блудливый фриценок, он пришел к нам, чтобы нами править. Он сгонял наших, жен, дочерей, детей, чтобы они строили для него блиндаж. Он был «министром продовольствия» — изысканный фриц, забыв про стихи, «организовывал» и жрал так, что его прохватывало («часто страдаю поносом»).
Боец, в трехстах шагах от тебя немцы. Велика твоя ненависть. Велико и твое презрение. В трехстах шагах от тебя сидит вот такой Гейнц Герлоф — не простой куроед, нет, изысканный фриц. Плюнь, убей и снова плюнь! Да, у них танки. Танки и мокрые штаны.
Фриц-биолог
В немецком журнале «Фельхаген унд Клазингс монатсхефте» за июнь месяц 1942 года напечатана статья доктора Гепке из Гейдельберга под многообещающим заглавием: «Произошла ли обезьяна от человека?»
Как известно, теория Дарвина не нравится невежественным богомолкам: им обидно, что их далекие предки лазали по деревьям. Теперь, против Дарвина выступает ариец Гепке: он обижен за оранг-утанга — по мнению арийца оранг-уганг куда совершенней человека.
Доктор Герман Гепке говорит об анатомии, ссылается на биологов и прикидывается человеком науки. На самом деле доктор — обыкновенная немецкая обезьяна, Гепке пишет, что «человек значительно консервативнее обезьяны. Обезьяна, продолжает развиваться, у нее делается выдающийся подбородок и срезанный лоб». Доктор перечисляет другие преимущества обезьян: «Они ходят не только на задних лапах… У них цепкий хвост». Последнее, по мнению ученого гитлеровца, является еще одним доказательством «прогрессивности обезьян». Правда, Гепке отмечает, что у человека более развитый мозг, зато у обезьян хорошая шерсть. Вопросу о волосатости доктор Гепке придает большое значение. Оказывается обилие шерсти тоже знак прогресса. По сравнению с хорошей макакой человек, к тому же плешивый, «неполноценное явление». Бедный Муссолини, ведь он так старался попасть в полноценные фрицы! Подбородок у него подходящий, но кто не знает, что — дуче лыс, как колено.
Очевидно, Гитлеру нравится теория регресса. Обезьяна произошла от человека. Реки текут вспять. После двадцатого века наступает десятый. Были немцы, а стали скоты, которые почему-то ходят на задних липах.
Прославление обезьян бесспорно привело в восторг первого павиана Германии — доктора Геббельса. Но что скажет о теории доктора Гепке доктор Розенберг? Ведь остзейский немчик клянется, что германец — это сверхчеловек. А почитаешь труд доктора Гепке, и станет ясным, что любая мартышка выше сверхчеловека. На меня статья Гепке произвела сильное и, скажу прямо, отрадное впечатление. Сколько раз я спрашивал себя, как могли немцы, когда-то насчитывавшие в своих рядах поэтов, философов, композиторов, ученых, стать породистыми фрицами? А доктор Гепке все объяснил: фрицы — это обезьяны, которые произошли от людей.
Генке указывает, что развитие одного органа идет за счет другого. Одно из самых глупых млекопитающих — броненосец. Его мозг примитивен. Зато его шкуре позавидует любой строитель танков. Очевидно, броненосец потерял на голове то, что приобрел на шкуре. Вот таким двуногим броненосцем и является фриц. Германия создала мощную армию и тупых, диких солдат. Гитлеровцы мечтают о скошенном лбе, о выдающемся подбородке. Им хочется ходить на четырех лапах, обрасти густой шерстью и заслужить нечто более ценное, чем рыцарский крест с дубовыми листьями, а именно «пятую конечность — развитой, подвижный и цепкий хвост».
Однако до хвоста фрицы не дотянут: эту породу мы уничтожим. А последнего фрица можно будет посадить в зоопарк с надписью: «Friz vulgaris, согласно трудам доктора Гепке, происшедший от человека».
