хотел напомнить — о героях, погибших в боях за Петушки, о многих могилах на русской земле. Ведь не за развалины Петушков погибли те — они открыли дорогу Красной Армии к Штеттину, к Берлину, к Вене, они открыли дорогу нашим союзникам к Руру, к Касселю, к Нюрнбергу.
Теперь пришла пора закончить все, добить Германию. Людоеды остаются верны себе: во вчерашней сводке, признав потерю немецких городов, маньяк Гитлер пытается подбодрить своих: «Наше орудие возмездия продолжало держать под огнем Лондон». Они издыхают, но, издыхая, еще кусаются. Они кричат: «Мы потеряли Дармштадт и Лимбург, зато мы убили в Лондоне еще несколько женщин». Это последние судороги.
Прежде они убегали из Кельна в Кенигсберг. Потом они ринулись из Кенигсберга в Нюрнберг. Теперь им некуда бежать. Ко многим «котлам», в которых уже погибли миллионы немцев, прибавился новый. В этом «котле» и Берлин, и Мюнхен, и сам фюрер. Слов нет, «котел» большой, но и огонь не маленький: к лету выкипятят.
Конец Германии ясен всем. Рядом с трагедией, как всегда, разыгрываются фарсы. Аргентинские фашисты решили, пока не поздно, «объявить войну» своим немецким коллегам. Уж не объявят ли Вюртемберг или Баден войну Германии? Мясник Франко, поставленный на место испанского гаулейтера фюрером, собирается объявить войну… Японии. Меня не удивит, если Франко заявит, что его «Голубая дивизия» на Волхове сражалась за Филиппины… Пособники палачей, видимо, надеются на безграничность человеческой глупости. Они и здесь идут по стопам своих хозяев: на что могут надеяться теперь немцы, как не на глупость других?
Я вовсе не думаю, что все люди умны. Но не так уж много дураков и не так эти дураки сильны. «Мы не допустим повторения истории, 1945-й не 1918-й. Версальского диктата больше не будет» — так пишет «Фелькишер беобахтер». Да, 1945-й не 1918-й. Тогда Германия была в приготовительном классе школы народоубийц, теперь она в этой школе профессор.
Тогда позади не было Майданека. Тогда были у врагов Германии иллюзии. И тогда с побежденными немцами обошлись, как с детьми. Им продиктовали правила хорошего тона. Их распустили по домам на каникулы. Теперь слово предоставлено оружию, и пушки не «диктуют», пушки не классные наставники. Эсэсовцев не распустят, их соберут и пошлют куда надо. Дело закончится не в Компьене, а в Берлине, и люди будут говорить, а немцы будут слушать, диктанта не будет, будет обвинительный акт, а потом суровый приговор.
Перед финалом
Есть нечто отвратительное в агонии Германии: старая ведьма, кончаясь, кокетливо показывает свои телеса и охорашивается.
Германское информационное бюро передает: «За истекшие недели ничего сенсационного не произошло. Германское командование является хозяином положения». Каково немцам это слушать? Они-то знают, что ежедневно Гитлер теряет не менее десятка городов? Ничего сенсационного не произошло? Да, если не считать сенсацией агонию Германии. Ничего существенного не произошло, если не считать существенным потерю Германией Рура, Саарского бассейна, венгерской нефти, Словакии, Франкфурта, Маннгейма и многого иного. Да и вообще ничего не произошло, кроме таких пустяков, как прорыв Красной Армии к Вене, стремительное продвижение англичан к Бремену и американцев к Эрфурту. Жалкие лгунишки, они выдают предсмертную икоту за бравурный марш!
Немецкие газеты пишут: «На Западе, как на Востоке, наши гренадеры предпочитают смерть позору. Американцы оплачивают потоками крови каждый метр немецкой земли». А тем временем немецкие гренадеры, запыхавшись, спрашивают изумленных американцев: «Где здесь ближайший лагерь для военнопленных?» Земля Тюрингии не красна от американской крови, она бела от немецких тряпок. Если на Востоке фрицы еще упираются, то это потому, что кошка всегда знает, чье мясо она съела.
Геббельс назвал фольксштурмистов «непоколебимой скалой». А эти фольксштурмисты, несмотря на почтенный возраст, весьма подвижны. Во Франкфурте американцы взяли одного фольксштурмиста, который пробыл в рядах германской армии ровно сорок пять минут, на сорок шестую минуту «скала» подняла руки.
