братия. Старые ханжи считали квартал гнездом разврата. Впрочем, сами жители квартала так не думали. Творческие люди преследовали другие, куда более благородные цели.
Вечерние тени плясали на стенах мансарды. Обнаженные плечи Адель отдавали позолотой. Павел бережно обнял их.
– Ну что, больше не плачешь?
– Мне трудно, милый… – Девушка натянула одеяло до подбородка. – Если бы ты знал, сколько у меня было связано с дядюшкой Клодом…
И он, и она знали о смерти Клода. Известие привело их в шок. Павел встретил заплаканную Адель на улице и отвел ее домой. Сейчас Адель задумчиво рассматривала скошенный потолок мансарды. Деревянные панели были покрыты солнечной позолотой.
– Куда ты смотришь? – спросил он, проследив ее взгляд.
– Вспоминаю всю мою жизнь, – улыбнулась Адель. – Мой отец был фермер, мы жили на побережье Средиземного моря, в двух десятках километров от Марселя. Там так красиво, Павел, не представляешь! – Она зажмурилась. – Всюду виноградники… Потом была частная гимназия, Марсель. Я отправилась в Париж на заработки в сороковом году, когда немцы уже были здесь. Первый мой мужчина оказался коллаборантом, и это заставило меня связать свою жизнь с подпольем.
– Из-за него?
Она кивнула.
– Дядюшка Клод мне помог. Господи, его уже нет в живых. Эта сволочь задумал использовать меня. Если бы не мой дорогой дядюшка Клод и его тетушка Матильда, которые дали мне приют, я была бы сейчас не знаю где… В концлагере…
Павел привлек ее к себе и поцеловал бережно.
– Как он мог тебя использовать?
– Лучше не спрашивай…
Молчание длилось несколько минут.
– Спасибо, что зашел, – наконец сказала Адель. – В такую ночь трудно оставаться одной.
– Я не уйду от тебя… Не могу оставить тебя одну.
Они затихли. Наверное, именно в эту минуту вечер сменился ночью. Солнечная позолота совсем померкла, за окном возникла луна.
– Когда война окончится, мы поженимся, – сказала Адель.
– Да… – отозвался он уже сонно. – Почему-то я в это верю…
– Оставайся здесь! – с жаром произнесла девушка. – Я имею в виду, во Франции. После войны. Оставайся со мной!
– Нет…
– Оставайся! Будешь здесь учить детей. Ты уже неплохо говоришь по-французски…
– Я не могу остаться, Адель, – серьезно произнес он. – Не могу, любимая! – Он вздохнул. – У нас в стране все сложнее. Если я не вернусь в Москву, мои родные – мама, отец, младший брат – пострадают. И очень серьезно пострадают.
– Почему? Они не смогут быть там, а ты здесь? Вы бы ездили друг к другу в гости.
– Нет, Адель, – как можно мягче произнес он. – Их расстреляют, если я не вернусь…
Адель расплакалась. Павел был в отчаянии. Чтобы как-то поменять тему разговора, он протянул руку и нащупал газету на полу. Поднял, развернул.
– Смотри, вовсю рекламируют премьеру в Гранд-опера, которая состоится на этой неделе! – произнес он.
– Что там будет идти? – Адель повернула голову.
– «Вольный стрелок» Карла фон Вебера, – сказал Павел. – Наверняка там соберется немало высокопоставленных нацистов, – увлеченно продолжил он. – Господи, Адель, у меня просто руки чешутся отомстить за смерть твоего Клода! Они все будут как на ладони, а ведь я ворошиловский стрелок. Был чемпионом округа по пулевой стрельбе, мне сам нарком Ворошилов в 1940 году вручил именные часы…
– Это что, получается, когда у нас началась война? – спросила она.
– Получается, тогда.
Она устремила долгий взгляд на газету, которую он все еще сжимал в руке.
– Что ты хочешь всем этим сказать? – наконец произнесла девушка.
– Ничего, – покачал головой Павел. – Просто у меня возникла идея встретиться с товарищем Анри… – Он подтолкнул Адель. – После побега мы расстались, и я его больше не видел. Где он? Ты поспособствуешь нашей встрече?
– Теперь, после смерти Клода, мне самой придется устанавливать с ним контакт, – сказала Адель. – Господи, как страшно. Я не видела полковника Анри несколько месяцев… О нем рассказывают страшные вещи. Говорят, он совсем не жалеет немцев…
– Глупая, чего тебе бояться? Ты француженка, а не немка!
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Да, – смущенно ответила девушка. – Но я все равно боюсь…
Он тихо рассмеялся.
Курт в большом волнении ходил по кабинету. В голове все становилось на свои места. Первые два пункта задания оказывались связанными между собой. Он должен был непременно похвалить план доктора Менгеле перед Берлином.
Курт сел и стал писать донесение.
«Дорогой рейхсфюрер! – писал он. – По моему мнению, заслуживает особого внимания план известного специалиста медицины доктора Йозефа Менгеле о применении высокоэффективного газа „Циклон-Б“, разработанного под его руководством… Этим газом можно наполнить авиационные бомбы, которые выпускает один из заводов Рено под Парижем…»
Далее Курт постарался, как мог, расписать достоинства газа и его автора и упомянул, что план фон Маннерштока громоздок и неэффективен. «Минирование объектов Парижа принесет большие затраты. Минирование не удастся сохранить в тайне, оно вызовет протест местного населения. Саперы вряд ли справятся с большим объемом работ. В сложившейся ситуации можно применить авиацию, однако можно вспомнить и другие способы уничтожения Парижа – или населения Парижа».
Курт отложил ручку и перечитал написанное. Донесение получилось неплохим. Возможно, оно направит мысли Гиммлера в нужное русло. Все это как-то повлияет на ситуацию, особенно если Гиммлер доложит фюреру.
Мейер зашифровал донесение и отправился к Обергу. Бригаденфюрер был у себя в кабинете.
– Курт, дружище, – приветствовал он Мейера. – Что нового?
– Мне нужно срочно передать донесение в Берлин, – сказал Мейер. – Можно воспользоваться услугами вашей радистки?
– Разумеется, уступлю ее вам, – подмигнул Оберг. – Если ваши потребности не выходят за рамки служебных…
Они спустились в подвал и подошли к кабинету радиосвязи.
– Прошу вас! – произнес Оберг, торжественно распахивая перед Куртом дверь.
Мейер переступил порог и увидел пухленькую девушку, которая вскочила при появлении офицеров. Курт вдруг заметил, что девушка отчаянно покраснела.
– Это Ингрид, наша радистка, – объявил Оберг. – Ингрид, позволь представить тебе штандартенфюрера Курта Мейера. Он совсем недавно приехал из Берлина…
Девушка сделала книксен и хихикнула.
– Очень приятно, господин штандартенфюрер… – произнесла она, поглядывая на Курта глуповатыми кукольными глазами. – Что я могу сделать для вас?
– Но-но, Ингрид, не надо шутить! – Оберг погрозил пальцем. – Господин штандартенфюрер – весьма серьезный человек… – Вдруг бригаденфюрер посмотрел на часы. – Однако прошу прощения, дорогой Курт, мне надо идти, в приемной меня ожидает генерал Данциг… У нас с ним важный разговор, который касается применения транспортных самолетов…
Произнеся эту загадочную, с точки зрения Курта, фразу, бригаденфюрер скрылся за дверью.
