (если в сумках краденые вещи)? Во всяком случае, шанс есть – Игошин может поверить, что он, следователь Егоров, в состоянии пойти из-за денег на сделку с совестью, и выбор у него простой – добавить к сроку лишнюю статью или подохнуть «проданным» подельникам… А почему подохнуть? Наоборот, за успешную операцию по спасению товара Ондатр своего курьера может спрятать на каком-нибудь курорте с липовым паспортом…
Геннадий снова вспомнил о сбежавшем Тетере. Если Мамонт пошел на попятную, сдал ему воров, рассказал о докторе Калитове, из-за чего все и сдвинулось с мертвой точки, он может и лежбище Тетери указать. Просто обязан.
«Я теперь сделаю все и сразу», – решительно подумал Геннадий, набирая на сотовом номер Самсонова.
– Да, Мамонт Самсонов слушает.
– Это Егоров.
– Геннадий Андреевич! – Голос Самсонова сразу приобрел подобострастные нотки.
– Ты с Машкой разговаривал?
– Пытался говорить. Стучался к ним ночью, звал ее, просил прощения через дверь.
– И что?
– Не знаю. Надеюсь, она простит меня. Как мне жить без нее дальше?
– Ладно, это ваши дела. Ты мне скажи, как тебе в голову пришла бредовая идея, чтобы со мной расправились люди Пантелея?
Самсонов засопел в трубку, не зная, чем оправдаться.
– Ы-ы-ы…
– Что ты там блеешь?
– Это не я придумал, Геннадий Андреевич!
Геннадий усмехнулся при этих лживых словах, а Самсонов нагло продолжал лгать.
– Меня Пантелей спросил: откуда, мол, побои? Вы же меня вон как отделали тогда…
– Мало тебе еще!
– Согласен. Надо было сильнее надавать. Я сказал Пантелею, что вы меня избили, а он сам остальное придумал – мол, чтобы менты не борзели, мол, любимых поэтов братвы, чтобы не смели трогать…
– Ты, значит, любимый поэт у них? У меня к тебе вопрос, поэт. Мне нужно достать Тетерю и напарника его – того, второго…
– Я не в курсе, кто был с Тетерей, а сам он живет на съемной квартире, в Приречном районе. Недавно туда переехал.
«Приречный район! Пантелей тихонько стягивает свои силы вокруг обреченного на захват мясного завода. Значит, скоро последует силовая акция, будут брать штурмом контору и выгонять руководство, нарядившись в форму некоей охранной фирмы… Понятно. Интересная информация. Только с какого края она связана с Игошиным и Ондатром?» – подумал Геннадий, разглядывая свои аккуратно подстриженные ногти.
– Покажешь, где он живет.
– Нет! Вы что! Меня сразу убьют! – запаниковал Самсонов.
– Не бойся.
– Боюсь. Очень боюсь. Я вам адрес скажу, а там вы сами свои дела делайте. Вы же адрес и так можете узнать, так что я буду вроде бы чист.
– Именно, вроде бы. Когда ты бросишь ворам прислуживать?
– Это мой хлеб.
– С тобой все ясно. Когда буду бить физиономию Тетери, скажу ему, что ты всех сдал!
Геннадий ясно представил, как Мамонт, услышав это заявление, подавился воздухом и выпучил глаза от
