Месяц назад ван Крюйк отдал Джеку свои пивоваренные котлы и пошёл в порт договариваться с хозяином джонки или чего-нибудь в таком роде. Джек на деньги Сурендраната поручил городским медникам превратить котлы в сосуды совершенно иной формы, которую набросал по воспоминаниям о странных занятиях Еноха Роота в Гарце. Сурендранат отправил гонцов на север, в земли Губителя Недругов, с деньгами, чтобы вызволить Врежа Исфахняна и мсье Арланка, после чего, переступив через себя, заделался крупным оптовым скупщиком мочи.
С кастой уборщиков ночной посуды и нуждарей заключили сделку, и по утрам в пивоваренный двор ван Крюйка начали прибывать горшки, бочонки и бочки. Почти все они были закрыты, чтобы не распространять вонь, но Джек распорядился, чтобы крышки сняли и моче дали постоять на солнце. Жалобы соседей – по большей части из брахманских каст – не замедлили воспоследовать. Тут-то и выпустили мистера Фута. Свой пуританский наряд он перешил в подобие колдовского балахона. Речь его состояла наполовину из алхимической зауми, которую надиктовал Джек, наполовину из папистской, которую Патрик мог оттарабанить (да частенько и бормотал) во сне.
Нужных слов Джек набрался от шарлатанов, продающих на Новом мосту кусочки философского камня, от Еноха Роота и от Ниязи; последний, правда, ничего не смыслил в алхимии, зато был несравненным знатоком верблюдов.
«Амон, или Амон-Ра был верховным божеством древнего народа страны Аль-Кем [29], и как Аль-Кем дал название алхимии, так имя Амона вошло в наименование чудодейственного вещества, хорошо известного адептам этой науки. Ибо когда римляне покорили Аль-Кем и включили его в состав своей империи, они отождествили Амона с Юпитером и стали почитать под именем Юпитера-Амона. Ему воздвигали идолов в обличье царей с бараньими рогами на голове. Римляне построили ему великий храм в оазисе Сива, что в пустыне далеко к западу от Александрии. Со времён фараонов оазис славился не только караван-сараем, но и оракулом Амона, источавшим чудесные силы и эманации; на его-то месте римляне и возвели храм Юпитера-Амона. Другими словами, здесь зародилась алхимия и здесь впервые начали получать сильно пахнущую соль, которую добывали из навоза тысяч проходящих мимо верблюдов. Секрет её изготовления ведом немногим, однако соль Амона, или аммониевая соль, иначе именуемая нашатырь, доставлялась караванами в Александрию и другие города Северной Африки, откуда бесконечно разнообразными торговыми путями распространялась по всему свету. Так мир узнал о её удивительных, некоторые сказали бы даже магических свойствах. И если невежественные язычники смогли произвести такое буквально из груды дерьма, размыслите, сколь большего сумеют достичь христиане, знающие Библию, имеющие доступ к писаниям Парацельса и многому другому! Присутствующее в верблюжьем навозе можно найти в человеческой урине, ибо Аристотель сказал бы, что обе субстанции имеют одну вещественную природу. Однако Платон заметил бы, что вторая настолько же чище и ближе к идеалу, насколько люди выше верблюдов…»
Короче, они давали соседям понять, что Джек со товарищи устроит у них под боком вонищу, какую человек, никогда не стоявший рядом с грудой верблюжьего дерьма, бессилен даже вообразить; однако мистер Фут излагал страшную новость так длинно и монотонно, с таким количеством богословских подробностей, что слушатели теряли волю к сопротивлению задолго до того, как начинали прозревать смысл.
Как всегда, когда нужно перековать что-нибудь одно в что-нибудь другое, превращение котлов заняло больше времени, чем ожидалось. Джеку нужен был один сосуд с круглым дном, широким устьем и ручками, чтобы подвешиваться над «во таким огроменным кострищем». Это не составило особого труда. Но для следующего, главного этапа, требовалось закрыть чан своего рода колпаком, из которого пар по трубке попадал бы в другой сосуд, поменьше, и пробулькивал через воду. Сосуд из соображений самых что ни на есть практических следовало делать из стекла, что, учитывая размеры, оказалось сложно, и решили обойтись медным. На этом-то (буквально) и погорел Патрик, когда при изготовлении пробной партии вопреки всем наставлениям Джека решил заглянуть под крышку, и в лицо ему ударил столб белого пламени.
Тем временем прибыло мозговое подкрепление в лице мсье Арланка и Врежа Исфахняна. Арланк указал, что трудно будет нанять хороших работников и сохранить репутацию выдающихся алхимиков, если постоянно жечь себе разные части тела и орать благим матом на весь Кахияварский полуостров. Вреж добавил, что коль вскорости всё равно придётся раздобывать множество стеклянных сосудов, то сейчас самое время исследовать местный рынок на предмет указанного товара.
