невольно бросится в глаза, что след ласки исчез. Нет нигде ни нырка в снег, ничего, что бы говорило о том, куда скрылась ласка. Значит, она улетела на куропатке. У нас прочтены такие страницы в Снежной книге леса про глухаря и колонка.
Куда же могли полететь куропатки темной ночью? Конечно, к тому колку, который чернеет вдали. Несомненно, куропатки днем не один раз летали от одного колка к другому. Надо поискать между колками, не лежит ли труп куропатки или не появится ли след ласки?
Так и есть — вот первый намек на то, что направление взято правильно: два пера белой куропатки зацепились за полынь и слабо трепещут по ветру. Вскоре еще перо, а вот и капля крови на снегу — значит здесь ночью летела куропатка с лаской на спине! Тут же недалеко и ее растерзанный труп на сугробе и маленькие двоеточия следов ласки от него к колку.
В открытой степи среди одиноко торчащих полынок можно встретить крошечные следы какой-то мышки, которые невольно заставят пройти по ним зверек шел по снегу, а не бежал и не прыгал. Мышь, идущая шагом — это должно выглядеть занятно! На плотном снегу все четыре лапки отпечатались совершенно отчетливо. Куда же могла брести эта шагающая мышь? Конечно, от одного нырка в снег до другого. Морозной ночью при ветре маленькие полевки и полевые мыши могут пробежать по поверхности снега не более десяти метров, а там — скорее под снег, к земле, где нет леденящего ветра. Снег это та же «шуба» — чем он толще, тем под ним теплее. Разница в температуре на поверхности глубокого снега и под ним доходит до пятнадцати градусов!
Крошечные лапки прошагали свое критическое расстояние и уже вдвое превысили его. Вот-вот на снегу покажется замерзший трупик мышки-рекордистки по переходам в мороз по снегу. Однако, следы идут все дальше и дальше. В одном месте зверек даже объел семена какой-то сухой травки над снегом. Значит, он чувствовал себя не плохо! Но сейчас, даже днем, двенадцать градусов мороза, значит, ночью было около двадцати. Если бы кто-нибудь рассказал об этом, трудно было бы поверить такому рассказу. Однако запись, сделанная в Снежной книге, — документ совершенно неопровержимый.
Больше километра шагает мышка по степи при слабом мерцании звезд навстречу ночному леденящему ветерку. Это становится настолько интересным, что хочется зарисовать след «героя» — мышки. И сразу же первое открытие: едва внимательно присмотришься к следам, как видишь, что, оказывается, они сделаны не ночью, а совсем недавно, только что — они не успели еще нисколько затвердеть на морозе и ветре.
Скрипят палки, шуршат по снегу лыжи, и любой читатель Снежной книги бросается бегом догонять загадочную шагающую мышку, которая где-то совсем близко.
Крошечные следы все так же спокойно идут по степи. Видно далеко кругом, но нигде на снежной белой поверхности не заметно ни одной черной двигающейся точки.
Но вот и конец, при этом — печальный: нам не удалось выяснить, что это за шагающая мышь. Издалека видно, что следы просто оборвались на последнем шаге и исчезли. Нет ни нырка в снег, ни их продолжения. Все понятно. Хищная птица «слизнула» со снега крошечное загадочное создание и унесла или проглотила его на лету. Это так досадно, что невольно ищешь доказательств в конце следа — нет ли какой бороздки на снегу от крыла, капельки крови или клочка шерстки.
Вдруг маленький снежный комочек бойко покатился вперед от конца следа, как сказочный колобок! Это только показалось в первое мгновение, что катится снежный комочек. Катится не снежный комочек, а торопливо бежит крошечный пушистый зверек, белый как снег! Скорей за ним!
Несколько торопливых шагов и уже видно, как он сидит на снегу, злобно вереща, широко раскрыв рот и угрожающе подняв по бокам головы малюсенькие растопыренные лапки. Крошка так мала и красива, что невольно улыбаешься. Да ведь это джунгарский хомячок!
Несмотря на грозно-комический вид, джунгарский хомячок безобиден. Он бережно взят и посажен прямо на ладонь. Внезапно поведение его резко меняется. Хомячок садится на задние лапки и начинает умываться передними. Вот он вытянул заднюю лапку, лизнул подошву и почесал ею за ухом! Хомячок получает изрядную крошку хлеба. Зверек хватает ее передними лапками, садится «колышком» и с жадностью ест, посматривая на вас своими замечательными черными глазками. Если бы все дикие животные вели себя так же?!
