Теперь оставалось ждать. И представлять в уме, основываясь на вере и твердой убежденности, что ни одно его усилие не пропало даром, что его эстафету подхватили, что маки не сидят теперь без дела и подготовка к восстанию идет полным ходом.
Ни одна утренняя газета ни словом не обмолвилась о происшедшем в театре. Так же в газетах не было никакой информации, которую разведчик мог бы принять за условный сигнал к началу восстания. Впрочем, Курт представлял, что французские товарищи просто могли использовать другой способ обмена информацией.
Теперь оставалось только ждать.
Курт Мейер посмотрел на календарь – тот показывал 18 августа 1944 года. Курт выехал из гаража, запер за собой ворота и направил автомобиль к центру города. По дороге он думал о том, каковым будет его персональное участие в восстании? Павел Бондарев, Адель, звонарь Жорж Лерне, множество других людей, с кем он познакомился за время своего пребывания в Париже, все они были счастливые люди, потому что знали свое место в том, что скоро должно было начаться. Он же пребывал в стане врага. Что же будет делать он?
Курт притормозил на перекрестке. Уже начались вокруг центральные кварталы города, по перекрестку проехал грузовик, в кузове которого сидели немецкие солдаты. И все же что-то в городе было не так.
Мейер втопил педаль газа. Остановился возле лавки, где всегда покупал сигареты. Вышел из автомобиля и спустился по каменным ступенькам, потянул на себя стеклянную дверь.
За стойкой стояла старая женщина с добрыми глазами.
– Здравствуйте, мадам Дюпон, – произнес Курт Мейер. – Как ваше здоровье?
– Здравствуйте, господин Мейер! – отозвалась хозяйка лавки. – Немного побаливает поясница, но в общем, все не так уж плохо… Вам, как всегда, черные алжирские?
– Да, если они у вас есть.
– Для вас, господин Мейер, всегда найдется, – улыбнулась старая женщина.
Она выложила на прилавок две пачки.
– Как идет торговля, мадам Дюпон? – спросил Курт Мейер. – Получается что-то откладывать?
– Какая сейчас торговля, господин Мейер, – вздохнула старая женщина. – Во время войны Париж словно вымер, туристов почти нет и оборота нет…
– Мадам Дюпон, скоро у вас будет оборот, – неожиданно для себя произнес Курт Мейер.
– Что? – Лицо старой хозяйки озарилось радостью. – Как вы можете говорить такое? Когда, господин Мейер, это произойдет?
– После войны, мадам Дюпон, после войны.
Скоро Мейер смог сделать вывод об истинных размерах восстания. На стене гестапо висела такая же листовка, какую он видел на стене дома возле полицейского участка. Висела – и вот ее нет. На глазах Мейера немецкий солдат в гимнастерке с закатанными рукавами старательно соскребал листовку со стены.
Курт вошел в здание.
– Господин штандартенфюрер! – вытянулся в струнку дежурный.
– Что у вас происходит? – спросил Курт.
– Бандиты, господин штандартенфюрер! – ответил ефрейтор. – Не извольте беспокоиться, листовка ликвидирована!
Не ответив, Курт прошел по коридору. В принципе, у Оберга ему уже нечего было делать, однако хотелось последний раз поговорить с упрямым Лагранжем и принять решение.
Проходя мимо комнатенки дежурных охранников, Мейер остановился и распахнул дверь.
В помещении охраны фельдфебель с ефрейтором играли в шахматы. При появлении штандартенфюрера оба вскочили.
– Заключенного из двадцать седьмой камеры – ко мне в кабинет, – сухо распорядился Курт.
Фельдфебель откозырял, выпучив глаза.
Мейер прикрыл дверь и пошел дальше по коридору. Фельдфебель за его спиной бросился исполнять приказ.
Курт вошел к себе в кабинет, бросил на стол перчатки и подошел к окну. Он чувствовал странную расслабленность – или он перепутал ее с волнением? Волноваться было не из-за чего. Вот сейчас здесь появится инженер Лагранж, и Курт его увезет. Все полномочия для этого у штандартенфюрера Мейера имеются.
Дверь кабинета распахнулась, порог переступил сутулый Фредерик. Из-за его спины возник немецкий фельдфебель.
– Заключенный Лагранж доставлен! – отрапортовал немец.
– Можете быть свободны, – распорядился Курт.
Дверь закрылась. Мейер поднялся, обошел вокруг стола и гостеприимно подвинул стул к вошедшему.
– Прошу, садитесь, – сказал он.
Он постарался, чтобы его голос звучал как можно приветливей.
– Вы напрасно теряете время, – произнес француз. – Я сказал, что не буду сотрудничать с вами…
– Все это теряет смысл, уважаемый Фредерик, – веско произнес Курт. – Сейчас я выведу вас и посажу в свой автомобиль…
Инженер поднял испуганный взгляд, Курт ободряюще улыбнулся:
– Нет, я не повезу вас на расстрел. В Париже началось восстание, господин Лагранж. Восставшим понадобится ваша помощь… Кстати, спасибо за информацию о катакомбах, она уже помогла нам.
Викарий пробирался на колокольню. Пожалуй, впервые он не имел врагов, кроме себя самого, и он проклинал свою привычку прикладываться к фляжке. Фляжка и теперь была с ним, укреплена на поясе, под сутаной, на своем обычном месте, в специальной ременной петле. Викарий уже сто раз давал себе честное слово никогда больше не употреблять спиртное, когда отправился в этот непростой поход вверх, к колокольне. Особенно хорошо он чувствовал, насколько крута лестница. Раз или два он споткнулся и едва не упал. Отбил себе колено.
В близлежащих кварталах уже слышались выстрелы. Викарию нужно было звонить в колокола, чтобы подать условный сигнал для начала восстания. Он не мог подвести людей.
Добравшись до места, где была укреплена веревка, он отдышался, достал фляжку, отхлебнул из нее. Проклиная себя, спрятал фляжку под сутану. Затем сжал руками веревки и принялся звонить… Мелодичный перезвон колоколов поплыл над Парижем.
Глава 11
Баррикада возводилась в том месте, где улица Тулуз разветвлялась на две узкие улицы. За спинами защитников баррикады мэрия, немцы собирались атаковать ее.
Командовал защитниками невысокий, крепкого сложения мужчина в берете. Его называли майор Поль. По команде майора был перевернут автобус, стоявший у тротуара, стали выносить мебель из близлежащих домов и лавок.
Курт Мейер находился среди парижан… Сейчас на нем был гражданский костюм, и Курт Мейер радовался как ребенок. Впервые за долгое время он стал собой.
Из переулка показался толстый мужчина в переднике. С гордым видом толстяк толкал перед собой тележку. Тележка была маленькая, аккуратная, с навесом и рекламной надписью на боку: «Самые свежие и горячие булочки».
– Ребята! Куда поставить эту красоту? – объявил мужчина.
– Туда! – махнул рукой майор. – Ты чего такой веселый? – с подозрением спросил он.
– Это самое выгодное вложение капитала! – хохотнул торговец.
Вокруг Курта Мейера были очень интересные люди. Какой-то парень, почти двухметрового роста, привлекал к себе внимание тем, что, работая, напевал.
– Ты кто? Откуда? – спросил Курт, когда они, поднимая камень, едва не столкнулись лбами.
– Жан из Версаля! – объявил мужчина.
– Версальский Жан, значит? – Мейер улыбнулся. – В самом дворце живешь?
– Нет, просто из Версаля, – серьезно ответил парень. Вдруг хлопнул Курта по плечу. – Ты расслабься, –