Осенние фрицы
Передо мной хороший густопсовый ариец, лейтенант Хорст Краусгрелль. Он сначала орал: «Гитлер капут», но сейчас он отдышался, успокоился и преспокойно говорит; «Нам, немцам, тесно, а у вас много земли». В немецкой газетке он прочитал, будто американцы решили оскопить всех немцев, и поэтому с опаской спрашивает: «А здесь нет американского доктора?» Он хочет остаться арийским производителем. Его схватили у Ржева, но он тупо повторяет: «Покончив с Россией, мы возьмемся за англичан…» Когда я ему говорю, что у него слишком длинные руки, он отвечает: «нет, мы хотим для себя только Европу. Африку мы отдадим итальянцам…» Я забыл его спросить, кому он намерен отдать Патагонию — румынам или венграм?
Иозеф Винтерхаллен был семинаристом. Он изучал труды Фомы Аквинского. Однако он предпочитает им «Майн кампф» тирольского шпика. Этот неудавшийся священник говорит: «По свойствам нашей расы ша должны управлять миром». Я пробую ему напомнить: «А как же „несть эллина и иудея“?» он пожимает плечами: «Это было сказано в другую эпоху. Наши ученые установили, что германская раса обладает исключительными качествами». Я гляжу на него: плюгавый, далее не фриц — фриценок, дурак, трус, который, когда его привели, визжал, как поросенок. Теперь он поел щей, понял, что его никто собирается убивать, и обнаглел. Я перехожу от философии к курам: «Организовывали?» Он сразу притихает и скромно шепчет: «Нет». Он уверяет, что в России ни разу не попробовал курятины. «Может быть, вы предпочитаете гуся?» Фриц отвечает: «Я в России ел только диких гусей». Он подчеркивает слово «диких» — он; дескать, не вор, а охотник. Вероятно, вскоре фрицы начнут рассказывать, что они едят в наших деревнях диких кур.
Курт Штельбрехт рассказывает: «Нам обещали в России землю. У нас земля плохая, приходится тратить уйму на удобрения».
Эрвин Клуг уверяет, что он ни при чем, воюет будто бы один Гитлер, а девушек насилует непосредственно Геббельс, что касается его, ефрейтора Эрвина Клуга, о даже ни разу не выстрелил. Но в сумке у Эрвина Клуга женская кофта, а в кармане фотография красноармейца с надписью: «Братишке Пете». Я спрашиваю: «Откуда?» Он говорит: «Не помню. У меня вообще слабая память…»
Осенние мухи бывают злыми и скучными. Осенние фрицы, как прежде, жестоки, но они стали воистину скучными. Ржев их не развеселил. Ефрейтор Клаус Мюллерин рассказывает: «Прибыло пополнение пятьдесят душ, а в роте всего восемь человек. Мы спрашиваем: „Где же солдаты?“ Фельдфебель отвечает: „У русских есть такая пушка. Понятно?..“» Несмотря на прирожденную тупость, фрицы поняли. Холодно теперь под Ржевом по ночам заморозки, но Ганс Лупнель пишет жене: «Нам никогда еще не было так жарко. Русские на нас нажимают, некуда укрыться. Не знаю, удастся ли мне сохранить голову…»
За осенью следует зима. Фрицы это понимают. Я спрашиваю Германа Крамера; «Боитесь морозов?» Фриц качает головой: «Нет. Русских». Лейтенант Краусгрелль уточняет: «Зимой выходит из строя авиация и танки, значит, зимой русские будут сильнее нас».
Среди скучных осенних фрицев я нашел одного бодрячка. Это Карл Шрек, гроза колхозных коров, обер-ефрейтор и обер-куроед. Карл Шрек восторженно говорит: «С продовольствием у нас улучшилось… Питание, можно прямо сказать, исключительное. Дело в том, что получали мы на роту в таком составе, как до последних боев. А потери большие. Вот и выходило, что каждый ел за пятерых…» Вспоминая об этом, Карл Шрек облизывается. Он, наверно, жалеет об одном: его слишком рано взяли и плен, он не узнал высшего блаженства — жрать за всю роту. Таков фриц-оптимист.
Не следует думать, что осенние фрицы более человекоподобны, нежели зимние или летние. Фриц остается Фрицем — об этом не следует забывать. Можно снять с себя шинель или гимнастерку, нельзя снять с себя кожу, фашизм фрица — это не одежда, это его шкура. Я нашел в планшете одного немца серию любительских фотографий. Вот перечень: фриц, невеста фрица, голая девица неизвестной