Зверек настолько мил и безобиден, что хочется вернуть его обратно «домой», а кстати, узнать, откуда он вылез на снег. В кармане он ведет себя, как хозяин, громко грызя сухарь. Затем засыпает, убаюканный ходьбой.
Долго приходится идти обратным следом, но, наконец, у небольшого березово-осинового колка выходное отверстие под первыми березками из какого-то бугорка. Смахнув с него лыжей снег, приходится снова удивляться. Норка джунгарского хомячка устроена в муравейнике! Копать такую норку в рыхлой постройке муравьев, конечно, легко даже маленькими слабыми лапками. Но как хомячок умудряется жить в муравейнике весной, когда муравьи проснутся — это до сих пор не разгадано, и мы стоим пока только перед фактом, без его объяснения. В муравейниках джунгарских хомячков мы нередко ловили и среди лета.
Вынутый из кармана хомячок забавно зевает на ладони, щурится, потягивается и принимается опять за умывание. Он, как бы нехотя, вперевалочку уходит в глубь муравейника досматривать сны, которые ему приснились в кармане.
Приятных сновидений, сказочный зверек!
Степной хорек вылез из норы в бурьяне и поставил свое первое крупное двоеточие на снегу. В вечерних сумерках он потянул дальше цепочку следов двоеточий, с перерывами на прыжки, как и его лесные родственники горностай и колонок. Только его следы крупнее и прыжки больше. Почитаем, что записал этот степной ночной разбойник.
У первого же большого березово-осинового колка хорек наткнулся в снегу на несколько лунок тетеревов. Они ночевали здесь не вчера, а раньше. Тетерева падают сверху в снег вечером, пробивая его, и спят каждый раз на новом месте. Чем глубже они погружаются в снег, тем им теплее.
Хорек обошел каждую лунку и осмотрел их — быть может в какой-нибудь из них остался заболевший тетерев или даже мертвый. Тогда незачем и разбойничать этой ночью. Тетерева хватит хорьку на две ночи. Но птицы все улетели утром с места ночлега. «Не солоно хлебавши», хорек отправился дальше.
Он обежал кругом колок. Его лесные родственники — горностай и колонок, конечно, забежали бы в него.
На большом вспаханном поле тракторы со снегопахами хорошо поработали, и на нем задержались целые валы снега. Делать здесь хорьку нечего и он круто повернул на соседнее поле. Там под снегом торчали стебли сжатой пшеницы. Как раз тут для хорька было приготовлено обильное угощение. Множество полевок ютилось под снегом, и хорек провел здесь немало времени. Он раскопал снег в десяти местах и, конечно, не напрасно.
Следы его прыжков отсюда потянулись дальше в степь. Они теперь заметно короче. Хорек был сыт и не торопился. А вот и доказательство этому. На меже, в бурьяне, хорек забрался в норку хомяка. Он не стал сразу давить хозяина, а выгнал его из норы и долго играл со своей жертвой, то отпуская хомяка, то хватая его, совсем как кошка с мышкой. Обычно злобный хомяк, теперь ошеломленный и покусанный, послушно бросался бежать, как только его отпускали. Хорек сейчас же его догонял огромными прыжками, валил и тащил по снегу, а затем опять отпускал. Наигравшись, хорек задавил хомяка. Он немного протащил его, пятясь задом, а затем, бросив свою добычу, убежал. Он больше не вернется сюда, иначе он закопал бы хомяка в снег или затащил в нору.
Обежав кругом стог сена, полузанесенный снегом, хорек зачем-то взобрался на него, пробежал по вершине несколько раз взад и вперед, и следы его пошли дальше в степь. У первой же норы, куда он забрался, хорек загадал такую загадку, что сначала она казалась неразрешимой — на снегу лежала скорлупа разбитого и съеденного яйца перепелки. Откуда мог хорек среди зимы найти это яйцо? Ведь перепела давно в Африке! Яйцо хорек съел этой ночью. Скорлупу еще не успело унести. Утро сегодня тихое, безветренное.
Вот если бы яйцо было тетерева или куропатки, тогда еще другое дело они иногда зимой сносят прямо на снег неоплодотворенные яйца. Бывает это очень редко, но все же случается. Внезапно вспоминается случай, когда однажды, вскрывая желудок убитого зимой хорька, удалось обнаружить в нем среди остатков мышей скорлупу яичка жаворонка. Значит, тогда это тоже не было случайностью.
Только на третьем километре приходит, наконец, в голову правдоподобное объяснение. Очевидно, еще летом хорек нашел гнездо с яйцами перепела. Часть он съел, а это спрятал в пустую нору про запас.
