плана сразу обнаружилось множество изъянов. Пришлось бы как минимум отдать всё золото, да и вообще многие не разделяли естественную любовь ван Крюйка к голландской стороне.
Галера, к которой был прикован мсье Арланк, на протяжении большей части боя почти не пострадала. Потом (согласно ван Крюйку) ее капитан получил указание протаранить некий голландский корабль. По пути она попала под обстрел, и, очевидно, на юте взорвалась граната. Вспыхнул огонь, и через несколько минут взрывом порохового погреба разворотило корму. Очень скоро нос неудержимо пополз вверх, словно стрелка часов. Галерники в носовой части – включая, надо полагать, мсье Арланка – выпустили из рук вёсла и уцепились за скамьи. Те, кто не удержался, висели теперь, как связки форели перед рыбной лавкой.
– Давайте подойдём к ним, – предложил Джек. – Это не опаснее, чем просто болтаться, и будет хорошим тоном.
Остальные сообщники выразили полнейшее несогласие. Вреж Исфахнян открыл было рот, чтобы возразить, но тут ярдах в двух над их головами пролетело пушечное ядро, подтвердив правоту Джека и положив конец спорам. Наср аль-Гураб повернул румпель, и они устремились к тонущей галере. Тем временем Джек спустился к гребцам, по пути крикнув Евгению, чтобы тот принёс молот и наковальню.
В ночь перед отплытием с Мальты, когда почти все свободные французские матросы пьянствовали и/или причащались в городе, а французские офицеры сидели на званых обедах, сообщники вооружились мушкетами и прошли между скамьями, расковывая гребцов (по паре за раз) и тщательно их обыскивая. Тюрбаны, платки и набедренные повязки вытряхивали и прощупывали, челюсти и ягодицы разводили, волосы прочёсывали либо обрезали. Иеронимо высмеивал эти предосторожности, особенно когда узнал, что весь сыр-бор разгорелся из-за слов «еретика-французишки». Однако он заткнулся, когда у него на глазах у немолодого тощего галерника по имени Жерар извлекли из ануса целый набор отмычек, и молчал, пока всё более невероятные скобяные изделия доставали, словно по волшебству, из различных телесных отверстий и предметов одежды. «Я уже не удивлюсь, если у кого-нибудь из ноздри вынут гранату», – сказал он наконец. Нашли и зеркальце, а потом второе, подтвердив Джеков рассказ. Ниязи впал в нехарактерную для него задумчивость, потом объявил: «Честь требует, чтобы мы отправили Инвестора в ад вместе с теми из его пособников, до которых достанут наши кинжалы». Десампарадо взъярился и почти час вышагивал между скамьями, вещая и охаживая новых гребцов «бычьим хером».
Однако галерников битьё впечатлило не больше, чем классические аллюзии[22]. Взбешённый Иеронимо был не хуже и не лучше любого французского унтер-офицера. Сильнее подействовали странные замечания, которые он обронил, исчерпав свой гнев – тут уж все поняли, что он безумен, и напугались.
Так или иначе, французские замки бросили в трюм, а цепи, надетые на рабов, разогрели на переносной жаровне и заклепали намертво, памятуя, что кто-то мог утаить отмычки при обыске.
Пока галиот под облаками картечи двигался через остатки флотилии, Джек вытащил из трюма один французский замок. Потом Евгений несколькими ударами разбил цепь на Жераре. Джек подобрал к замку ключ в оставленной французами связке. Затем Джек, Евгений, Жерар и Габриель Гото сели в ялик и на вёслах преодолели последние ярды до медленно тонущей галеры.
Сотни скованных людей уже ушли под воду, десятка два оставалось наверху. Скамья, к которой общей цепью были прикованы Арланк и его товарищи и за которую они цеплялись последнюю четверть часа, находилась сейчас в считанных ярдах над водой, и волны уже прокатывались по их ногам. Джек выбрался на эту скамью, держа конец надетой на Жерара цепи, обмотал её вокруг Арланковой и скрепил замком. Ключ он для надёжности выкинул, а замок расплющил молотом, чтобы нельзя было вскрыть отмычкой. Взгляд Жерара невольно устремился на цепь, удерживающую Арланка и его товарищей. Она заканчивалась на краю скамьи, где огромный замок крепил её к железной скобе.
Джек прыгнул назад в ялик, отдал Жерару отмычки и швырнул того за борт со словами: «Искупи свой грех!»