Результаты не слишком обнадёжили. В Диу в отличие от Лондона не было Благочестивой компании стеклодувов. Более того, по всему выходило, что стекловарение – одно из немногих искусств, в которых христиане преуспели больше остальных. По словам Врежа, Дамаск триста лет назад славился стеклодувами, но с тех пор, как Тамерлан угнал всех мастеров в Самарканд, о них не было ни слуху, ни духу. Времени отправлять гонцов в Самарканд и наводить справки не оставалось. Пришлось обойтись стеклом, добытым у португальцев в Диу. Для сосуда, в котором пар будет пробулькивать через воду, Врёж нашёл целое оконное стёклышко размером с ладонь. Джек поручил медникам проделать в сосуде отверстие, а ван Крюйк, пользуясь морской сноровкой, закрепил в нём стёклышко так, чтобы по краям не текло. Всё это заняло немало времени. Но всё равно каждому ведру мочи надо было не меньше двух недель доходить до нужной кондиции, так что особой спешки не наблюдалось. Тем временем в холмах на севере мсье Арланк занимался углем; дрова рубили и пережигали в тандырах местные жители. Капитал таял с каждым днём. Из Сурата морем приходили известия или по крайней мере слухи, что тот или иной купец собирает караван с вооружённой охраной, чтобы прорвать блокаду маратхов на реке Нармада. Всякий раз, услышав такое, Сурендранат впадал в ярость. Он бегал по двору (лавируя между ёмкостями с мочой), швырял на землю тюрбан, подбирал его, чтобы швырнуть снова, и громко вопрошал богов, зачем он связался с безумными франками. Некоторое время казалось, что они так и останутся с перебродившей мочой, медными сосудами причудливой формы и несколькими крупицами порошка, в которых сумерки замешкивались после того, как вся Индия погружалась в ночной мрак.
Наконец с севера прибыли арбы, гружённые углем и дровами, а Вреж Исфахнян затарился целым ящиком стеклянных бутылей – бурых, неровных, с пузырьками, но всё-таки прозрачных. Теперь можно было приступать. Джек объяснил, а Патрик на своём примере убедительно продемонстрировал, что аппарат по окончании использования сгорает белым огнём; другими словами, у них был один и только один шанс.
И вот как-то утром Джек и ван Крюйк вместе с местными неприкасаемыми замотали лица тряпками и принялись сливать двухнедельную мочу из бочек и горшков в чан, под которым тем временем развели жаркий-прежаркий костёр. Остывшая за ночь моча нагрелась не сразу, а когда нагрелась, многие бежали со двора и многие – из окрестных кварталов. Они улепётывали бы с криком, если бы могли раскрыть рот. К запаху застарелой мочи все успели принюхаться, однако то, что вырывалось сейчас из чана, было явлением совершенно иного порядка. Котёл словно превратился в зев самого Юпитера-Амона, губящего смертных не громами с небес, но огненными испарениями преисподней. Воздух дрожал, птицы складывали крылышки и камнем падали на землю. Люди, закрыв локтем глаза и натыкаясь друг на друга, отбегали туда, где можно было дышать, потом оборачивались и смотрели на котёл сквозь жгучую пелену слёз. Время от времени кто- нибудь, набрав в грудь воздуха, подскакивал к адскому зеву и бросал в огонь новую порцию дров.
Но вот удушливый смрад рассеялся, и над котлом начал подниматься пар; когда же моча забурлила ключом, к котлу можно стало подойти. Дыхание Амона иссякло, но ненадолго. Не вся собранная моча поместилась в чан; по мере того как она выпаривалась, доливали ещё, и всякий раз чан извергал из себя преисподний дух. Так продолжалось почти весь день, но вот последний горшок опорожнили и выбросили на улицу. Вскоре запах аммиака рассеялся навсегда. Несколько часов чан просто кипел; пар валил столбом и таял в небе над Диу. Джек заглянул в чан и увидел, что моча упарилась до малой доли своего объёма; под кипящей пеной ворочалась густая желтовато-бурая масса. Её Джек время от времени помешивал деревянной лопаткой, проверяя густоту, как делал Енох Роот. Когда ворочать лопаткой стало трудно, он велел всыпать в чан истолчённый уголь. Джек мешал, покуда масса не стала равномерно серой, а лопатка не начала увязать. Влага по-прежнему оседала каплями на лбу, но Джек видел, что она выпарилась почти вся и действовать надо быстро. Остальные, видевшие, что приключилось с Патриковым глазом, знали это не хуже Джека. Не дожидаясь приказа, они при помощи тросов и палок подняли перевёрнутую воронку того же диаметра, что и чан, и опустили на него так, что воронка с чаном слились в поцелуе, а место соединения законопатили паклей и смолой. Теперь всё, что выделялось из серой массы, поступало в медный колпак, из