Судьба немцев на Рейне была решена в тот час, когда Красная Армия вышла к Одеру. Гневное дыхание наших орудий доходит до Берлина, и зондерфюрер Нежина, коменданты Мозыря или Бобруйска, печные мастера Майданека и Треблинки говорят: «Кто угодно, только бы не русские!»… Почему немцы не выстояли на Везере? Потому что мы на Одере. Легко понять несложную «стратегию» фрица: он побывал в Смоленске, теперь он должен защищать Эрфурт от американцев, а за спиной у него Красная Армия, за спиной у него тот самый смолянин, дом которого фриц сжег, семью которого убил. И вот фриц бежит на Запад — не подумайте только, что он контратакует, он спешит в плен, как в убежище.
Они кончаются не как солдаты, а как воришки, попавшие на облаву. Гаулейтеры переводят свои барыши в Швейцарию, генералы закапывают украденное добро, и где-то на дороге американцы обнаружили полотна Рубенса, вывезенные немцами из Франции. В Швецию прибыли из Гдыни восемьдесят шесть «дубовых листков», оторвавшихся от ветки родимой, или, иначе говоря, офицеров германской армии, которые предпочли шведский пунш русской воде. Эти офицеры приехали тоже с «трофеями» — с патефонами и с баянами. Так заканчивают свою карьеру «завоеватели мира».
Издыхая, они кусаются. У нас они кусаются оптом — по команде; на Западе германская армия разбрелась, и там кусаются отдельные любители. Английские корреспонденты рассказывают, как к американскому военному врачу пришла, обливаясь слезами, немка с просьбой спасти ее ребенка. Врач поехал на «виллисе». А потом нашли труп водителя: исчезли и доктор, и «виллис», и немка. Есть в Германии немало злодеев, которым нечего терять: их имена известны, преступления зарегистрированы. Эти будут кусаться до конца. Их нельзя приручить леденцами, металл уместнее.
Между тем в Западной Германии злодеи еще могут продолжать свои злодеяния. Немецкие промышленники, члены фашистской партии, жившие захватом мира, на свободе; интервьюируют их не следователи, а журналисты. Во многих городах бургомистры, назначенные оккупационными властями, заняты спасением нацистских злодеев. Я приведу цитату из секретного приказа гаулейтера Кобленца Симеона: «Официальные гражданские лица, проявившие себя в партии или на службе государству, не должны оставаться у союзников. Они должны быть заменены лицами более старшего возраста, не занимавшимися политической деятельностью и пользующимися доверием населения, необходимым для эффективного осуществления ими их долга. Такая же политика должна проводиться в отношении других лиц, занимающих низшие посты. Запрещается немцам, без разрешения партии, занимать посты по указанию союзников». Итак, Гитлер, убегая, оставляет свою тень: американцы и англичане получают не только немецкие города, но и немецких бургомистров, подобранных гаулейтерами. Если иной немец кричит: «Гитлер капут», то вполне возможно, что он выполняет директивы фашистского руководства. Гитлер проиграл войну в воздухе, на море и на земле. Он хочет отыграться под землей, в подполье. Он понял, что его армия разбита в открытом бою, он предписывает своим «волкам-оборотням» убивать исподтишка. Вот почему Германию мало победить, ее нужно укротить. Мы должны помнить об этом ежечасно, говорить это, не боясь показаться навязчивыми, — ведь от этого зависит судьба наших детей. Можно выиграть войну и проиграть мир. Эту старую истину знаем мы. Ее знают и немцы, и они хотят, проиграв войну, выиграть мир.
Мне не раз приходилось выступать против адвокатов дьявола, которые водятся в Старом и Новом Свете. Некоторые американские друзья упрекали меня за критику, на их взгляд преувеличенную и несправедливую. Между тем, выступая против покровителей так называемых «бедных немцев», я думаю об одном: о мире для всего мира. Я прочитал в одной американской газете следующее: «Мы должны пожалеть немецкую молодежь, которая, даже попав в плен, продолжает считать немцев высшими существами, а наших американских солдат нечистой помесью». Не понимаю и никогда не смогу понять, почему нужно жалеть этих невежественных зазнаек. Одна девочка говорила: «Посади свинью за стол, а она, бедняжка, и ноги на стол». Но ведь то девочка, и в газетах она не пишет. Когда один англичанин заявил, что мы не
