радуются обновке, мы радовались всему — и помидорам под Архангельском, и постановке «Гамлета» в колхозном театре. Мы видели, как растут наши города. Но пуще всего мы радовались росту человека. Легко воспитать десять тысяч избранных за счет других, противопоставить просвещенной знати многомиллионное невежество. Мы хотели другого: света для всех. Мы были пионерами, а путь прогресса не шоссе с верстовыми столбами — его приходится прокладывать среди девственного леса. Перед нами был свет, и, порой сбиваясь с пути, мы неизменно выходили на верную дорогу.
Советский патриотизм освещен большой внутренней радостью, наш народ справедливо гордится своей исторической миссией. Советский патриотизм в то же время прост, органичен, как привязанность птицы к воздуху, рыбы к воде: мы любим ту стихию, вне которой нам не жить.
Каждая русский писатель самозабвенно любит русский язык. Ни разно эта любовь мешала и мешает писателям понять красоту, силу других языков? Мы знаем, какую роль сыграл Кавказ в русской поэзии — от Пушкина и Лермонтова до Маяковского. Фашист ненавидит человека у которого волосы другого цвета, который говорит на другом языке. Нас радует многообразие мира. Мы гордимся многообразием нашей родины.
В дни сурового испытания народы нашей родины показали, что такое подлинное родство. Весть о первом убитом ребенке Белоруссии пробудила сибирские села. Русские и украинцы, армяне и грузины, евреи и узбеки — все народы нашей страны сражаются, чтобы освободить плененные советские города. Сыновья Украины показывают чудеса храбрости в далекой Карелии, и забайкальские дивизии бьются за родную Украину.
Старший брат в советской семье, русский народ достиг уважения других народов не самоутверждением, но самоотверженностью: он шел впереди, он идет впереди других по той дороге, где человека встречают не только цветы, но и пули. Вот почему таким почетом окружены русский народ и русский язык. Мы говорили в мирное время: это язык Пушкина и язык Ленина. Мы скажем теперь: это язык боя.
Когда мы говорим: «Россия», мы этим не выделяем того или иного народа. Слово «Россия» теперь не название государства, а нечто глубоко внутреннее, связывающее нас с нашей историей, вторую отечественную войну с первой, молодого красноармейца с Суворовым, колыбели детей с могилами предков.
Поэт советской эпохи Маяковский шкал: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва». Любовь к Парижу не заставила его отступиться от родной Москвы, но любовь к Москве помогла поэту полюбить и оценить Париж. Наш патриотизм помогает нам любить другие, далекие народы, понимать чужую культуру.
Для нас наши боевые товарищи — это не только армии, это и народы, достойные почета, дружбы. Мы ценим древности Англии и юношеский размах Америки. Мы знаем, что века государственной культуры помогли англичанам отстоять свой остров от фашизма и на самолет Гесса ответить тысячей самолетов над Кельном. Для нас Париж — это не Лаваль, потому что мы помним про Вальми, мы не забыли и Гюго. Мы восхищались и восхищаемся доблестной историей французского народа, и мы не отвернемся от него теперь, когда он попал в беду. Читая про то, как Гитлер сносит с земли чешские города и убивает чешскую интеллигенцию, мы испытываем беспредельный гнев: мы знаем, что такое Прага, этот очаг славянской культуры. Наш патриотизм раздувает в нас любовь к человечеству и к человеку.
Для фашистов нет ни дружбы народов, ни боевого союза. Гитлеровцы презирают своих «союзников». Они швыряют им ордена, как кидают собаке кость, и за это вассальные народы должны проливать свою кровь. Румынский фашист готов перегрызть горло венгерскому Муссолини, получив пинок от Гитлера, спешит дать затрещину Павеличу. Рядовой фашист ненавидит иноплеменного фашиста. Это — пауки в банке, которые хотят пожрать друг друга. Звериной злобе фашизма, его притеснению народов и людей, его унылой казарменной сущности мы противопоставляем свободный мир, сложный и разнообразный, где все языки смогут прославлять жизнь, творчество, труд, любовь.
