иной раз дверь приоткрою, посмотрю, мне как члену совета пенсионеров положено знать, что делается в доме.
— Не припомните кого-нибудь из этих? — Иветта Лея положила перед соседкой несколько фотографий.
Та подошла с ними ближе к настольной лампе и, склонив голову, долго изучала лица, изображенные на фотографиях.
— Этот, будто, раз приходил. — Она показала на фотографию молодого мужчины в очках и шляпе. — Около месяца назад. Долго стучался в квартиру Иванова. Я решила посмотреть. Открыла дверь — стоит такой худющий, лет тридцати. У ног фанерный чемодан, перевязанный веревкой. Сразу видно, что издалека, у нас с такими не ходят. Нет дома, говорю. Тут он так выругался, что иной мужчина, услышав, покраснел бы. После этого он ушел.
— И больше вы его не видели?
— Больше нет. Если надо за кем-нибудь последить, только скажите, у меня времени достаточно, — предложила Зиле.
Ночное приключение внесло разнообразие в ее тоскливую жизнь. Жаль только, что майор милиции строго-настрого запретила распространяться о том, что произошло. То-то было бы о чем поговорить с подружками, такими же пенсионерками. Неделями можно было бы обсуждать это событие. Ну ничего, до суда она потерпит, потом-то ей никто не запретит.
Первая смена уже спешила на работу, машины развозили молоко и свежий хлеб — начинался новый трудовой день, И только тогда закончился обыск в квартире Иванова.
Арестованных в сопровождении конвоя увели.
Сидя в одиночной камере, Иванов твердо решил, что будет отвечать следователю только на вопросы, а все остальное станет отрицать.
— Ваше имя, фамилия, отчество? — начала Иветта Лея первый допрос.
— Иванов Николай Ильич.
— Место и год рождения?
— Минск. 23 декабря 1920 года.
— Род занятий?
— Зубной техник.
— Образование?
— Незаконченное высшее.
— Место работы?
— Стоматологическая поликлиника.
— Где вы брали золото для коронок, которое хранилось в вашей квартире?
— Это собственность моих пациентов.
— Сколько граммов золота необходимо для одного протеза?
— Все зависит от количества зубов, двадцать, а то и больше.
— Допустим. В таком случае, судя по количеству найденного золота, у вас была обширная клиентура.
— У меня имеется разрешение Министерства финансов.
— Подтвердят ли ваши пациенты, что это их золото?
— Да, безусловно.
— Ну вот что, гражданин Иванов, я полагаю, хватит играть в прятки. Золото продал вам Гирт Заринь.
— Не знаю я никакого Гирта Зариня.
— Придется вас познакомить еще раз. Введите, пожалуйста, арестованного Зариня!
Гирт был бледен и страшно перепуган. Руки у него дрожали, и он прятал их за спиной.
— Гражданин Заринь, вы продали золото этому гражданину? — обратилась к нему следователь.
— Да, продал.
— Сколько?
— Триста двадцать граммов.
— По какой цене?
— Шестьдесят рублей за грамм.
— Где произошла сделка?
— В гастрономе.
— Но как вы докажете, что я покупал у него золото? — Иванов был уверен, что свидетелей нет.
— Докажем, — сказала Иветта Лея. — Сержант, введите, пожалуйста, свидетелей Атиса Арайса и Айвара Упениека!
Иванов с удивлением глянул на вошедших подростков. Младшего он видел на волейбольной площадке вместе с ребятами из его дома. Старший был незнаком.
— Вы знаете задержанных?
— Да. Мы следили за ними больше недели.
И мальчики рассказали, что произошло в субботу, 20 августа, с точностью называя время.
— Несовершеннолетним вы доверяете больше, чем мне, человеку, занимающему положение в обществе, — Иванов продолжал все отрицать.
— В том случае, когда у нас имеются вещественные доказательства, верим, — подтвердила Иветта Лея. — Откуда у вас драгоценности и украшения, обнаруженные в настенных часах? — продолжала она допрос.
— В каких часах? — Иванов изобразил удивление. — Понятия не имею.
— Гражданин Заринь, вам знакомы эти предметы? — Следователь придвинула к Гирту ящичек с украшениями и драгоценностями.
— Иванов купил их у меня за шесть тысяч пятьсот двадцать рублей, — подтвердил Гирт.
Такого поворота событий Иванов не ожидал. Необходимо было время, чтобы обдумать дальнейшее поведение. Зубной техник схватился за сердце и простонал: «Врача!»
На следующий день он признался, что драгоценности и золото действительно купил у Гирта. Золото необходимо ему для работы, а так как парень не отставал и обещал дешево продать, он решил, что глупо не воспользоваться такой возможностью. Парень утверждал, что драгоценности нашел, а не украл, и он ему поверил.
О драгоценностях и золоте, спрятанных в рамах картин, и об иконах ему ничего не известно. Иванов категорически отрицал свою причастность к банде грабителей церквей. Родственник его жены уехал в Израиль, а квартиру со всем имуществом оставил им. Вероятно, тот же родственник и превратил картины в тайники.
В это время в квартире Иванова была устроена засада. Спустя неделю появился мужчина с фанерным чемоданом, в котором были обнаружены иконы, выкраденные в сельских церквях Архангельской области. Пенсионерка Зиле узнала в нем того самого человека, который стучался когда-то в квартиру Иванова.
Когда Иванову стало известно об этом, сердце у него действительно забастовало — он понял, что песенка его спета. Арестованный, совершавший кражи в церквях, надеясь смягчить меру наказания, ничего не скрывал.
Гирту тоже некоторое время пришлось посидеть на государственном пайке и смотреть на небо сквозь решетку. После неоднократных бесед со следователем Леей он задумался. Она приводила такие факты, что отрицать их было бессмысленно. Он во всем чистосердечно признался, отдал оставшиеся драгоценности и полученные от Иванова деньги. За него поручились мать и мастер Гоба, и до дня суда Гирта отпустили на свободу.
— Снова я гол как сокол, — жаловался он Антре. — Больше двадцати пяти кусков им сунул да еще драгоценности.
Антра не открылась Гирту, не рассказала о том, что пережила, пока он находился под