Разумеется, всё было не так просто, и пересказывая этот эпизод, Джеку пришлось дать более полный отчёт со множеством живописных подробностей, как то: истерическое бормотание одних галерников, молитвы других, руки, цеплявшиеся за борт ялика (их Габриель Гото обрубал мечом). От французских офицеров и солдат, которые вылезли на бак и теперь жаждали деньгами или силой добыть место на галиоте, отбивались Иеронимо, Ниязи, ван Крюйк и остальные. Рваные облака порохового дыма над головой, еле различимые тела утопленников внизу – в связках по пять, словно нитки жемчуга.
Однако тогда Джек почти не замечал этих частностей. Замок и цепь занимали его почти так же безраздельно, как Жерара. В какой-то миг, когда того затянуло под воду, Джек уже решил, что затея провалилась. Турок, который был ближе других к краю скамьи, скрылся в волнах с криком: «Аллах акбар!»; сосед Арланка ушёл под воду, твердя: «В руки Твои, Отче, предаю дух мой». На поверхности оставалось только лицо мсье Арланка. Но тут возник Жерар, за ним турок; они лезли по уходящей в воду галере, как по лестнице. Жерар выбрался на временно безопасное место, повернулся и швырнул замок Джеку в голову. Джек увернулся и захохотал.
– Вот твоё искупление, англичанин! – прокричал Жерар, рыдая от ярости.
Теперь они шли прямиком к устью Нила, днём под парусом, ночью на вёслах. Каждые несколько часов им попадался корабль из рассеянной на много миль французской эскадры. Раза три видели «Метеор», переживший сражение ценой ампутации бизань-мачты. С него сигналили зеркалами.
– Две вспышки, потом три, – сказал Наср аль-Гураб.
– По плану это означает, что мы должны сократить маршрут и идти вместо Абу-Кира к Александрии, – объяснил Мойше.
Аль-Гураб закатил глаза.
– С тем же успехом можно отправляться прямиком в Марсель. В Эль-Искандарии французы так же сильны, как турки.
– Если Инвестор хочет нас отыметь, не стоит самим подставлять ему задницу, – фыркнул Иеронимо.
– Тогда в Каир, чтобы хоть немного осложнить ему задачу, – предложил раис.
– Каир улыбается мне больше Александрии, – заметил Джек, – но всё равно это тупик – конец маршрута.
– Не обязательно – мы можем подняться по Нилу до Эфиопии, – рассмеялся Даппа.
Ниязи, расценивший шутку как неверие в своё гостеприимство, объявил, что готов до скончания дней ночевать на голой земле, лишь бы друзья спали в постелях, – при условии, что они доберутся до подножия гор Дар-Нуба.
– Каир выбрали потому, что он – самая восточная точка, до которой мы можем добраться морем, – напомнил Мойше, – и выгоднее всего продать наш товар на хвалёном базаре Хан-Эль-Халили, в самом сердце древнего города, именуемого Матерью Мира. И всё это по-прежнему верно.
– Но попав туда, мы не сможем выбраться обратно – Инвестору довольно будет поставить два корабля в двух устьях Нила, у Розетты и у Дамиетты, и мы в западне, – напомнил ван Крюйк.
– И всё же эта часть Средиземноморья по-прежнему принадлежит туркам. Им подвластны все порты, – сказал раис, – и судами много быстроходнее нашего в них доставлен приказ: при появлении такого-то галиота с командой по большей части из неверных груз немедля конфисковать, а команду заковать в кандалы. Отправиться в Каир и обменять
– Первый: Инвестор отымеет нас в Александрии, – сказал Иеронимо.
– Второй: мы окажемся в яме в каком-нибудь холерном левантийском порту, – подхватил Даппа.
– Третий: мы выбросим галиот на берег и побредём через Сахару, таща на горбу груз, – добавил Вреж.
– Эфиопия с каждой минутой нравится мне всё больше и больше, – заключил Даппа.
– Я поровну разделю своих жён между теми, кому есть, чем с ними жить, – объявил Ниязи, – а тебе, Джек, отдам моего лучшего верблюда!
– Джек, не бойся, – вмешался мсье Арланк, отводя его в сторонку. – У меня в Большом Каире есть пара знакомых торговцев. Через них я помогу тебе превратить твою долю в переводной вексель на амстердамский банкирский дом.
Джек вздохнул.