Мы не переносим нашей ненависти к фашизму на расы, на народы, на языки. Я знаю, что девять десятых немецкой молодежи отравлены ядом фашизма, который поражает организм, как сифилис. Но никакие злодеяния Гитлера не заставят меня забыть о скромном домике в Веймаре, где жил и работал Гете. Я люблю итальянский народ, и, беседуя с пленными итальянскими солдатами, я всякий раз радуюсь: фашизм в Италии не сумел проникнуть в сердце народа, он остался накожной болезнью, отвратительной экземой. И мне обидно, что жалкий комедиант Муссолини говорит на том языке, на котором говорили Петрарка и Гарибальди.
Мы знаем, что строй народа не случайность. Не случайно новая глава истории человечества открылась на осенней Петроградской ночи. Гитлер родился в Тироле, этот проходимец пришел в Германию как иностранец. Но не случайно ему удалось превратить Германию в кочевую разбойную страну и сделать из миллионов немцев солдат кровожадной мародерской армии. Читая рассказы Мопассана, мы видим, как вели себя пруссаки во Франции семьдесят лет тому назад. Я видел солдат императорской Германии в той же Франции в 1915 году. Мы можем смело сказать, что у гитлеровцев были отцы и деды. Германия, кичливо кричавшая: «Я превыше всего», оказалась в обозе истории. По пути прогресса народы идут не гурьбой, а караваном. Честь и слава тому народу, который первым вышел в путь!
Не случайно фашистские армии узнали первое поражение на русской, на советской земле — под древней Тверью — Калинином и под юным Сталиногорском. Вот почему слово «Москва» теперь, как ветер, вдохновляет боевые знамена Англии и Америки. Вот почему слово «Москва» позволяет выше поднять голову измученным народам Европы — французам и чехам, сербам и полякам. Когда мы называем Красную Армию «освободительницей», мы думаем прежде всего о наших плененных городах, об Украине и Белоруссии, о древних Новгороде и Пскове. Но за каждым шагом Красной Армии следят миллионы исстрадавшихся людей на другом конце Европы. Имена героев, бойцов и командиров Красной Армии повторяют и рыбаки Бретани и пастухи Греции.
Гитлеровцы хотели завоевать весь мир, и в этой войне Германия потеряла свое лицо, свою душу, — Германия потеряла Германию. Мы вышли в бой, чтобы отстоять свой дом, свою землю, и в этой справедливой войне мы обрели любовь, признание всех народов мира. Такова сила, таково волшебство подлинного патриотизма.
Судьба России
Я получил письмо от командира Казанцева. Он пишет: «Нужно поднять в русском народе такую ненависть к немцам, чтобы наш русский человек бил немцев всем, чем может, чтобы женщины, старики, дети вооружились топорами, косами, камнями и при встрече с немцами убивали их, Все наши столетние завоевания, все созданное вашими предками и современниками может оказаться в руках врага. Мы, наше поколение, несем ответственность за судьбу России. Ведь — представьте себе на минуту — если бы врагу удалось осуществить свое подлое дело покорения нашего народа, тогда следующее поколение, те, которым теперь пять или десять лет, плевали бы нам в глаза за то, что мы оказались не на высоте и не сумели отстоять величайшую державу мира…»
Священная тревога чувствуется в словах командира Казанцева: тревога за судьбу России. Оказавшись в глубокой шахте, чувствуешь, что такое воздух. Когда мать больна, чувствуешь всю силу любви к ней. В эти суровые дни мы поняли, что враг грозит России, и одна мысль одушевляет нас: отстоим родину!
Кропотливо, год за годом, дом за домом, строили люди Россию. Строили стены Кремля, палаты и бойницы. Строили на северных реках просторные избы. Строили городские ворота, башни, крепости. Строили дома, каминные и деревянные, церкви с золотыми куполами, дворцы с колоннами, арки и мосты.
Русь отбивалась от ханов, отбивалась от немцев, крепла, росла, хорошела. Великая держава вышла к двум океанам, к Черному и к Белому морям, она поднялась на крышу мира — Памир, своим дыханием она растопила льды Арктики.
